Повелитель молний (Королевская кружевница) - Джанет Линфорд

Джонатан подошел к ней и, не скрывая своего желания, заглянул в лицо. Маргарет медленно повернулась к нему всем телом, не отводя взгляда. Его темные бархатные глаза завораживали ее, ей хотелось бесконечно смотреть в их бездонную глубину, постигая его душу. Их колдовское обаяние полностью захватило Маргарет, и со слабым стоном она жадно прижалась к его груди.

– Маргаритка! – горячо зашептал Джонатан. – Давай жить настоящим и постараемся забыть прошлое. – Сердце молодой женщины учащенно забилось в ответ. – Я очень хочу, чтобы ты отдалась мне по своему желанию, а не по необходимости. Забудь обо всем, что у тебя было.

– А ты? – жалобно спросила она, думая о его неотступном демоне мести. Она потерлась щекой о его руку. – Разве ты можешь забыть?

– Вот поэтому ты и нужна мне.

– Что, что ты сказал? – удивленно переспросила Маргарет.

– Ты слышала, черт возьми! – прорычал он, крепко прижимая ее к себе. – Иди сюда. Я покажу тебе, что имею в виду.

Руки Маргарет взлетели к его плечам, она с трепетным доверием ждала продолжения. Джонатан пристально посмотрел на нее, словно что-то обдумывая, потом неожиданно приник к ее губам жадным неистовым поцелуем.

Когда через несколько минут он оторвался от нее, Маргарет, ощущая во всем теле расслабляющую истому, беспечно подумала, что ее замужество через час станет законным, ошибка это с ее стороны или нет.

42

– Мне обязательно надевать этот дурацкий корсаж?

Маргарет стояла перед зеркалом в своей комнате среди разбросанных повсюду разнообразных платьев, снежно-белых кружевных рюшей и воланов. Однако ее настроение отнюдь не соответствовало этой веселой радуге. Она раздраженно бросила на пол тугой корсаж.

– Не хочу надевать эти платья, в которых невыносимо душно, и не хочу замуж. Я передумала. Свадьбы не будет, пока мне не вернут Пэйшенс.

Помогавшая ей одеваться Мари молча подняла корсаж, Бертранда успокаивающе заговорила, поднимаясь со стула:

– Ну, ну, Маргарет, не нужно волноваться. Оставь корсаж, если он тебе не нравится. Это платье и без него прекрасно на тебе сидит. Мари, девочка, не сходишь ли ты в церковь посмотреть, как там идут дела? Мне нужно перекинуться словечком с нашей невестой.

Как всегда сдержанная и покладистая, девушка взяла веер и вышла, осторожно притворив за собой дверь.

Маргарет закрыла глаза, охваченная единственным желанием где-нибудь спрятаться.

– Расскажи мне, как произошло, что вы с Джонатаном расстались? – задала Бертранда неожиданный вопрос.

– Как тебе сказать? Частично из-за меня, то есть по моей вине.

Маргарет тяжело вздохнула и бросилась в кресло, сминая складки тщательно разглаженного платья. Она потерла ноющий висок.

– Кроме того, мы были очень молоды и не решились пойти против родителей, которые не хотели нашего брака.

– Это единственная причина? А твой отъезд после смерти отца? Я знаю, тебе пришлось уехать, потому что он это завещал. Но ты могла бы сказать деду, что хочешь замуж за Джонатана. Говорила ты ему об этом?

– Как будто ты его не знаешь, Бертранда! Он и слушать не захотел бы, ведь Джонатан всего лишь сын низкого купчишки, как говорила моя мать. Да о чем толковать, мне вообще не хотелось жить, когда он заставил меня выйти замуж за Оливера.

– Из-за того, что потеряла отца? Понимаю…

– Нет, из-за того, что предала его! Одну его смерть мне, наверное, легче было бы пережить, – горько усмехнулась Маргарет. – Но я никогда не прощу себя, что он умер из-за меня.

– Как страшно это слышать, mon amie. Что же случилось?

– Я оставила его одного, а когда вернулась, он уже умер. Пойми, Бертранда, если бы я была с ним, он еще жил бы! А я ушла на свидание с Джонатаном, видишь ли, не могла удержаться!

– Насколько я знаю, твой отец долго болел, это так? – осторожно спросила Бертранда.

– Да, около года. Он так изменился за это время, так страшно исхудал. Последнее время его терзала лихорадка, и мой дорогой отец так исстрадался!

В глазах молодой женщины блеснули слезы.

– Тогда, извини, мне не очень понятно, почему ты винишь себя. Он мог умереть в любую минуту, и какое имело значение, где ты была в этот момент! А если бы это случилось, когда, дежуря у его постели, ты заснула бы? Ты бы и в этом случае упрекала себя?

Маргарет сдвинула брови, стараясь представить себе эту картину. Ей так хотелось поверить в свою невиновность. Кажется, впереди забрезжил неясный пока свет понимания…

– Не знаю, право… Вот и Джонатан говорит мне то же, что и ты.

– И он совершенно прав. Дитя мое, ты заходишь слишком далеко, полагая, что все зависит от тебя. Ну, например, если бы ты плела кружева, и кто-нибудь испортил их, когда ты вышла, ты тоже винила бы себя? Ведь нет?

Маргарет с неуверенной улыбкой покачала головой, вдумываясь в слова старой француженки.

– Ах, Маргарет, к сожалению, человек не может подняться выше своих возможностей, и это необходимо понять и принять. Каждая мастерица создает свое кружево, качество и красота которых зависит от ее способностей. Она может совершенствовать свое искусство, но до каких-то пределов, которые ей уже не перешагнуть. И если она станет мучиться завистью к талантливой сопернице, это только убьет ее искусство, но все равно она не сравняется с ней. Так и с тобой, Маргарет, ты сделаешь себя несчастной, требуя от себя того, что от тебя не зависит. Подумай об этом как-нибудь позже.

Бертранда наклонилась и весело расцеловала Маргарет в обе щеки.

– А теперь, вставай, моя девочка, нужно расправить юбки. Сегодня ты необыкновенно хороша, и это твой самый счастливый день. Ведь ты выходишь замуж за человека, которого любишь! Уверена, твой отец порадовался бы за свою любимую дочку. Радуйся и ты, Маргарет.

– Постараюсь.

Отчасти успокоенная ее словами, Маргарет бросилась в раскрытые объятия Бертранды, стараясь не показывать своей тревоги из-за предстоящей ночи.

Вскоре Маргарет стояла перед входом в дворцовую церковь в Гринвиче, словно погруженная в транс. Похолодевшие от волнения руки крепко сжимали букет золотистых и белых маргариток, присланных женихом, которые создавали гармоничное сочетание с пышным платьем цвета первых лучей солнца, отделанного кружевной пеной рюша.

Предстоящая церемония с новой силой вызвала в памяти ее свадьбу с Оливером, не скрывавшим во время обряда своего жадного нетерпения поскорее уложить ее в постель. Как кровавую жертву, она отдала ему свою невинность, не испытав при этом ничего, кроме боли и унижения, которые сопровождали потом всю ее недолгую брачную жизнь. После его смерти она решила, что больше ни один мужчина не станет хозяином ее жизни. Может, она все-таки совершает ужасную ошибку?