Четверги с прокурором - Герберт Розендорфер

– На пятьдесят.

– …на целых полмарки. И вы думаете, я смогу запудрить мозги тому, кто рассудок потерял от ревности и кто во что бы то ни стало стремится заполучить доказательства неверности супруги? Думаете, Менле расцелует меня за эти, с позволения сказать, сведения? Вы с ним, случайно, не знакомы?

– Упаси Бог, нет.

– Зато я знаком. Это вспыльчивый, несдержанный человек. Из тех, кто рогом землю роет, но своего добьется. И к тому же строительный магнат. Вчера он мне заявил: «Если до завтра (то есть до сегодняшнего дня) вы не предоставите мне исчерпывающих доказательств, тогда… тогда вы – болван!» Именно так он и выразился. «Тогда я с вами дела не имею» – вот что он мне сказал. Дорогой друг! Спасите меня. Не губите мое только что открывшееся предприятие. Вдохните в него жизнь. Вот, возьмите эти пятьдесят марок.

– Я что-то никак не пойму вас. Между мной и Беатрикс все кончено. Еще несколько месяцев назад все было кончено.

– Она вас до сих пор любит.

– Ну, знаете…

– Знаю. Менле как-то под изобретенным им же благовидным предлогом дал мне возможность переговорить с ней. Она и мне отказалась признаться, что знакома с вами. Но по ее лицу я понял, что она знает вас и любит. А глаз у меня наметанный.

– Что, и этому вас учат в школе частных детективов? Или даже существует университет, где штудируют, как торчать под окнами и ходить за человеком по пятам чуть ли не в туалет?

– Вам легко изощряться в остроумии, а мне, простите, не до шуток. Я ведь сейчас завишу от вас. Помогите мне. Напишите Беатрикс, назначьте ей встречу в каком-нибудь кафе.

– Вот как раз этого мне меньше всего хочется.

– Зато деньги вам явно будут кстати.

Тут Шпицхирн слегка подвинул купюру поближе к Густаву.

– Поймите, если наша с вами затея выгорит, – понизив голос, обратился он к манекенщику, – гонорар пополам. Мы еще выпотрошим этого Менле, как рождественского гусака.

Забегая вперед, скажу: именно так и произошло.

Густав настрочил Беатрикс душераздирающее послание, попросил прощения, заверил в искренности чувств и предложил встретиться в кафе «Францмаи». Шпицхирн позаботился о том, чтобы письмо дошло до адресата, предусмотрительно сняв с него копию. Эту копию, приложенную к детальному отчету, он с видом победителя вручил Менле. Шпицхирн, о котором не знал никто из окружения главы строительного концерна, не говоря уже о его пикантных обязанностях, имел постоянный доступ к Менле, кроме того, располагал секретным номером телефона, по которому, минуя телефонистку, мог вызвонить его непосредственно в кабинете. Для этого требовалось лишь назвать пароль – в данном случае «кенгуру». Почему Менле остановил выбор на названии именно этого животного, для меня так и осталось загадкой, поскольку кусок, который я успел прочесть, никаких объяснений на сей счет не содержал; может, физиономия Шпицхирна слегка напоминала ему это обитающее в Австралии млекопитающее. Услышав пароль, Менле открывал дверь специального лифта, выход из которого располагался за большим зеркалом в его личной ванной. Так было и на этот раз.

– Ну вот видите, Шпицхирн! – торжествовал Менле. – Коньячку? Кофейку?

– Не откажусь, герр Менле.

– Видите, видите? Если по-настоящему захочешь, какие могут быть преграды? Я всегда в жизни следовал этому правилу. Результат вы имеете возможность видеть собственными глазами… – Широким жестом Менле указал на раскинувшееся за окном предприятие. – И прошу вас, не сердитесь на меня, но вам, молодежи, необходимо время от времени задавать хорошую трепку, чтобы вы понимали, что к чему. Для вашей же пользы. Еще рюмочку? Ваше здоровье!

И вручил Шпицхирну конверт с еще одним, куда более внушительным авансом. На вопрос Менле, каким все-таки образом ему удалось достать письмо, частный детектив лаконично ответил:

– Профессиональная тайна.

Менле тут же прикусил язык, поняв, с кем имеет дело.

С этого дня все пошло как по маслу. И хотя Густав и Беатрикс уже в свою первую встречу едва не передрались, они тут же помирились…

– Старая песня! – констатировал потом Густав в разговоре со Шпицхирном. – До боли знакомая. Я давно понял, почему тогда послал это сокровище на все четыре стороны. И сейчас не прочь послать.

– Ну, пока что с этим придется повременить, – рассмеялся Шпицхирн, одарив Густава половиной упомянутого внушительного аванса.

Густав сразу же погасил долг за электричество и телефон, потому что в противном случае их грозили отключить.

– Долг за квартиру платить пока не буду, – сообщил он. – Думаю, если дело пойдет, переберусь куда-нибудь поприличнее.

Дело пошло. После непродолжительного периода мук от угрызений совести, что, впрочем, было совсем нехарактерно для человека склада нашего героя Густава, он привычно разыграл роль по уши втрескавшегося, тайные встречи с Беатрикс в укромных местах продолжились, иногда она даже наведывалась к нему. Впрочем, по правде говоря, Густаву жаловаться было не на что – свидания с капризной, но весьма и весьма привлекательной Беатрикс хоть и были изнурительны, но приятны, тем более что Менле регулярно отсчитывал Шпицхирну приличные суммы в обмен на отчеты, составленные со слов Густава.

– И как вам все это удается? – неизменно спрашивал строительный магнат.

– Профессиональная тайна, – неизменно отвечал частный детектив.

Установили магнитофон. Первая попытка использовать его провалилась. Скрип кровати был едва слышен. Шпицхирн потрудился над пленкой, то есть сам вскочил на кровать Густава и попрыгал. Владелец кровати тоже помог. Однако, послушав запись, оба вынуждены были скептически улыбнуться – кровать скрипела, но как-то малоубедительно. Неподлинно. Пришлось записывать голоса Беатрикс и Густава, а потом уже на них наложить скрип. Вышло куда реалистичнее. Менле был в восторге. И отсчитал денежку.

Густав съехал с прежней квартиры, приобрел авто. Предложения агентства, которые почему-то посыпались одно за другим именно сейчас, он с иронической улыбкой отклонял, хотя фурункула и след простыл. Тем не менее Шпицхирн предостерегал его – мол, не вечно же будет так продолжаться, может, и стоило бы… Но Густав проявил завидную изобретательность по части изыскания способов разжечь ревность Менле. Однако Шпицхирн был неумолим:

– Когда старый черт получит достаточно доказательств, он тотчас же подаст на развод, и тогда…

Однако это ничуть не смущало Густава.

– Брось ты! Он упивается своей ревностью.

И в самом деле, Шпицхирн заметил, что Менле жаждал все новых и новых доказательств, скрупулезно вникая во все детали встреч супруги на стороне. Что это? Извращенная реакция мазохиста? Такое известно в психологии, речь идет о своего рода замещении, удовлетворении собственных желаний за счет другого. Может быть, это? В комбинации с самоистязанием? И чего только не сыщешь в неведомых закоулках человеческой души, даже если это душа строительного магната и мультимиллионера. Менле требовал фотоснимков.

– Ни за что! – отрезал Густав. – Я ее знаю, она и слышать не захочет о том, чтобы сниматься в чем мать родила. Но он ошибался – несмотря ни на что, Густав плохо знал свою пассию. Стоило ему лишь намекнуть, как Беатрикс тут же стащила с себя платье. Это произошло в парке замка в Вюрцбурге. В парке было полно гуляющих, день стоял теплый, солнечный – а Беатрикс как ни в чем не бывало расположилась в обнаженном виде у фонтана, позируя Густаву. Не успели люди опомниться, как все было готово и Беатрикс оделась. Более того, эта женщина, оказывается, была прирожденной эксгибиционисткой… В замке Нимфенбург в Каменном зале, в Старой пинакотеке, на живописном кладбище Зюдлихер… Временами Густаву приходилось чуть ли не силой надевать на нее платье. Потом у нее возникло новое увлечение: езда в голом виде в автомобиле. И Беатрикс хохотала, наблюдая, как водители магистральных грузовиков, выпучив глаза, едва не сваливались в кювет, заметив ее. Густав щелкал фотоаппаратом, а восторгу Менле не было границ.

В последней главе, которую я читал и, между прочим, так и не дочитал до конца, описывалась драматичная сцена, возможно, предварявшая роковой финал. Как раз на этом месте по поездному радио объявили, что мы прибываем на станцию, где мне предстояло пересесть в другой поезд. И я положил книгу рядом с собой на сиденье, чего делать, конечно, не следовало. И только в следующем поезде сообразил, что книга небось едет в другом направлении…

Упомянутая мной сцена, которую я намерен описать, произошла в новой квартире манекенщика Густава… Какую фамилию мы ему подобрали?

– Куперц, – напомнил герр Бесслер.

– Значит, в новой и расположенной в пентхаусе квартире, снять которую позволили щедрые финансовые вливания Менле. Герр Куперц был навеселе. В виски уже более не было недостатка, а он пристрастился к этому напитку, еще рекламируя его, когда получал пару ящиков в порядке натуральной оплаты. И Густав напился, но не до помрачения рассудка, а как опытный пьяница, знавший, как растянуть блаженство. Что ничуть не мешало ему упаковывать чемоданы для предстоящей поездки в Неаполь. Беатрикс сочинила для супруга слезливую историю о внезапно занемогшей подружке, которую ей обязательно нужно проведать. Менле сделал вид, что поверил. На самом же деле он уже располагал соответствующей информацией Шпицхирна и с нетерпением дожидался – как Шпицхирн сообщил Густаву – новой фотосерии, обещавшей быть ничуть не менее увлекательной, чем предыдущие: голенькая Беатрикс на застывшей лаве с Везувием на заднем плане.