Околдованная - Лора Таласса
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На миг я вглядываюсь в темные пятна собственного разума, сама сомневаясь в себе. Я же не могу знать, что забыла.
Офицер Ховакан, должно быть, чувствует направление моих мыслей, потому что откладывает планшет и подается вперед, скрестив перед собой руки:
– Мисс Бауэрс, я собираюсь задать вам гипотетический вопрос. Это не обвинение, мне просто любопытно: возможно ли, что вы были причастны ко всем этим смертям и просто этого не помните?
От одной лишь мысли о чем-то подобном комната качается у меня перед глазами. У меня кружится голова, меня подташнивает от беспокойства.
Трясу головой, унимая нарастающую панику.
– Я не убийца, – выдавливаю хрипло.
– Как вы можете это знать?
Как я могу это знать?
Тру руки; от его слов чувствую себя грязной, грязной насквозь.
– Мой разум и моя совесть – это не одно и то же. Я могу забыть, что я сделала, не забывая, кто я.
Конечно, я не убивала тех женщин.
Но ты могла убить кого-то вчера ночью, – шепчет мой разум. – А Мемнон, возможно, как раз в данный момент заканчивает работу.
– Меня обвиняют в убийстве? – тихо говорю я; внутри все переворачивается. – Потому что если да, то мне нужен адвокат.
Офицер Ховакан качает головой и снова садится ровно.
– Нет, мисс Бауэрс, мы же говорили гипотетически.
– Ладно, – осторожно говорю я.
– Что ж, мисс Бауэрс, на данный момент это все, что нам нужно. Можете оставить ваш ежедневник? – спрашивает он, барабаня пальцами по блокноту.
Открываю рот, чтобы согласиться, но колеблюсь.
– Он нужен мне для занятий. – Честно говоря, он нужен мне для всего. Там моя жизнь, и, судя по тому, как много воспоминаний я потеряла недавно, мне придется полагаться на записи больше, чем когда-либо. – Я могу задержаться, если вы хотите снять с него копии или сфотографировать.
Офицер Ховакан кивает:
– Так мы и сделаем. Вы сказали, у вас есть еще блокноты?
Теперь киваю я.
– Вы не откажетесь показать их нам, если возникнет такая необходимость?
В смысле – если я стану главным подозреваемым?
Жую нижнюю губу.
– Хорошо.
Конечно, делиться своими записными книжками мне не особо хочется – мысль о том, что офицеры будут листать их, читать, хранить в качестве улик, весьма неприятна, но и виновной мне выглядеть тоже не хочется.
Потому что я не виновна. Я бы знала, если бы это было так.
Полагаю.
Глава 32
Сижу за столом. Два абзаца, которые мне удалось написать о магических различиях между лавандой сушеной и свежей, практически забыты, поскольку смотрю я на свой банковский счет.
Кредит превышен.
При виде цифр все внутри сжимается.
Императрица…
Мигом позже я чувствую Мемнона. Не знаю как, но я чувствую, что он поднимается по лестнице моего дома – так, будто дом этот принадлежит ему, и, клянусь, ведьмы, мои соседки, затихают, когда он проходит мимо. Наше общежитие не предполагает свободный приход и уход гостей, но Мемнон явно из тех парней, которым плевать на правила.
Не проходит и минуты, как дверь открывается, впуская Мемнона. Пытаюсь не замечать, как чертовски соблазнительно он выглядит в простой футболке и джинсах. Но при его потрясающей фигуре, оливковой коже и затейливых татуировках даже самый обычный наряд будет казаться сексуальным и вызывающим.
– Неплохо было бы постучать, – говорю я, забираясь в кресло с ногами.
Если он вообще знает, что значит – постучать. Держу пари, Мемнон появился на свет раньше, чем изобрели хорошие манеры.
– Возможно, если бы нас уже не связывали узы, – отвечает он. – Это лучше, чем стук.
– Ничего нас не связывает.
Мемнон небрежно пинает дверь пяткой, закрывая ее.
– О, вижу, мы снова упорствуем в отрицании?
– Речь об отрицании может идти только в том случае, если бы это было правдой, – заявляю я, не в силах отвести от него взгляда. – А это не так.
Он приподнимает бровь и пересекает комнату.
– Знаешь, преследование – это преступление, – говорю я.
– Думаешь, это меня остановит? Я уже как-то охотился на тебя.
Упавший темный локон прикрывает его глаз. Так он выглядит настоящим разбойником.
Я вздрагиваю.
– Когда? – спрашиваю. – Когда ты охотился на меня?
Кажется, он доволен, что я спросила.
– Когда взял тебя в жены.
Он проводит пальцем по моей нижней губе, совсем как тогда, когда мы расстались в последний раз. И смотрит на меня так, словно вспоминает, каково это – обладать мной.
В смысле, Роксиланой.
– Когда сделал тебя моей царицей, дал тебе богатства и неуклонно расширяющуюся империю.
– Да, да, это мы уже много раз проходили. И все же ты ожидаешь, что я поверю, что Роксилана прокатила тебя.
В смысле, если бы кто-то вызвался быть моим папиком и был бы таким вот симпатичным, не думаю, что я бы похоронила его заживо.
С другой стороны, Мемнон – тот еще засранец.
Засранца я могла бы похоронить.
Может, эта цыпочка Роксилана и была в чем-то права?
Мемнон хмурится, его недавнее хорошее настроение быстро улетучилось.
– Ты обещала мне ответы, – говорит он, скрестив на груди руки. – Я хочу их получить.
Ответы… мне требуется пара секунд, чтобы вспомнить, что я действительно согласилась на это, и еще миг, чтобы сообразить, что Мемнон на самом деле не знает никаких подробностей случившегося вчера ночью. Он просто спас мою задницу, а потом залатал меня.
Пока я собираюсь с мыслями, колдун заглядывает мне через плечо на открытую на моем компьютере страницу и видит плачевное состояние моего банковского счета.
Поспешно закрываю ноутбук.
– Проблемы с деньгами? – спрашивает Мемнон с непроницаемым выражением лица.
– Откуда ты вообще знаешь о дистанционном банковском обслуживании? – подозрительно спрашиваю его. – И о современной валюте, если уж на то пошло?
Мой взгляд скользит по его футболке и джинсам, перескакивает на кожаные ботинки. Теперь мне действительно становится интересно, как колдун сводит концы с концами.
– Ты и вправду хочешь поговорить об этом сейчас, est amage? Не уверен, что тебе понравятся мои ответы.
Настороженно смотрю на него. Знаю, он способен копаться в чужих мозгах – помню, как он проделывал это со мной, – так что понимаю, что у него есть способы увидеть современный мир глазами других. Не знаю только, почему это меня беспокоит…
Не совладав с собой, тру лицо.
– Все нормально. Все будет хорошо.
Это не ответ, скорее – мотивирующая речь.
Мемнон ничего на это не говорит, и от его молчания мое финансовое положение отчего-то кажется мне еще более безнадежным.
