Околдованная - Лора Таласса

Он смотрит на меня, и взгляд его тяжел:

– Est amage, ты прокляла себя.

Глава 34

Как только мы возвращаемся в мою комнату, хватаю ручку и блокнот.

Есть несколько вещей, которые мне обязательно надо запомнить. Поспешно записываю их, начиная с сарматских командных слов, которые нужно произнести, чтобы открыть и закрыть дверной проем, и заканчивая damnatio memoriae и Законом Трех.

С тех пор как Мемнон озвучил две последние концепции, он пребывает в странном настроении – наполовину подавлен, наполовину задумчив.

Мысль о том, что я какая-то там вышедшая в тираж бывшая любовница, которая устроила все эти неприятности… такого рода истории раскручиваешь, чтобы придать смысл какому-нибудь нелепому мировоззрению.

И это вовсе не значит, что я не должна с этим разобраться.

Кладу ручку и поворачиваюсь к мужчине. Мемнон уселся в кресло возле моей кровати и разглядывает десятки блокнотов, стоящих в книжном шкафу.

Не знаю, почему он еще не ушел. Я думала, он так и сделает. Чего я не ожидала, так это того, что мне понравится его компания. Он странный, раздражительный, он… много чего еще, но мне правда не хочется с ним расставаться.

Внимание его переключается с записных книжек на стикеры, которыми залеплены мои пожитки. Бумажки повсюду – на обложках учебников, на абажуре, на столе, на двери. Знаю, что та, что на двери, напоминает о том, чтобы я проверила, взяла ли с собой ежедневник.

Мемнон барабанит пальцами по подлокотнику кресла и нетерпеливо покачивает ногой.

– Прекрати, – говорю я.

Мемнон переводит взгляд на меня. Ничего не говорит, но в глазах его вопрос.

– У тебя такой вид, словно ты пытаешься что-то постичь. – Вообще-то у него такой вид, словно он пытается постичь меня. Я потираю руки. – Меня это нервирует.

Он перестает барабанить и ногу ставит ровно. Ну и что толку? Мемнон спрятал свое возбужденное беспокойство, но оно еще бродит в его глазах.

Подхожу к кровати и сажусь на нее, так близко к Мемнону, что касаюсь его коленом.

– Кто ты? – спрашиваю. – Если не считать Мемнона Проклятого.

Мои слова, похоже, отрывают колдуна от раздумий.

– Я никогда не был Мемноном Проклятым. Я был Мемноном Неукротимым. Полагаю, ты одарила меня новым титулом, похоронив меня.

Прикусываю язык, чтобы не вступить с ним в очередной спор.

– Что еще?

Он чуть наклоняет голову, обдумывая мой вопрос.

– А что ты хочешь знать?

– Я не знаю – что угодно… все.

Он смотрит на меня, долго смотрит; эти его загадочные глаза проникают, кажется, в самую душу. Потом колдун вздыхает и начинает:

– Я Увагук Мемнон, сын Увагук Тамары, царицы сарматов, и Ильяпы Хуно, царя-колдуна моче.

– Они правили разными народами?

– Est amage, они правили разными континентами. Мой отец родом из земель, известных тебе как Перу. Он встретил мою мать только потому, что знал, как манипулировать лей-линиями.

Лей-линии – это силовые линии, линии энергии земли, магические дороги, сетью лежащие на мире. Это области, где пространство и время искривлены. Человек, умеющий по ним ориентироваться, способен пересекать океаны за считаные минуты. Черт, он даже может отправиться в иные измерения – Потусторонний и Нижний мир рассекают те же лей-линии, что покрывают землю.

Я не слишком-то много знаю о них.

– Ты говоришь, что две тысячи лет назад твой отец покинул Южную Америку, чтобы посетить другой континент, другой край света?

Потому что это перевернуло бы всю историю, созданную не-магами на момент встречи Востока с Западом. Зато объяснило бы, почему я нашла самого Мемнона, жившего в Евразии, спящим в склепе где-то в северном Перу.

– Он вообще много путешествовал, не только туда, – говорит Мемнон. – Но – да.

Стоило бы задержаться на этом, но, честно говоря, меня не особенно интересует отец Мемнона. Меня интересует сам Мемнон.

– Что еще?

В уголках его глаз появляются морщинки, словно я его забавляю, – хотя, может, он просто доволен, что завладел моим вниманием.

– Я учился скакать на лошади и ходить одновременно, а своего первого врага убил, когда мне было тринадцать. Но, возможно, самое главное то, что сила моя впервые пробудилась, когда ее призвала ты.

Обычно суперы пьют особый отвар, «горькую сладость», чтобы Пробудить свои силы. Услышать, что с Мемноном было не так, что какая-то особа – Роксилана, полагаю – пробудила его магию…

– Как?

Мемнон награждает меня тяжелым взглядом:

– Травма. Когда ты была ребенком, римские легионы напали на твою деревню и убили твою семью. В страхе ты позвала меня через наши узы.

Я едва дышу. И даже не поправляю его, напоминая, что говорит он не обо мне.

– Много лун меня смущал тот перепуганный голос в моей голове. Я не знал, кто ты, где ты живешь – и даже жива ли ты. Я думал, ты дух, говорящий на языке, которого я сперва и не знал. И ты не могла меня слышать… – долгое время. Но когда услышала, – Мемнон улыбается, – все стало очень даже весело. Мы разговаривали друг с другом постоянно – иногда даже когда не собирались. Помню, как-то в разгар битвы я услышал, как ты ругаешь себя за то, что разбила чашу.

Смотрю на Мемнона, жадно ловя каждое слово.

– Я начал искать тебя, когда мне исполнилось тринадцать, но только после того, как был коронован и смог повести свою орду на запад, в Римскую империю, чтобы найти тебя.

Колдун умолкает.

Его рассказ причиняет мне боль, острую боль. Не знаю почему. Может, потому, что это так романтично – короли, орды, поиск женщины, с которой связан, но не можешь ее найти.

– Что еще?

Взгляд Мемнона, вперившийся в меня, пуст и тосклив. Потом рот его кривится в улыбке, а в глазах вновь вспыхивает все тот же расчетливый блеск.

– Любопытно, Императрица?

Невольно смотрю на его губы.

– Почему ты зовешь меня так? «Императрица»?

Он снова садится в кресло, и теперь его ухмылка греховна.

– Потому что римляне поработили тебя, и мне нравится отдавать дань уважения твоей силе на их языке. Это меня немножко возбуждает. А тебе нравилось еще больше.

– Роксилане, – шепчу я. – Все это происходило с Роксиланой.

Глаза Мемнона – точно угли; я не могу отвести от него взгляд. За этим чеканным лицом – столько подспудных чувств!

– Да, – соглашается он, – это происходило с моей Роксиланой.

Мне кажется, что мы оба сейчас балансируем на натянутом канате. И в любую секунду кто-то из нас может упасть.

– Чего ты хочешь? – тихо спрашиваю