Околдованная - Лора Таласса

Пульс зашкаливает, но что-то в этом колдуне внушает мне… полную безопасность.

Может, просто то, что он спас мне жизнь?

Опускаюсь на кровать, а пальцы Мемнона подцепляют пояс моих джинсов вместе с трусиками и тянут все вниз, тянут и стягивают, а потом скользят по моей голени вверх, к бедру. Взгляд его шарит по моему телу, так долго, так тщательно, что из ладоней моих сочится нервная магия.

Потом глаза его встречаются с моими.

– Ты держишь меня в плену, маленькая ведьма, – хрипло говорит колдун. – Очень, очень давно я не видел тебя такой.

Ролевая игра – это просто ролевая игра.

– И нравится ли моему царю то, что он видит? – спрашиваю на сарматском.

Вопрос предполагает легкий игривый ответ, но только после того, как он слетает с моих губ, я понимаю, что вообще-то серьезно подставилась.

– Каждый дюйм твоего тела – само совершенство, моя царица, – говорит Мемнон с кривой улыбкой. – Сотворив тебя, Апи создал идеальную, безупречную женщину.

Сглатываю, не зная, как отреагировать на такое. О нет, это отнюдь не отказ, я не отвергнута, но принять подобный комплимент мне отчего-то не менее трудно.

Мемнон опускается между моих бедер.

– А теперь, половинка моя, давай посмотрим на твою прелестную киску.

Половинка?

О нет, нет, нет.

Прижимаю ладонь к губам Мемнона, трясу головой:

– Можешь звать меня своей царицей, своей владычицей, своей ведьмой, но… только не так.

К такой ролевой игре я пока не готова.

Мемнон приподнимает брови. Осторожно отводит мою руку от своего рта, задерживаясь, чтобы поцеловать каждый палец. Это так странно… нежно.

– Хорошо… Селена, – соглашается он.

И переключает внимание на мое лоно. Под его взглядом мне хочется съежиться. А Мемнон закидывает мои ноги, сперва одну, потом другую, на свои плечи.

Потом раздвигает мои половые губы и смотрит во влагалище так, словно пытается узнать по нему будущее.

– Как же я скучал по ней.

Он наклоняется и осыпает меня поцелуями. Губы его порхают так благоговейно, что я даже вздрагиваю, когда его язык скользит по моей щелке – куда смелее, чем касались губы.

Мемнон стонет.

– Ох, эта твоя сладость, Императрица! – Он стискивает меня крепче. – Все вина мира не пьянят меня так, как пьянишь ты!

Слегка ерзаю, упираясь пятками ему в спину. Нервозность моя нарастает.

Пальцы его разминают мои бедра.

– Я чувствую твое напряжение, – говорит мужчина. – Расслабься, я хочу позаботиться о тебе.

Я и не осознавала, что напряглась, но это действительно так. Усилием воли расслабляю мускулы.

– Вот так, – воркует он. – Прекрасная Императрица, тебе не о чем тревожиться в моих руках. Я так истосковался по тебе – такой.

Он снова целует меня, слегка царапая зубами мягкие складки, ласкает кожу языком. Бедра мои самовольно подергиваются, подстраиваясь под ритм Мемнона.

А когда губы колдуна находят мой клитор, я кричу:

– Est xsaya!

Мой царь!

Я… вообще-то я не хотела так говорить.

Мемнон застывает, как будто он тоже знает это.

Чувствую, как он ухмыляется, как его руки крепче стискивают мои бедра.

Мне нравится, как твой милый голосок произносит эти слова.

Мемнон говорит прямо в моей голове. Потом губы его становятся жадными, требовательными. Он терзает мой клитор, срывая с моих уст стон за стоном.

Это неизмеримо лучше, всего, что было у меня до Мемнона. Все равно что сравнивать воду и вино.

Вновь вонзаю пятки в спину колдуна, но это, кажется, только пришпоривает его. Мемнон опускается ниже, к самому лону. Его язык проникает в меня, и я снова кричу, вцепившись в его волосы, вжимаясь в его лицо.

– Как же мне хорошо, Мемнон, – бормочу я. – Как же мне хорошо.

Потрись, потрись об меня, est amage. – Он продолжает говорить прямо в моем разуме. – Хочу, чтобы все мое лицо было в тебе, когда я с тобой закончу.

Я зашла уже слишком далеко, чтобы его слова шокировали меня.

На место языка приходит палец, и я задыхаюсь от новых ощущений.

– Назови меня своим царем еще раз, – говорит Мемнон, прижимаясь ко мне вплотную, – назови, и я добавлю еще один.

Закрываю глаза, мотаю головой, улыбаюсь.

– Est xsaya, uvut vakosgub sanpuvusavak pes I’navkap.

Мой царь, я умру, если ты этого не сделаешь.

Он тихо смеется, щекоча мою кожу.

– Это ты меня погубишь.

К первому пальцу присоединяется второй, раздвигая вход шире.

Тихо скулю, впитывая ощущения. Слышу тихое влажное хлюпанье – это его пальцы двигаются во мне.

Рот Мемнона возвращается к клитору, и он делает языком что-то такое, от чего мои бедра дергаются, а из горла вырывается крик.

Отпускаю его волосы и привстаю, глядя на него вытаращенными глазами:

– Что это было?

Колдун делает паузу, чтобы тоже посмотреть на меня.

– Не стоит так удивляться, est amage. Я изучал твое тело годами. Я знаю, что ему нравится.

От его слов у меня мурашки бегут по коже. Возможно, впервые они по-настоящему беспокоят меня, потому что мне действительно понравилось то, что он сделал, хотя я и не знала, что понравится. Суть в том, что я недостаточно хорошо знаю собственное тело, чтобы понимать, какие уловки способны быстро довести меня до оргазма. А Мемнон, очевидно, знает, и это… тревожит.

– А теперь верни руки к моим волосам, Императрица, – приказывает мужчина, – и потрись об меня еще раз. Мне нравится чувствовать, что я с тобой делаю.

Не дожидаясь, когда я послушаюсь, он снова целует и лижет меня. И я запускаю пальцы в его волнистые локоны, и трусь об него, и, кажется, не могу остановиться. Я буквально растекаюсь под его ласками.

Его пальцы вновь погружаются в меня, и язык проделывает то же самое – кажется, кружит вокруг клитора. И бедра вновь дергаются навстречу колдуну.

Задыхаюсь:

– Мемнон.

Он повторяет фокус. И еще раз. И еще.

Я корчусь и извиваюсь, а он играет на мне, как на музыкальном инструменте, подводя все ближе и ближе к опасному краю.

Я чувствую, ты вот-вот кончишь, – шепчет он в моей голове, не отрываясь от ласк.

Не утруждаю себя ответом. В конце концов, он прав.

Назови меня своей половинкой, – продолжает он, – и я тебе это позволю.

Простите, что?

Издаю недоверчивый смешок.

Я думала, мы уже все обсудили. Думала, он согласился отказаться от этого слова.

А если нет? – безмолвно спрашиваю его.

Мемнон перестает меня целовать, перестает гладить; он точно каменеет.

– Тогда я не дарую тебе разрядку, – произносит он вслух, глядя на меня снизу вверх.

Встречаю его взгляд.

– Ты ублюдок.

Пальцы его вновь начинают двигаться.

– Близко, – шепчет он, – но