Околдованная - Лора Таласса

– Всего, – отвечает он. – Мою империю, мои богатства, мой дворец, обожающих меня подданных. Но больше всего я хочу тебя.

Не знаю, кто делает первый шаг, он или я, но только мы уже стоим вплотную друг к другу, и это кажется неизбежным. Да, есть мой рациональный, упорядоченный разум, а есть еще и это. Инстинкт.

Губы Мемнона находят мои – и впиваются в них со всей страстью, какую только можно ожидать от царя-воина. Я задыхаюсь, когда его трепещущий язык внезапно оказывается у меня во рту.

Тело мгновенно пробуждается, требуя бо́льшего – чего бы то ни было. Я запускаю пальцы в его волосы.

Мемнон издает стон – и подхватывает меня на руки, а мои ноги сами собой обвивают его.

– Моя царица, моя царица, – бормочет он. – Мне нужно, чтобы ты вспомнила.

– Замолчи, не надо об этом, заткнись, – шепчу в ответ.

Не дам маленьким заблуждениям Мемнона испортить такой момент!

Я думала, колдуна оскорбит моя грубость, но я ошиблась. Чувствую, как он улыбается – а потом прикусывает мою нижнюю губу.

Охаю.

– Нельзя так разговаривать со своим царем.

Вообще-то я вполне могу обойтись без ролевых игр.

– Я буду говорить с тобой так, как хочу.

Мемнон рычит, стискивает мою задницу, и губы его обжигают. Он вместе со мной валится на кровать. Матрас подо мной пружинит.

Мои пальцы скользят по его шраму, и он судорожно вздыхает.

Потом отстраняется, тяжело дыша.

– Пора тебе сказать мне, чтобы я уходил.

Чтобы он уходил? Мне казалось, мы только начали.

– А если не скажу?

– Тогда я выясню, насколько сладка твоя киска на самом деле, и не остановлюсь, пока ты не кончишь под моим языком.

Мемнон уже не раз дразнил меня, затрагивая эту интимную тему, но сейчас он говорит всерьез.

И я понимаю, что хочу этого больше, чем хотела чего-либо еще за очень долгое время.

Смотрю на него, секунду, другую, и вновь глажу его щеку.

– Останься.

Он стискивает зубы, впитывая ласку, и пламя в его глазах пылает еще жарче.

Потом колдун наклоняется и снова целует меня, и на этот раз поцелуй полон чувственного обещания.

– Как прикажешь, est amage, – шепчет мужчина.

Он прижимается бедрами к моему тазу, и я ахаю, прямо ему в рот, а он ухмыляется: звук забавляет его.

Его руки скользят по моему телу, гладят бока. Находят наконец подол рубашки, теребят его, и это напоминает мне тот момент, когда мы впервые увидели друг друга в его гробнице. Тогда он тоже играл с моей одеждой. Только тогда у нас не было возможности продвинуться дальше.

Мемнон тянет ткань вверх, дюйм за дюймом обнажая мое тело.

– Ты прекрасна.

Взгляд его обжигает. И двадцати четырех часов не прошло с тех пор, как он видел мою кожу, но тогда взгляд его полнился беспокойством. Сейчас же Мемнона ничто не сдерживает.

На мне лифчик, и пальцы мужчины касаются одной из бретелек. Темная прядь падает ему на глаза, но он продолжает изучать мое нижнее белье, поглаживая большим пальцем кружевную чашечку. А ведь колдун, возможно, никогда раньше не видел бюстгальтера. Не знаю, что там носили во времена Мемнона, но, вероятно, не это.

Сажусь, вынуждая колдуна встать на колени. Беру его руку.

– Это расстегивается сзади.

Завожу его руку себе за спину, но Мемнона, похоже, больше интересует мое лицо, чем устройство нижнего белья. Впрочем, застежку он нащупывает.

– Эту штучку я с большим удовольствием сломал бы, Селена, – признается он.

Впрочем, несмотря на слова, он поднимает другую руку и после нескольких попыток довольно ловко расстегивает лифчик. Стаскивает его и отбрасывает в сторону.

– Эти груди…

Он наклоняется и приникает к одной губами.

Задыхаюсь от неожиданности. Мои пальцы зарываются в его волосы. Мемнон покусывает мой сосок, и острейшие ощущения пронзают меня насквозь. Издаю стон, обнимаю мужчину крепче, а тело мое обмякает.

Мемнон тоже обнимает меня, покачивая.

– Сладкая женщина, наяву ты еще лучше, чем в моей памяти.

Губы его отрываются, ползут по коже, переходя к другой груди, и теперь во рту у него оказывается второй сосок.

– Богиня, – выдыхаю я, держась за него так, словно немедленно упаду, если отпущу.

Он прикусывает мой сосок, легонько перекатывает его языком, потом выпускает:

– Не восхваляй свою Богиню – восхваляй меня, своего царя, – говорит он, согревая дыханием мою кожу.

– Ты хочешь, чтобы я называла тебя «мой царь»?

Ну, вообще-то я и впрямь могла бы поучаствовать в такой ролевой игре.

– Да, – выдыхает он.

Благо пальцы мои зарыты в его волосы, поворачиваю его голову и наклоняюсь к его уху:

– Хочешь, чтобы я говорила это по-английски или на сарматском, est xsaya?

Мой царь.

Дрожь пробегает по его телу.

Он качает головой, бросает на меня напряженный взгляд.

– Ты не представляешь, что творится со мной, когда я слышу, как ты произносишь эти слова на нашем языке, – бормочет он, и смотрит, смотрит на меня неотрывно.

А потом губы его возвращаются, целуя меня, все ниже, и ниже, и ниже.

Я комкаю ткань его рубахи, тяну ее вверх. Мемнон, в конце концов, не единственный, желающий созерцать обнаженную плоть.

Колдун останавливается.

– Моя царица хочет, чтобы я снял рубашку? – спрашивает он по-сарматски.

И прежде, чем я успеваю ответить, срывает ее с себя и отбрасывает.

Легкий болезненный трепет пробирает меня при мысли о его тряпках, небрежно валяющихся в моей комнате. Ловлю себя на мысли, что хочу, чтобы они и впредь украшали мое пространство, как и мои листочки с заметками.

От вида его обнаженного торса у меня в который раз перехватывает дыхание. Я уже в курсе, что тело его – произведение искусства, но видеть его так близко – о, это потрясающе!

Протягиваю руки, глажу его налитые мускулы и чувствую, как кожа Мемнона покрывается мурашками. Я трогаю его, изучаю, исследую, а его дымно-карие глаза неотрывно следят за мной.

Кожа его в рубцах и шрамах, складывающихся в карту насилия, которому подвергся когда-то этот человек. Руки мои замирают, доползая до татуировок.

– Ты когда-нибудь расскажешь мне, что они означают?

Он уже кое-что говорил, но мне интересно узнать все.

Мемнон берет мое лицо в ладони, и под его взглядом я чувствую себя… любимой. И мне это нравится – нравится слишком сильно, чтобы могло пойти мне на пользу.

– В какой-то момент этого уже не потребуется, – загадочно отвечает он.

И отпускает меня, но лишь для того, чтобы потянуться к моим джинсам и парой ловких движений расстегнуть пуговицу и молнию.

– Ложись на спину, маленькая ведьма, – приказывает