Верховная королева (Туманы Авалона - 2) - Мэрион Брэдли

- Гвенвифар... - и умолк.

- Так ты беременна, госпожа? - довольно рассмеялся Лот. - О, мои поздравления! Но только путешествию это вовсе не препятствует. Моргауза, помнится, с седла не слезала до тех пор, пока не раздавалась настолько, что коню нести ее было уже не по силам, а по тебе пока и не скажешь, что ты непраздна. Наши повитухи уверяют, что свежий воздух и прогулки беременным только на пользу; свою любимую кобылу я, бывало, гонять перестаю лишь за шесть недель до того, как ей ожеребиться.

- Я не кобыла, - холодно отпарировала Гвенвифар, - и у меня уже дважды случался выкидыш. Ты, Артур, никак, хочешь, чтобы все повторилось заново?

- И все-таки ты не можешь здесь остаться. Этот замок защищен плохо, в смятении убеждал Артур. - А войско в любой момент выступит в поход! И несправедливо было бы просить твоих дам задержаться с тобою, подвергаясь риску попасть в руки саксов. Я уверен, милая жена, дорога тебе не повредит; среди тех, кто уехал в Камелот на прошлой неделе, были и женщины в положении; и, уж конечно, тебе никак нельзя жить здесь совсем одной, в отсутствие других женщин; ведь Каэрлеон и впрямь превратится в настоящий военный лагерь, моя Гвен!

Гвенвифар оглядела свою свиту.

- Неужто ни одна из вас не останется со своей королевой?

- Я останусь с тобою, кузина, ежели будет на то дозволение Артура, промолвила Элейна.

- И я останусь, если супруг мой не возражает, хотя сын наш уже в Камелоте, - подхватила Мелеас.

- Нет, Мелеас, ты поезжай к ребенку, - возразила Элейна. - Я с королевой в родстве, и все, что в силах вынести Гвенвифар, вынесу и я, даже если нам предстоит жить в военном лагере бок о бок с мужчинами. - Девушка встала рядом с королевой и взяла ее за руку. - Но, может статься, в носилках ты все-таки доехала бы? В Камелоте куда безопаснее.

Ланселет поднялся на ноги, подошел к королеве, наклонился к ее руке и тихонько проговорил:

- Госпожа моя, умоляю: поезжай с женщинами. Возможно, не пройдет и нескольких дней, как вся округа превратится в дымящееся пепелище, как только нагрянут саксы. А в Камелоте ты окажешься совсем рядом с королевством твоего отца. Кроме того, моя мать живет на Авалоне, в каком-нибудь дне пути: она - прославленная целительница и повитуха; конечно же, она навестит тебя и позаботится о тебе как должно и даже останется с тобою до родов. Если я пошлю к матери гонца и попрошу поспешить к тебе, ты ведь поедешь?

Гвенвифар опустила голову, борясь со слезами. "И снова должно мне покориться чужой воле; таков удел всех женщин, и неважно, чего я хочу и него не хочу!" А теперь вот даже Ланселет пытается заставить ее покориться. Гвен вспомнила, как добиралась до Каэрлеона от Летней страны; даже при том, что рядом была Игрейна, она себя не помнила от ужаса... и никогда ей не забыть этот бесконечно долгий день, когда ехала она через кошмарные вересковые пустоши от Тинтагеля... А вот теперь она под надежной защитой стен, и, кажется, никогда не пожелает покинуть это безопасное прибежище.

Возможно, когда она окрепнет, а на руках у нее будет мирно спать здоровенький сын... возможно, тогда она осмелится-таки отправиться в путь, но не сейчас... а Ланселет, видите ли, предлагает ей в утешение общество своей матери, этой злобной колдуньи! Неужто он и впрямь думает, что она подпустит такую ведьму к своему сыну? Артур пусть сколько хочет оскверняет себя обетами и сношениями с Авалоном, но сына ее языческое зло не затронет.

- Благодарю за заботу, Ланселет, - упрямо отозвалась она, - но до рождения сына я с места не стронусь.

- Даже если бы тебя отвезли не куда-нибудь, а на Авалон? - предложил Артур. - Места безопаснее для тебя и нашего сына в целом свете не сыщешь.

Гвенвифар вздрогнула, осенила себя крестом.

- Сохрани меня Господь и Пресвятая Мария! - прошептала она. - Я скорее в страну фэйри отправлюсь!

- Гвенвифар, ну, послушай же меня... - настойчиво начал было король, но тут же обреченно вздохнул, и Гвенвифар поняла: она победила! - Пусть будет так, как ты хочешь. Если тебе кажется, что ехать - опаснее, чем оставаться, тогда не дай мне Господь принуждать тебя...

- Артур, и ты ей позволишь? - свирепо вмешался Гахерис. - А я скажу тебе: привяжи ее к коню, словно тюк, и отошли прочь, хочет она того или нет. Король мой, или ты станешь прислушиваться к женским бредням?

Артур устало покачал головой.

- Довольно, кузен, - промолвил он, - сразу видно: ты - человек неженатый. Гвенвифар, делай, как знаешь. Можешь оставить при себе Элейну, одну служанку, повитуху и своего исповедника, но не больше. Все прочие выезжают на рассвете. А теперь ступай к себе, Гвен, мне некогда.

И королева, покорно подставляя щеку для обязательного мужнего поцелуя, - чувствовала себя так, словно победа ее обернулась поражением.

Прочие женщины отбыли на рассвете. Мелеас просилась остаться с королевой, но Грифлет не захотел и слушать.

- У Элейны нет ни мужа, ни ребенка, - отвечал рыцарь. - Вот пусть она и остается. Однако же на месте короля Пелинора я бы точно отправил дочку в Камелот, и на королеву бы не посмотрел. А вот ты поедешь, так и знай, госпожа моя. - И Гвенвифар померещилось, что Грифлет бросил в ее сторону взгляд, исполненный глубокого презрения.

Артур ясно дал ей понять, что большая часть замка ныне отводится под военный лагерь, так что ей должно оставаться в своих покоях вместе с Элейной и служанками. Мебель ее почти всю отправили в Камелот; теперь в спальню перенесли кровать из гостевой комнаты; это ложе королева разделяла с Элейной. Артур ночевал в лагере вместе со своими людьми; раз в день он присылал кого-нибудь справиться, как там жена, однако самого его Гвенвифар почти не видела.

Поначалу королева ожидала, что войска вот-вот выступят на битву с саксами, или что бой произойдет прямо здесь, перед замком, но дни шли за днями, недели за неделями, а вестей так и не было. Один за другим приезжали гонцы и посланники, в Каэрлеон стекались все новые воинства, однако, запертая в своих покоях с примыкающим к ним крохотным садиком, слышала она лишь обрывки новостей - все, что приносили ей служанка с повитухой, изрядно искаженные, и по большей части сплетни. Время тянулось бесконечно; по утрам ее тошнило и хотелось только лежать, однако позже королеве сделалось лучше, и теперь она беспокойно расхаживала по садику: делать ей было нечего, кроме как представлять про себя, как страшные захватчики-саксы движутся в глубь острова, да думать о ребенке... Королева с удовольствием шила бы одежки для малыша, но шерсти, чтобы прясть, не было во всем замке, да и большой ткацкий станок увезли прочь вместе с остальной мебелью.

Однако же маленький станок у нее остался, а еще - шелк, и пряжа, и принадлежности для вышивания - все то, что она возила с собою в Тинтагель. И Гвенвифар задумала выткать знамя... Некогда Артур пообещал ей, что, когда жена подарит ему сына, она сможет попросить в дар все, что угодно, - все, что в его власти. И королева задумала про себя: в этот счастливый день она попросит Артура отречься от языческого знамени Пендрагона и принять Христов крест. Вот тогда вся эта земля под властью Верховного короля станет воистину христианской, а Артуров легион превратится в священное воинство, и Дева Мария возьмет его под свою руку.