Верховная королева (Туманы Авалона - 2) - Мэрион Брэдли

Однако же маленький станок у нее остался, а еще - шелк, и пряжа, и принадлежности для вышивания - все то, что она возила с собою в Тинтагель. И Гвенвифар задумала выткать знамя... Некогда Артур пообещал ей, что, когда жена подарит ему сына, она сможет попросить в дар все, что угодно, - все, что в его власти. И королева задумала про себя: в этот счастливый день она попросит Артура отречься от языческого знамени Пендрагона и принять Христов крест. Вот тогда вся эта земля под властью Верховного короля станет воистину христианской, а Артуров легион превратится в священное воинство, и Дева Мария возьмет его под свою руку.

Королева представляла себе нечто невыразимо-прекрасное: синее знамя с золотой вышивкой, а на плащ Пресвятой Девы пойдут ее бесценные алые шелка. Иных занятий у Гвенвифар не было, так что трудилась она с утра до ночи, и, благодаря помощи Элейны, под пальцами ее прихотливый узор рос не по дням, а по часам. "В каждый стежок на этом знамени вплету я молитвы о сохранности Артура и о том, чтобы земля сия стала воистину христианской от Тинтагеля до Лотиана..."

Как-то после полудня королеву навестил мерлин, почтенный Талиесин. Гвенвифар засомневалась было - стоит ли подпускать к себе старого язычника и демонопоклонника в такое время, пока носит она Артурова сына, которому в один прекрасный день суждено стать королем этой христианской земли? Но, встретив добрый, сочувственный взгляд старика, вовремя вспомнила, что Талиесин - отец Игрейны и, значит, младенцу ее приходится прадедом.

- Да благословит тебя Вечность, Гвенвифар, - промолвил гость, простирая над нею руки. Королева перекрестилась и с запозданием задумалась, а не обиделся ли мерлин, но тот, похоже, счел происшедшее лишь обменом приветствиями.

- Как тебе живется, госпожа, в заточении столь суровом? - осведомился мерлин, оглядываясь по сторонам. - Да вы здесь точно в темнице! В Камелоте тебе было бы не в пример лучше, или, скажем, на Авалоне, или на Инис Витрин - ты ведь там в монастырской школе обучалась, верно? Там, по крайней мере, ты бы свежим воздухом дышала да и размяться могла бы! А это не комната, а просто хлев какой-то!

- В саду свежего воздуха достаточно, - отозвалась Гвенвифар, мысленно взяв на заметку проветрить постель сегодня же, не откладывая, и поручить служанкам открыть окна и подмести комнату, где повсюду валялись разбросанные вещи - для четырех женщин тут было слишком тесно.

- Так непременно, дитя мое, всякий день выходи прогуляться на свежий воздух, даже если дождь идет; воздух - лекарство от всех недугов, - наказал мерлин. - Надо думать, скучно тебе здесь. Нет же, дитя, я не упрекать тебя пришел, - мягко добавил старик. - Артур сообщил мне счастливую весть, и я радуюсь за тебя, как и все мы. А уж я-то сам как счастлив - немногие мужи доживают до того, чтобы полюбоваться на правнуков! - Его морщинистое лицо просто-таки лучилось благодушием. - Если я могу хоть чем-нибудь тебе помочь, ты, госпожа, только прикажи. Тебе присылают ли свежую пищу или только солдатские пайки?

Гиенвифар заверила старика, что ни в чем не знает недостатка: каждый день ей приносили корзину с отборнейшими яствами; хотя о том, что на еду ее почти не тянет, королева умолчала. Она рассказала мерлину о смерти Игрейны, о том, что похоронили королеву в Тинтагеле, и о том, что перед самой кончиной Игрейна рассказала ей о ребенке. Про Зрение Гвенвифар предпочла не распространяться, но, обеспокоенно глядя на старика, спросила:

- Сэр, не знаешь ли ты, где ныне Моргейна, раз даже не смогла прибыть к смертному одру матери?

Мерлин медленно покачал головой:

- Прости, не знаю.

- Но это же стыд и позор: Моргейна даже родне своей не сказалась, куда отправилась!

- Может статься, - с жрицами Авалона иногда так случается, - она отбыла в некое магическое странствие или живет затворницей, прозревая незримое, - предположил Талиесин, но и у него вид был изрядно встревоженный. - В таком случае мне бы ничего не сказали; но, думается мне, будь она на Авалоне, где среди жриц воспитывается моя дочь, я бы об этом знал. Но мне о ней ничего не ведомо. - Старик вздохнул. - Моргейна взрослая женщина, и ей не нужно спрашиваться у кого-либо, чтобы уехать или вернуться.

"Вот так Моргейне и надо, - подумала про себя Гвенвифар, - если негодница попала в беду через собственное свое упрямство и нечестивое своеволие!" Королева сжала кулачки и, ни словом не ответив друиду, потупилась, чтобы собеседник не догадался, в каком она гневе... Мерлин так хорошо о ней думает; Гвен совсем не хотелось упасть в его глазах. Впрочем, друид так ничего и не заметил; Элейна как раз показывала ему знамя.

- Вот поглядите, как мы проводим дни заточения, добрый отец.

- Вы быстро продвигаетесь, - улыбнулся мерлин. - Я уж вижу, времени у вас нет... как там говорят ваши священники: "Дьявол праздным рукам занятие всегда найдет", - вы-то дьяволу и малой лазейки не оставили, трудитесь вдвоем, точно пчелки! Я уже и чудесный узор различаю!

- А пока я ткала, я молилась, не переставая, - с вызовом объявила Гвенвифар. - В каждый стежок вплетала я молитву о том, чтобы Артур и Христов крест восторжествовали над саксами и их языческими богами! Разве ты не упрекнешь меня, лорд мерлин, за такие деяния, раз сам велишь Артуру сражаться под языческим знаменем?

- Ни одна молитва не пропадает втуне, Гвенвифар, - мягко отозвался мерлин. - Ты думаешь, нам о молитвах ничего не ведомо? Когда Артуру вручили могучий меч Эскалибур, клинок вложен был в ножны, в которые жрица вплела молитвы и заклятия оберега и защиты; и все пять дней, трудясь над ножнами, она постилась и молилась. А ты ведь наверняка заметила: даже будучи ранен, Артур почти не теряет крови.

- Мне бы хотелось, чтобы Артура оберегал Христос, а не чародейство, с жаром воскликнула Гвенвифар, и старик с улыбкой промолвил:

- Господь - един; существует лишь один Бог; все прочие - лишь попытка невежественных простецов придать богам обличие, им понятное, как, скажем, вон то изображение вашей Святой Девы, госпожа. В этом мире ничего не происходит без благословения Единого, того, что дарует нам победу или поражение, как уж распорядится Господь. И Дракон, и Дева - лишь попытки человека воззвать к тому, что превыше нас.

- И ты не разгневаешься, если знамя Пендрагона будет низвергнуто, а над нашим легионом взовьется стяг Святой Девы? - презрительно бросила Гвенвифар.

Старик подошел совсем близко, протянул морщинистую руку, погладил блестящий шелк.

- Такая прекрасная работа, - мягко проговорил он, - и столько любви в нее вложено; как же можно ее осуждать? Но ведь есть и те, кому знамя Пендрагона дорого так же, как тебе - Христов крест; отнимешь ли ты у этих людей их святыни, госпожа? Подданные Авалона - друид, жрец и жрица поймут, что знамя - всего лишь символ, а символ - ничто, в то время как подлинная сущность - все. Но малые мира сего - нет, они не поймут, им необходим их дракон как символ королевской защиты.