Западноевропейская поэзия XХ века - Антология

В 30-е годы Валье-Инклан стал одним из лидеров антифашистской интеллигенции. В 1932 г. представлял Испанию в инициативном комитете Международного антивоенного конгресса, в 1935 г. был избран в президиум Первого конгресса писателей в защиту культуры.

ГЕОРГИКИ[148]

Перевод В. Дубина

Колокола в лазури, блеснув росой студеной,Ударили с зарею над деревушкой сонной,И двинулись крестьяне за утренней звездою,И семена ложатся озимой бороздою.Луна уже заходит, бледна как привиденье,И жаворонок прянул из придорожной тени.

Ворчит потешный жернов, стучит уток веселый,Ведя псалом во славу холстины и помола,И, серебром сверкая на обомшелом шлюзе,Ручей молитвы шепчет в пожухлой кукурузе,И шаткие колеса, скрипя под водостоком,Горюют, как старушки, о времени далеком.

Снует челнок проворный, снует не уставая,Чтоб полнилась холстами укладка вековая;Ворота мукомольни под виноградом спелымПо божьему завету кровь обручают с телом,И ныне и вовеки благословляет небо,Как таинство святое, союз Лозы и Хлеба.

С покосов дальних тянет прохладой и тимьяном;Чернеет зябь, готова к посевам долгожданным,И бродят по лощине среди былья сырогоЧумазые подпаски и рыжие коровы,А по-над деревушкой, лазурью осененной,Несутся отголоски заутреннего звона.

Белая голубкавсе вилась над розойи монаху в клювеприносила просо.

КОНЕЦ КАРНАВАЛА

Перевод Ю. Петрова

День зимний. Поста начало.Веселой гульбе конец.Отходную карнавалудождь бормочет, как чтец.

Не совпадая в ритмах,рыдают, вопят сообщафигуры в бумажных митрахи в простынях, как в плащах.

Латинян столпотворенье —рыданий, теней, колпаков;рельсов трамвайных струеньепо лужам, в огнях кабаков.

Ура Коломбине! Лохмотьяблагоухают на ней —духами и потной плотьюразит за версту. Эгей!

Белилами мазана маскасуетящегося Пьеро.А рядом — оскал: Тараска,раскрашенная пестро.

Торгаш плутоватый шалираскинул у фонаря,чтобы девиц искушали,радугами горя.

Как плавно плывет красотка!Как шелк ее шали тяжел!Из лепета сплетниц сотканнад локонами ореол!

Пьянчуга носатый храброразмахивает метлой. —Носище картонный! Швабра!Чумазый! Горшок с золой!..

Ханыга из сточной канавывопит, непотребен, как черт;грязная нищенка травыв ступке своей толчет.

Как смерчами, свалены в грудыбидоны, кастрюли, котлы,и свет на горы посудыкосо глядит из мглы.

Глянь-ка — Маркизом помятымназначено под фонаремсвиданье с бравым Солдатом —саженным богатырем!

Обнюхиваясь во мраке,рыча и дыша тяжело,жалуются собакина человечье зло.

Следом за вечером — сонно,как бы издалека,приходит аккордеонаплачущего тоска.

Цветных фонариков стаяпод ветром сбилась с путии мечется, осыпаяв лужи цветы конфетти.

Муки лицо открыто.Вечер бессмыслен, зол.Тянет свои копытак митре Приора Козел.

Сутемь. Скулит под сурдинкуветер — хмурый певец.Похороны Сардинки.Карнавала конец.

ОБЛЕТЕВШАЯ РОЗА

Перевод М. Самаева

Купол неба строгий,Тихая листва,Месяц златорогий,Колокол, сова…

Краткой и торопкойЖизни — «почему?..» —Кануть вместе с тропкойСледу моему.

Сгинули в туманеИ года и сны.РазочарованийДоводы верны.

И под звуки глорийДни глотает мгла.Все, что помню, вскореЗапушит зола.

От былого пылаНичего не стало,Даже пепел стылыйВетром разметало.

Бриз в листве маиса,Лягушачьи кваки,Тихи кипарисыИ огни во мраке.

Путь во тьму размотан,Мертвый свет ночнойНа распятьях — вот он,День последний мой.

Купол неба строгий,Тихая листва,Месяц златорогий,Колокол, сова…

МАНУЭЛЬ МАЧАДО

Мануэль Мачадо (1874–1947). — Поэт, драматург, литературный критик. Брат великого испанского поэта Антонио Мачадо (1875–1939), совместно с которым написал ряд пьес в стихах. Один из наиболее близких к модернизму представителей «поколения 98 года», Мануэль Мачадо-и-Руис, по выражению испанского критика Сайпса де Роблеса, был «певцом мимолетного и эфемерного». Блестящий, но несколько холодный версификатор, он виртуозно имитировал песенную поэзию испанского фольклора, а о знаменитом его стихотворении «Кастилия» Унамуно заметил, что оно одно может обессмертить имя поэта. Основные книги: «Душа» (1905), «Трофеи» (1913), «Севилья и другие стихи» (1918) и др.

РОСАРИО

Перевод М. Самаева

«Мужчина есть мужчина. А в жизни все бывает…»В смиренье этой мысли под вечер вышиваетРосарио, печально склоняясь к рукодельюкрасивой головою, где две гвоздики рдели.

Подумает о доме… Как стеклышко блестит он,ее очарованьем, ее теплом пропитан.Она не знает мира, что за окном маячит…Хуан пришел — смеется, а запоздал — поплачет.

Он любит, хоть об этом молчит. Чтоб жить под теньюлюбви, он возвратится к ней раньше или позже.И ждет она, и сердцем гнездо обогревает,

где нежность распустилась, как тихое растенье.И эту ночь, наверно, ей быть одной. Ну что же…«Мужчина есть мужчина. А в жизни все бывает…»

СЕВИЛЬЯНА

Перевод М. Самаева

У сегирийи цыганскойчувственный голос ночимусульманской.

Это — взгляда проклятая власть,гиблая пропасть, где пенитсяжизни и смерти пучина.Это — сердцем поющая пленницачерной судьбы и кручины,в вопль исходящая страсть.

И в то же время это —дождь андалузского света,крылья, полет и весна…В шалой, задорно-веселой,в ней смеется и шутит Севилья,в ней сегидильявзметает подолы,солнца и соли полна.

СОЛЕАРЕС[149]

Перевод В. Столбова

Твои волосы в плен меня взяли,Твои очи меня осудили,А уста приговор отменили.

Ни румяна ты, ни бледна,Ни красива ты, ни дурна,Полюбилась ты мне потому, что ты мне полюбилась.

КАСТИЛИЯ[150]

Перевод М. Самаева

Слепое солнце раскаленным светомо шлемы и наспинники дробится,и вспыхивают копий острия,как огненные птицы.

Слепое солнце, жажда и усталость…Сквозь ад степей кастильских раскаленных —железо, пыль и пот, — верхами едутизгнанник Сид и с ним двенадцать конных.

Двор постоялый, сложенный из камня,грязища. Есть ли здесь живые души?Дверь поддалась напору рукоятей.Свет. Воздух обжигающий. Удушье.

За грохотом ударовзвук голоса услышали не сразу —хрустальный, робкий. Девочка выходит,она худа и синеглаза,и вся — глаза, а в них, огромных — слезы.

Настороженная, глядит с порога,на личике под светлым ореоломиспуг, и любопытство, и тревога.«Ступайте мимо, добрый Сид, — иначепогубят нас по воле государя,разрушат дом, засеют землю солью,возьмут зерно, лежащее в амбаре.

Уйдите, Сид, и да хранит вас небо.Кой прок вам предавать нас лютой каре?»

Глядит и плачет. Детскими слезамидружине преграждается дорога,и, воинов суровых понуждая,бесстрастный голос произносит: «Трогай!»

Слепое солнце, жажда и усталость…Сквозь ад степей кастильских раскаленныхжелезо, пыль и пот, — верхами едутизгнанник Сид и с ним двенадцать конных.

КАРМЕН