Перерождение - Джастин Кронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часть 3
ПОСЛЕДНИЙ ГОРОД
2 п.в
В памяти все звонче, тоньшеЗвук мелодии умолкшей.Аромат цветов угас —Все ж в душе пьянит он нас.
Лепестки увядшей розыПомню я в любимых косах.Все, что ты давно забыла,Память сердца сохранила.
П. Б. Шелли, «Музыка, когда тихие голоса замирают»[10]УВЕДОМЛЕНИЕ ОБ ЭВАКУАЦИИ Командование Вооруженных сил США Восточная карантинная зона, Филадельфия, штат ПенсильванияПриказом генерала Трэвиса Каллена, временного командующего армией США, главнокомандующего Восточной карантинной зоны, и Его чести Джорджа Уилкокса, мэра Филадельфии:
Всем детям в возрасте от четырех (4) до тринадцати (13) лет, постоянно проживающим в незараженных (т. е. безопасных, отмеченных на карте зеленым) зонах Филадельфии и трех округах к западу от реки Делавэр (Монтгомери, Делавэре и Баксе), следует прибыть на железнодорожную станцию «Тридцатая улица» для немедленной эвакуации.
Каждый ребенок ДОЛЖЕН иметь при себе:
— Свидетельство о рождении, карточку социального страхования или действующий американский паспорт.
— Документальное подтверждение места постоянного проживания, например действующее удостоверение беженца или счет-фактуру за коммунальные услуги с указанием имени родителя или законного опекуна.
— Действующий прививочный сертификат.
— Для соблюдения порядка дети должны являться в сопровождении взрослых.
Каждому ребенку РАЗРЕШЕНО иметь при себе:
— ОДИН (1) предмет ручной клади размером 22″×14″×9″ с личными вещами. СКОРОПОРТЯЩИЕСЯ ПРОДУКТЫ ПРИНОСИТЬ ЗАПРЕЩЕНО! Еда и питье в поездке предоставляются.
— Постельные принадлежности или спальный мешок.
В поездах, следующих в эвакуационную зону, ЗАПРЕЩАЕТСЯ провозить:
— огнестрельное оружие,
— ножи и прочие колюще-режущие предметы длиной более трех (3) дюймов,
— домашних животных.
Родители и опекуны на поезда не допускаются.
Препятствующие эвакуации уничтожаются на месте.
Пытающиеся без разрешения проникнуть на поезд, следующий в эвакуационную зону, уничтожаются на месте.
Благослови, Господь, Соединенные Штаты и Филадельфию! 18 Отрывок из дневника Иды Джексон («Книга Тетушки»)Из материалов Третьей международной конференции по Североамериканскому карантинному периоду, Центр культурологии и конфликтологии Университета Нового Южного Уэльса (Индо-австралийская республика), 16–21 апреля 1003-й год п.в.
…царил хаос. Даже сейчас, много лет спустя, закрыв глаза, я вижу тысячи перепуганных, наседающих на ограждение людей, солдат, которые стреляют в воздух, чтобы приструнить толпу, истошно лающих собак и себя, восьмилетнюю, с чемоданчиком в руках. Его накануне вечером собрала мама, обливаясь горькими слезами. Она понимала, что расстается со мной навсегда.
Прыгуны заняли Нью-Йорк, Питтсбург, округ Колумбию — да почти всю страну! Во многих захваченных городах жили наши родственники. Мы очень многое не знали — например, что творится во Франции, других европейских странах или в Китае, хотя однажды я подслушала, как папа говорил приятелям, что там вирус проявлялся иначе — население просто вымерло. Вероятно, из всех городов мира уцелела лишь Филадельфия. Мы жили, словно на острове. Я спросила маму про войну, и она объяснила, что прыгуны — такие же люди, как мы, только больные. Помню, я перепугалась до колик, потому что не раз болела сама. Слезы текли ручьями: я боялась, что в один прекрасный день убью маму с папой и двоюродных братьев, ведь именно так делают прыгуны. Мама крепко обняла меня и сказала: «Нет, милая, это совсем другая болезнь! Ну успокойся же!» Я и успокоилась, но даже тогда недоумевала: если прыгуны — больные люди, то зачем война и солдаты? Разве насморк или ангину оружием лечат?
Инфицированных мы называли прыгунами. Не вампирами, нет, хотя это слово тоже употребляли. Про вампирскую сущность прыгунов я впервые услышала от двоюродного брата Терренса. Он показал мне их в комиксах, помню, это такая книжка, где мало текста и много картинок. Я потом спросила про вампиров папу и книжку ту продемонстрировала, но он лишь головой покачал, мол, нет, вампиры — это сказка о бледных темноволосых красавцах в строгих костюмах и мантиях, а прыгуны, к сожалению, не сказка, а реальность. Сейчас инфицированных как только не называют — летунами, пикировщиками, кровососами, вирусоносителями, но для нас они были прыгунами, потому что именно так нападали на жертву — прыгали с высоты. Папа говорил, как ни называй, суть одна: мерзкие ублюдки. Я чуть не онемела от удивления — папа никогда так не выражался, он был дьяконом Африканской методистской епископальной церкви и тщательно следил за речью.
Мы очень боялись ночей, особенно зимой. Мощных прожекторов тогда еще не было, со светом регулярно возникали перебои. Ели мы только то, что выдавали военные, а дома обогревали, сжигая мусор. Когда садилось солнце, на город опускалась пелена страха. Мы постоянно гадали: нападут сегодня прыгуны или нет. Папа заколотил все окна досками и каждую ночь караулил на кухне с ружьем — устраивался за столом и при свете свечи слушал радио, иногда спиртное потягивал. Во время службы на флоте он был связистом и что-что, а вахту нести умел. Однажды ночью я спустилась на кухню и застала его в слезах. Папа закрыл лицо руками и рыдал, дрожа всем телом. Почему я проснулась, не знаю, наверно, плач разбудил. Я считала папу воплощением силы и храбрости, героем, каменной стеной, за которой ничего не страшно. Разве герои плачут? Я спросила: «Папа, что случилось? Почему ты плачешь? Чего испугался?» Он лишь головой покачал: «Ида, Господь нас больше не любит. Думаю, мы Его прогневали, потому что Он нас покинул». Тут на кухню спустилась мама, зашипела: «Хватит, Монро, ты пьян!», а меня отправила спать. Моего папу звали Монро Джексон, а маму — Анита. Тогда я не сообразила, но сейчас думаю: папа рыдал, потому что в тот день услышал про поезд, хотя, возможно, и по другой причине.
Одному Господу известно, почему Филадельфия продержалась так долго. Я ее почти не помню, лишь время от времени со дна памяти всплывают обрывочные эпизоды: как мы с папой ходили за сладким льдом, как я бегала с подружками в школу имени Джозефа Пеннелла… А еще соседка, Шариз, чуть младше меня. Мы с ней часами болтали! В поезде я ее искала, но так и не нашла.
Я и адрес наш помню: Уэст-Лавир, дом 2121. Рядом был колледж, магазины, шумные улицы, где жизнь не замирала ни на минуту. Помню, как папа возил меня, в ту пору пятилетнюю, на автобусе в центр, полюбоваться украшенными к Рождеству витринами. Мы ехали мимо больницы, где папа работал рентгенологом, то есть фотографировал кости пациентов, с тех пор как демобилизовался с флота и встретил мою маму. Папа всегда говорил, мол, он любит добираться до сути вещей и рентген — это как раз для него. Вообще-то он мечтал стать хирургом, но и рентгенология его более чем устраивала.
В центре мы смотрели на праздничные витрины: их украсили фонариками, искусственным снегом, деревьями, среди которых «жили» движущиеся фигурки оленей и эльфов. Вряд ли мне снова доведется испытать такое безоблачное счастье: мы с папой просто стояли на холоде и любовались витринами. Папа погладил меня по голове и сказал, что хочет выбрать маме подарок — красивый шарф или перчатки. Вокруг суетились люди, так не похожие друг на друга и возрастом, и внешним видом. До сих пор с удовольствием вспоминаю тот вечер и мысленно переношусь в далекий сочельник. Вот только купили ли мы шарф с перчатками, сказать не могу, наверное, купили.
Сейчас мало кто знает, что Рождество — праздник наподобие Первой ночи. Сейчас многого уже нет, даже звезд. Из того, что осталось в Старом времени, именно звезд мне больше всего не хватает. Из окна своей комнаты я видела их над крышами домов — маленькие блестящие точки, похожие на фонарики, которыми Господь украсил небо. Мама объяснила: если долго наблюдать за звездами, разглядишь созвездия, то есть очертания предметов, людей и зверей, но мне нравилось думать, что я смотрю не на медведей и весы, а прямо в лицо Господа. Чем темнее было вокруг, тем четче я Его видела. Может, Господь забыл нас, может, нет. Может, это мы Его забыли, когда перестали видеть звезды. Перед смертью мне бы хотелось хоть раз на них взглянуть!
Думаю, наш поезд был не единственным. По крайней мере, говорили, что детей из других городов тоже отправляют в эвакуационную зону, пока не появились прыгуны. Хотя допускаю, что перепуганные, хватающиеся за любую соломинку надежды люди просто распускали сплетни. Трудно сказать, сколько человек благополучно добрались до мест назначения. Кого-то посылали в Калифорнию, кого-то — в края, названия которых мне сейчас уже не вспомнить. Первое время мы получали весточки из одной колонии вроде нашей. Первое время — значит до Приблудших и Единого закона, то есть прежде чем запретили слушать радио. Кажется, та колония располагалась где-то в Нью-Мексико. Но потом там что-то случилось с генератором, прожекторы погасли, и сигналов мы больше не получали. Со слов Питера, Тео и остальных я поняла: кроме нас никто не уцелел.