Томагавки кардинала - Владимир Контровский

Но в Белоруссии заокеанские освободители пустили в ход силу: маленькая лесная страна давно была у них бельмом на глазу. Что там творилось, мало кто знал: независимые источники информации о происходящем заботливо блокировались в лучших тоталитарных традициях. Исход неравной борьбы был очевиден: сопротивление белорусской армии было сломлено, и бронеходы с белыми звёздами появились на улицах Минска. Однако генерал Ориньи, командовавший «миротворческой» операцией «Пасифик», не был удостоен высоких наград: в Белоруссии оставались леса, а в лесах — люди, не бросившие оружие. Они дрались и умирали в бою, как умирали когда-то на берегах Онтарио воины народа ходеносауни…

Русский медведь был посажен на цепь, как с нескрываемым удовольствием говорили в Шамплене, но успех охоты был далеко не полным: продвигавшиеся на восток батальоны франглов споткнулись о каменную гряду Уральских гор. Сами по себе эти невысокие горы не явились бы серьёзным препятствие для миротворцев, если бы за ними не стояли полки сибирского атамана Гордеева.

Сибирский и Дальневосточный военные округа игнорировали приказ о капитуляции. Нашлись люди, не пожелавшие покорно склониться перед «властителями мира», и первым среди них был генерал Гордеев. Он действовал решительно и без промедления: опираясь на армию и силовиков, генерал назвал «временных» предателями и объявил о провозглашении независимой Сибирской Российской Республики, прямой правопреемницы России. Энергия Гордеева изумляла и друзей, и врагов: избежав четырёх покушений, воевода мотался между Екатеринбургом, Тюменью, Омском, Новосибирском, Читой и Владивостоком, уговаривая, убеждая, а где и силой встряхивая тех, кто опустил руки под заунывный рефрен «Пропала Россия…». В считанные дни прошли выборы главы нового государства — атамана, поскольку многие считали, что за импортным словечком «президент» тянется слишком уж паскудный след. Ставший атаманом Гордеев мог бы взять власть и силой, но он хотел быть уверенным в поддержке народа — горький урок России был слишком свеж.

Решительный воевода не ограничивался полумерами: приведя в полную боевую готовность ракетные войска и Тихоокеанский флот, он объявил собственностью государства все сибирские месторождения, в первую очередь нефтяные и газовые, без особых церемоний выставив вон их ошеломлённых хозяев. На робкие предостережения — мол, как бы чего не вышло, — Гордеев ответил так: «Я своим тупым солдафонским умишком никак не возьму в толк, с какой этой радости какие-то ухари наложили лапы на недра земли-матушки? Они что, сами туда нефть закачали? Ась? Нет, братцы, лапки эти будем рубить по самые плечики — хватит. Небось китайцы с арабами такого бардака не допускают — у них ни один нефтеталер налево не уходит». Предостережения были не напрасны — все покушения на атамана были организованы не его политическими противниками, а «обиженными» из числа олигархов, но Гордеев и ухом не повёл. «Нефтяную проблему» он решил по средневековому: переловил всех нефтедельцов, до кого дотянулись руки, а также членов их семей, и заявил, что «ежели господа хорошие не угомонятся, утоплю я всех этих арестантов в Иртыше али в Оби — это уж как им больше понравится».

Американским миротворцам, пытавшимся вразумить строптивца, атаман без всяких дипломатических экивоков, просто и доходчиво, дал понять, чтобы они не лезли за Урал — худо будет. «Съели вы европейскую Россию, которую вам скормили, но в Сибирь вам дороги нет. Ракеты с нужной начиночкой у меня имеются, и ежели что, они упадут куда надо, и уже не случайно. И на уральской границе мы вас встретим со всем нашим почтением. Я понятно излагаю?». Франглы поняли — они отслеживали настроения сибиряков и не сомневались, что на этот раз русские будут драться. Знали они и о том, что за Урал тянулись лучшие русские люди, не смирившиеся с появлением на родной земле чужеземных солдат. И насчёт ядерного арсенала генерал не блефовал — были у него «ракеты с нужной начиночкой» и те, кто умеет с ними обращаться. И как нельзя кстати пришли во Владивосток четыре атомных подводных ракетоносца Северного флота, оторвавшиеся от преследования и проведённые адмиралом Ивановым под арктическими льдами. «Хрен вам — не пропала Россия!» — сказал сибирский атаман, узнав о прибытии североморской эскадры с шестидесятью восемью ракетами и без малого пятьюстами боеголовками.

Удалось Гордееву решить и «китайский вопрос». Поднебесная Империя очень хотела отщипнуть свой жирный кусок от распадающейся России, но атаман не дал. На сей раз он проявил себя настоящим дипломатом (и неудивительно — «сермяжная простота» генерала была напускной), сумев запугать китайцев собственной военной мощью и «американской угрозой» (что было нетрудно — такая угроза существовала), соблазнить их возможностью военно-политического союза (Новый Халифат изрядно беспокоил правителей Китая) и порадовать предоставлением права на участие в разработке полезных ископаемых Сибири. Пошёл Гордеев и на кое-какие уступки вроде предоставления автономии некоторым китайским анклавам на Дальнем Востоке — с фактом ползучей китайской экспансии воеводе пришлось смириться.

Сложился новый геополитический баланс, перевитый целым клубком противоречий, грозивших новыми конфликтами.

2004 год

Не было тишины на уральской границе. Каждую ночь нейтральную полосу пытались пересечь и беглецы из европейской части России, контролируемой миротворцами, и боевые группы, засылаемые теми же самыми миротворцами на территорию Сибирской Республики.

Ивану было около тридцати, и он сумел заслужить уважение и тех, кто постарше, и тех, кто моложе: люди проверяются в трудное время, когда шелухой сползает всё напускное, и когда ясно становится, кто ты есть на земле нашей грешной. Среди пограничников Иван получил кличку «Ваня-ирокез» — за резкие черты лица, молчаливость, привычку рисовать индейскую татуировку на слое анти-ИК мази, которой мазали лица бойцы ночных дозоров для обмана инфракрасных детекторов и приборов ночного видения, и за свирепость в бою. «Я вот всё жду, Юрьич, когда ты с франглов скальпы снимать начнёшь, — сказал ему как-то раз командир отряда (почти не шутя), — и не удивлюсь этому, чес-слово», на что Ваня-ирокез усмехнулся и бросил коротко: «Негигиенично. Пустая трата времени. Хотя…».

Только не дождался командир появления кровавых трофеев на поясе Ивана. Одной вьюжной ненастной ночью пересеклись на узкой тропке судьбы Вани-ирокеза и лейтенанта-франгла, выскочившего из подорвавшегося на мине-ловушке бронированного «левассёра». Пересеклись — и не разошлись…

…Они выстрелили одновременно, и умерли тоже одновременно. Пуля из «армалитэ» франгла разорвала грудь Ивана, а жакан из его ружья, развернувшись цветком, разнёс череп американца. Иван Лыков и Жан Лико не услышали голос крови — не в то время и не в том месте встретились они врагами. Но даже случись по-другому, вряд ли они признали бы друг друга братьями, пусть даже очень далёкими: одиннадцать поколений — это много.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. ТОТАЛЬНЫЙ ТУПИК

2005 год

— И что им надо? — растерянно пробормотал Клаус Мергель. — Жили, работали, и вот на тебе…

Пауль Хоффмайстер только беспомощно пожал плечами — что тут скажешь?

По улице шла толпа людей, одетых странно и непривычно для европейского глаза — в длинные то ли рубахи, то ли халаты сероватого цвета, в простых туфлях на босу ногу. Людей этих было много, и откуда они взялись в таком количестве, ошалевший немецкий обыватель никак не мог понять. Ну да, конечно, африканские и азиатские гастарбайтеры давно стали привычным элементом европейского пейзажа, но элемент этот вёл себя смирно, не нарушая благолепия: афроазиаты подметали улицы, вывозили мусор, работали на стройках, водили автобусы и грузовики и вообще делали массу очень нужных работ, от которых презрительно воротили нос коренные жители Германии, Франции, Бельгии, Голландии, но без которых ну никак не могла обойтись высокоразвитая техногенная цивилизация начала двадцать первого века со всеми своими телекоммуникациями и трансатлантическими авиалайнерами. И все вроде были довольны — поначалу. Но потом, когда гостей-слуг стало много, очень много, они вдруг заявили о себе во весь голос: хотим жить своим укладом! И вообще — ещё неизвестно, кто в доме хозяин: мы или эти бледные, привыкшие жить на всём готовом, не заглядывая в будущее дальше собственного носа.

Разлетелась-рассыпалась водопадом сверкающих осколков витрина магазина, оросив стеклянными брызгами бессловесные манекены, застывшие в заданных позах; и вспыхнула ярким весёлым пламенем перевёрнутая автомашина, подожжённая людьми в серых одеждах.

— О, майн готт, — простонал Клаус. — Куда же смотрит полиция?! Как страшно жить!