Время «Ч» или хроника сбитого предпринимателя - Владислав Вишневский

— Что там такое? — сдерживая дыхание, глухо спросил.

— Ум-м… На проволоку… я… села! — дрожащим от слёз голосом пожаловалась Людмила Николаевна.

— Как на проволоку? — тупо переспросил он, чувствуя острое жжение в ладонях. — Прямо на колючку! Серьёзно?

— А-сс… — сжавшись и наклоняясь вперёд, коротко простонала она. — Конечно, серьёзно. Серьёзней не бывает.

— И что, прямо… вот так и на…

— Да-да, прямо вот так и… — перебивая, ещё больше огорчилась женщина. — И колготки все, наверное, порвала…

Они бежали уже под горку.

Здесь снежный наст был крепче, хорошо держал обоих, да и бетонка быстро приблизилась. Бежать стало гораздо легче. Тревожные проблески самолётных маячков, усиливающийся свист двигателей, уже вот-вот, близко, и, наконец, сияющие окна пассажирского салона во всей своей красе развернулись перед ними. Виднелся и трап у ярко освещённого проёма возле пилотской кабины… Ффу! — обливаясь потом, выдохнули путешественники — успели! Людмила Николаевна, на бегу распахнув шубу, куда-то заглядывала себе под ноги…

— Что там?.. — догадываясь, посочувствовал СанСаныч. — Больно?

— Да… Темно, невидно… Кровь вроде…

С трудом поднялись по трапу. Стюардесса, ободряюще кивнув им, махнула вниз рукой, трап сам собой отъехал, исчез, будто растворился, глухо захлопнулась дверь… СанСаныч юркнул в пилотскую кабину, Людмила Николаевна в туалет…

— Наконец-то! Чуть без вас не улетели, — заметил командир, спросил. — Всё в порядке?

— Да, почти…

— А где Людмила свет-Николаевна?

— Она здесь… — замялся СанСаныч. — Сейчас… придёт.

— Ну, лады. Взлетаем…

— Всё, тишина в кабине!..

Бортинженер двинул рычажки. Свист двигателей перешёл в лёгкий рокот, потом в умеренный рёв… Самолёт стронулся с места… легко покатил, подрагивая застоявшимся телом, мускулами, как спортсмен, перед большим и красивым прыжком… Нацеливаясь носом на Восток, на встречу восходу солнца.

А страна в это время, пока СанСаныч закрывал свои маленькие бизнес-проблемы, уже вовсю воевала с Чечнёй, фактически, сама с собой. Вот дурость!.. Нет бы в трудное время объединить усилия, облегчить народу, стране, процесс выживания, ан, наоборот, втянулись в войну внутри себя. Немедленно пошли похоронки, «груз двести», инвалиды, раненные… сплошная боль и затраты. Ёшь твою в корень! Правительство и думские партии, как озверелые, в словесных и прочих дуэлях сражались между собой, где скопом, где и поодиночке, а все вместе — с журналистами. Многие вещи им категорически не хотелось выдавать народу, включая и ту же Чечню, свои денежные растраты, аморальные истории, связь с криминалом и всем таким прочим, а вот, поди ж ты… Бей журналюг, мать иху ити! Ещё и президент этот, Борис Николаевич Ельцин, гарант Конституции, хирел просто на глазах, хотя врачи убеждали: ничего подобного, всё у него хорошо, устал человек, в Барвихе работает с документами. Но всё те же неуёмные журналисты, опровергая, сообщали обратное. Вот молодцы, черти! Да и последовавшие потом хирургические операции жутко талантливого, и от этого естественно иноземного доктора подтвердили, плохо дело в царских покоях. Что-то вскоре должно произойти, ломал головы народ, зреет видать политическая замена. Но кто это?..

Собчак, Зюганов, Немцов, Черномырдин, Лебедь, Жириновкий… Ой, чур-чур!.. Кто? Не угадаешь. Их там — «великих» лидеров — вагон и маленькая тележка. И вертятся они — политики! — непрерывно тасуясь около «царственного» кресла, как мухи вокруг помойки… И ведь уже замараны все, а не стреляются, как положено в приличном обществе. Значит, это признак общества. Но очень хотелось, чтоб замена в новом демократическом государстве произошла как-то по доброму, не как всегда. Перед миром стыдно. Все правители в стране уходили бесславно… включая и Горбачёва.

Снова на улицах главных городов, к разгуляй-матрёшечному торговому ряду, какой-то талантливый сценограф — Человек (?!) Рок (?!) Судьба (?!) — как проказу, как отвратное знамение раскидал раздражающие взгляд и психику обывателя юродивые пятна — экзотические группки беженцев или переселенцев… как их правильно?

Они, в любое время года, по-восточному скрестив ноги, сидят — на земле, бетоне — подстелив под себя тонкий тканный, напрочь замызганный коврик. Непременно в замызганных тюбетейках, платках, узбекских либо других каких халатах, шароварах, от грязи теперь и не поймёшь ни цвет, ни национальную их принадлежность… босиком. Сидят старики, старухи, молодые… Все до черна загорелые, с чёрными, загрубевшими давно немытыми руками, лицами… Ещё хуже выглядят их дети — ещё более униженнее. Не подготовленным гражданам эту картину видеть просто нет сил. Мгновенно происходит зрительный и чувственный шок, как пинком под… добродетель. Глаза от этого в землю, и боком, боком мимо. Чтоб быстрее пройти, ещё быстрее забыть.

Несчастные люди, фактически изгои, на обывателей производят совершенно обратный эффект: не сочувствия, а отторжения. Так же и босоногие их оборванцы дети: обычно два, три ребёнка в возрасте до шести-семи лет, бегают рядом, просят милостыню. Или молча просят, или мычат что-то нечленораздельное, требуют. Симпатичные, в общем-то, детские, но до жути грязные, тёмно-коричневые мордашки… Руки голые, худые, тонкие, такие же и тёмно-коричневые ноги. Они обычно босиком. Нечёсаные космы чёрных волос, грязная, худая, оборванная одежонка едва прикрывает их маленькие тельца… Когда горожан по близости нет, непринуждённо играют между собой — дети! — но завидев прохожих, как по команде, бросаются навстречу. Вытянув ручонки, неумело состроив униженные, просительные рожицы… молчаливо бегут рядом, заглядывая в глаза чёрными, как угли, и острыми, как нож, запоминающими, и в то же время любопытными глазёнками, нетерпеливо, порой рассерженно, дёргая прохожих за рукава или подолы платьев. Такие же чёрные глаза и у их родителей, только они совсем обуглившиеся и вовсе погасшие… Кажется!.. Но если приглядеться, можно заметить холодный взгляд порой, как укол. Согнувшись в низком поклоне, взрослые сидят, монотонно раскачиваются, коротко, исподлобья, оглядывая мимо проходящих, бормочут что-то себе едва слышное, как молитву, выставив вперёд, горстью, пустую ладошку.

Кто они? Откуда? Как здесь очутились? Из какой они благословенной суверенной страны? Где их ухоженный, сытый президент, купающийся в почестях и славе, почему первым не застрелился? Как же ему не стыдно перед матерью своей, отцом, народом своим, Аллахом? Ах, ты ж… Так бы и плюнуть ему в глаза… А он, опыт подсказывает, наверняка на это скажет: божья роса.

А мы-то сами! Так же наверное выглядим. Да и чувствуем себя так же порой, если не часто. Обманутая, немытая Россия — разве ж не про нас!

Уже шёл 1994-й год. Четвёртый год перестройки.

Активная коммерческая работа поглощала всё время СанСаныча, не оставляя особого времени для осмысления развивающейся социально-политической ситуации в стране, и вокруг него самого. Да и не политик он был, не стратег. С удовольствием впрягся в лямку предпринимательства, полагая, если у него будет хорошо, значит и у других тоже… Наивный человек, скажет иной читатель, романтик, и будет прав. Да — наивный, да — романтик, но честный и открытый, каким и был всегда. Теперь же, видя, что как-то не так всё вокруг развивается, списывал только на себя, говорил, значит, нужно ещё больше работать… А зачем ещё больше, что это даст? Не мог ответить.

Но видел… Его бывшие знакомые по тренировкам в спортзалах, не имея реально работающих фирм, строили в ближайших окрестностях дорогие загородные коттеджи, целыми семьями по два раза в год отдыхать ездили за границу… Там и недвижимость разную прикупали… О будущем своём пеклись. Милиция — слуги и стражи закона! — включая прокуратуру, даже простые постовые — приезжали на работу уже на иномарках, и только на них… Вся администрация города, края, включая и районные, ходили в дорогих импортных костюмах, при жёлтых наручных часах и перстнях на пальцах, ужинали в ресторанах, были внешне спокойны, даже вальяжны, пересели на «ауди» и «вольво» последних моделей.

У СанСаныча так не получалось. Не получалось по одной причине: работал он по-белому. С удовольствием, даже с гордостью, с самого начала предпринимательства говорил о себе: «Я честный человек, я плачу налоги!» Вот так вот, смешно прямо, как американец какой!.. В первые годы это никого не удивляло, так планировали видимо все или почти все. Но потом, позднее, СанСаныч произносил эту «речёвку» всё реже и реже, но курс не менял из принципа. Другие предприниматели, да и его окружение, были озадачены: как оставаясь честным, последние штаны не потерять!.. Как? «Может, СанСаныч, и мы это… как все, а?» — намекали его сотрудники. «Нет, — упрямо твердил гендиректор. — Только по-белому. Не могут они зарубить курицу несущую золотые яйца, не могут». Так он хорошо думал о своём государстве. Искренне в это верил. «Ой, наивный человек! — качали головами его оппоненты. — Ой, упрямый! Могут! Ещё как они могут… И не только раздеть. И штаны снять могут, и в одно место отыметь могут. Да-да, всё они могут! Всё!» А он не верил, твердил всем, и себе: «Они же не дураки там, — возражал, — правительство же, как-никак, государство!» Некоторые смотрели на него как на инопланетянина или на человека досрочно выписавшегося из… Неважно от куда. Работал по принципу… как там у Евтушенко: «А мы, сквозь бури напролом, жлобам и жабам вставив клизму, плывём назло империализму!» Работали они! И только по-белому!.. Как того законы предписывали.