Убийство моей тетушки. Убить нелегко (сборник) - Ричард Халл

Думаю, такие простые истины Николас Латимер способен уяснить. Позлится несколько дней, а потом до него дойдет. Это единственный путь как-то наладить отношения. Неприятный, но придется по нему пройти.

Однако для этого Николас Латимер должен внимательно вслушиваться в каждое мое слово и, уж конечно, не перебивать. Я этого не потерплю. Как я уже упоминал, если понадобится сила, за этим дело не станет. Честно говоря, я даже надеюсь, что такое случится, потому что тогда у меня будет возможность отомстить за свой подбитый глаз. Потом я как ни в чем не бывало пожурю его, мол, надо быть осторожнее, как он мне тогда сказал. Хотелось бы и грязью его как следует вымазать, но где ее возьмешь в офисе. Правда, можно попытаться ее чем-нибудь заменить.

Но в любом случае ему придется все выслушать, даже если он не будет к этому расположен. А потом я скажу…

Часть III

Реализация

Глава 1

Уже дважды упоминалось, что существует предел, когда еще можно терпеть в фирме идиота, наносящего вред работе.

Повторю это в третий, потому что полностью согласен с моими покойными коллегами, но все же хочу уточнить, что, обвиняя друг друга, было бы неплохо им заняться и самокритикой.

Они оба начали свои записи почти в одно время и закончили на одном и том же событии. Это может показаться невероятным, но такое совпадение произошло по вполне понятным причинам.

Записки Пола Спенсера приведены здесь без изменений. Я не счел необходимым их редактировать, потому что все изложено более или менее прилично. Хотя, признаться, от Спенсера я ожидал большего, в смысле литературного стиля. Он ведь так кичился своим образованием.

Что касается записок, автором которых являлся Латимер, то с ними пришлось поработать. И занимался я этим без стеснения, потому что оставить их в первоначальном виде было нельзя. Никто бы в его писанине тогда не разобрался. Разумеется, пришлось сделать необходимые дополнения, за счет чего увеличился объем. Знавших Латимера такое количество страниц, несомненно бы, удивило, потому что написать столько он был просто не способен.

Это я придумал начать его записки примерно так, как у Спенсера. По-моему, получилось неплохо. Совсем не случайно, что в записях изложены одни и те же события – они думали об одном и том же и замышляли одно и то же.

Прежде чем приступить к рассказу о событиях того памятного дня и последующих, я должен пояснить два важных обстоятельства. Первое: как ко мне попала рукопись Спенсера. А второе: почему, несмотря на загруженность работой, я все же потратил много времени на переработку записок Николаса Латимера.

Сначала отвечу на второй вопрос. По соображениям, которые будут изложены ниже, мне захотелось как следует разобраться в Латимере. Как он мыслит, что у него за психика. Пришлось вспомнить, как он себя вел в той или иной ситуации, его реакцию на события, которые он потом описал с моей помощью. Я четко обозначил его намерения, потому что уверен: так оно и было, и дополнил его дневник. Думаю, мне удалось показать чрезвычайную мстительность этого человека, на которую обратил внимание даже Спенсер, по-моему, начисто лишенный наблюдательности.

Но зачем Спенсер взялся вести это подобие дневника, понять было труднее. Думаю, из желания снять напряжение, выпустить пар. Его, несомненно, напугало происшествие на улице с односторонним движением. Возможно, он даже пережил шок, сам того не осознавая. Честно говоря, я так до конца и не разобрался, что там произошло. Думаю, Латимер прав: умысла ни у кого не было.

О том, что Спенсер ведет дневник, я догадался. Как – уточнять не буду, но это оказалось несложно. Сомневаюсь, чтобы о нем знал Латимер, поэтому я в его записях это опустил. В любом случае инцидент с машиной произвел на Спенсера большое впечатление и пробудил фантазию. Уверен, он собирался упомянуть об этом в решающем разговоре с Латимером, к которому готовился.

Я знал об их ссоре по поводу рисунков, сделанных Томасом для рекламы консервной фабрики в Грейфилдсе, поскольку это касалось и меня, на следующее утро я пришел в офис пораньше и пролистал записи, лежавшие в столе Спенсера. Тогда они заканчивались словами: «Вот и поговорим. Как следует».

Предчувствуя неладное, я все же предпочел заниматься своими делами, полагая, что они разберутся друг с другом без меня. Своих намерений я не изменил и после того, как во время ланча мне удалось бегло прочитать продолжение записок Спенсера.

По этой же причине я не следил за происходящим, хотя голоса в кабинете Латимера были хорошо слышны.

Ровно в половине пятого мисс Уиндэм принесла мне чай, после чего я продолжил работу по «Галацу». Надо было спешить, Латимер со своей депрессией сильно тормозил работу. То, что я постоянно латаю за ним дыры, уже никого не удивляет.

Затем я услышал диалог Латимера и мисс Уиндэм:

– Мне нужно посмотреть, в какие дни в «Мейл» будет помещена реклама «Галаца».

– Хорошо, мистер Латимер. Я подам мистеру Спенсеру чай и сразу же принесу вам расписание.

– Вы подадите мистеру Спенсеру чай потом. Он все равно предпочитает пить его холодным. Поставьте поднос и идите. Расписание нужно мне немедленно.

– Но, мистер Латимер, мистер Спенсер будет, как всегда, недоволен…

– Пожалуйста, принесите расписание. Я жду.

Мисс Уиндэм подчинилась, что еще ей оставалось делать. Разумеется, я тогда даже не подозревал Латимера в преступных намерениях. Не думал, будто чай вообще что-то значит. Наконец мисс Уиндэм понесла чай Спенсеру, затем тот спустя некоторое время вошел в кабинет Латимера, а я, понимая, что скандал неизбежен, постарался погрузиться в работу и ни в коем случае не прислушиваться.

Но это было невозможно. Ведь я не глухой, а заткнуть уши оказалось нечем. Правда, в других помещениях офиса никто разговора не слышал, так что я был единственным свидетелем происходящего в кабинете Латимера. Разумеется, не очевидцем, поскольку воспринимал все на слух. Судя по всему, Спенсер произнес заготовленную речь и за подбитый глаз тоже поквитался.

Людям чрезмерно любопытным находиться в такой ситуации было бы комфортно, а вот я мучился, изо всех сил стараясь продолжать работу. Единственное, что мне хотелось знать, – удалось ли Спенсеру найти заменитель грязи.

К счастью, все закончилась раньше, чем я ожидал. Без десяти пять Спенсер вернулся к себе в кабинет. После чего наступила тишина.

Как-то даже странно, прошло уже минут пятнадцать, и ни единого звука. Эта тишина стала меня раздражать и даже мешала работать. Обычно было слышно, как Спенсер шумно разворачивает газеты, кряхтит, а тут молчание.

Из кабинета Латимера тоже не доносилось ни звука. Я подумал, что Спенсер перестарался, заставляя его себя слушать. Но вряд ли Латимер потерял сознание, а значит, может уйти домой. Возможно, ему стыдно перед мисс Уиндэм и посыльными за пережитое унижение. Думаю, больше он работать со Спенсером не сможет. Я напряженно ждал, когда же он наконец решится выйти. Когда минутная стрелка на часах начала приближаться к половине шестого, а оттуда по-прежнему не доносилось ни единого звука, я забеспокоился. Неужели Спенсер зашел так далеко?

Честно говоря, желания видеть кого-то из них у меня не было. Я подумал: ну войду я в кабинет Латимера, увижу, что с ним все в порядке, и что потом? Как объяснить причину моего визита? В конце концов я решил напомнить ему, что иллюстративный материал для первой публикации надо отправить в «Дейли мейл» за двое суток, и в этот момент услышал крик мисс Уиндэм.

Через пару секунд она влетела ко мне – впервые без стука.

– О, мистер Барраклаф, пойдемте скорее. Мистер Латимер… – Она замолкла, вытаращив на меня глаза.

– Что?

– Мистер Латимер… лежит в своем кресле без движения. Вид у него очень странный.

Я бросился мимо нее в кабинет Латимера, и тут же стало ясно, что он мертв. Для этого не надо быть доктором. Впервые с его лица исчезло мрачное выражение. Оно стало привлекательным, немного портил впечатление только синяк под глазом. Имелось еще и другое обстоятельство, позволяющее считать, что Латимер не просто потерял сознание. Стол и его одежда были обсыпаны кристаллами, очень похожими на те, что Тонеску дал нам для проверки действия его вещества. Присмотревшись, я убедился, что это именно они.

Понимая, что ничего трогать нельзя, я вышел, запер дверь и направился сообщить Спенсеру. Очень странно, что он никак не отреагировал на крик мисс Уиндэм.

Все прояснилось, стоило мне переступить порог его кабинета. Спенсера уже ничто не могло потревожить. Он сидел в кресле, повалившись лицом на стол. Чашка валялась на полу. В том, что он тоже мертв, сомнений не было.

Услышав в коридоре шаги мисс Уиндэм, я решил избавить молодую женщину от лишних потрясений и крикнул, чтобы она не входила, а сам внимательно осмотрел комнату. Тут все было, как обычно, только на полу лежало несколько листов с записями Спенсера. На одном из них можно было прочесть в начале страницы последнюю написанную им фразу. Она была не закончена: «А потом я скажу…»