Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну! И откуда ж бы это, к примеру, такое пространственное мышление, – сварливо спросил Митя, – у медика-то?
Супруги – переглянулись, и дружно заржали:
– Батенька мой! Да поразбирался б ты годиков десять-двенадцать в пленках, который на нашем рентгене делают, понакладывал бы аппараты Илизарова, поделал бы пластики суставов, – тогда б понял, у кого по-настоящему пространственное воображение-то бывает! Да я, если хочешь знать, – поверхности сам выводил, сразу же, племянник только проверял, так почти што никаких поправок-то и не было… Так, – отдельные уточнения.
– Так. А теперь – серьезно. Поменьше чудес. Лучше бы – вообще никаких чудес. Вообще никаких чудес ответственным работникам, особенно ментам и кагэбэшникам. Сумеешь засрать мозги, что, мол, тут ты, к сожалению, бессилен, а тот случай, про который вы говорите, – так это совсем другое дело, потому что… а? И никаких чудес незамаскированных.
– А ты поучи, поучи папаню детей делать!
– Это все понятно. Жаль только, – закуривая новую сигарету, и снова мимолетно улыбнувшись все той же улыбкой, – никого из нас никак нельзя в евреи поверстать. Выезжаешь, к примеру, в Израиль, сам едешь в Штаты. И через годик-другой – миллионер.
– Во-первых – не все так просто. Во-вторых – не миллионер, а мультимиллионер, а уж если продать лицензию… Только ни хрена не выйдет. "Спецур" новых вам там никто не продаст. Погодите. Работайте пока с теми, кого я буду давать, и вам вообще никакие деньги не понадобятся. Всю зарплату, как есть, будете откладывать. Это – в ближайшее время. А там – посмотрим.
XVII
– А интересное получается кино, – один гражданин заказал посевной материал класса "суперэлита", в количестве тонны, платит наличными, другой… Чин по чину, прошлой весной, так что без дураков. Пятый-десятый-двадцатый. И все по тонне посевного картофеля, как минимум. Какие интересные граждане появились! Ой, какие интересные-та! И как много!
– Из одного места или из разных?
– Сейчас посмотрю, – говоривший, надев очки, принялся перебирать надорванные конверты, – та-ак… В общем – места разные, но все – южный Урал и Зауралье. Кажется, – по большей части вдоль Транссиба. Говорю же – интересное кино выходит…
– Берешь солому… так. Опускаешь в измельчитель… так. Запускаешь. Заливаешь водой, – и в расщепитель. Сначала – кнопка "Активация", пятнадцать минут ждешь, потом – кнопка "Фиксация". Как отщелкнется, так и готово. Выва-аливаешь все из бункера, – и можно по новой… Понял? Будешь все по уму делать, так все у тебя со скотом будет в полном порядке. Начнешь халтурить – не обессудь…
Говорят, если в самом начале какого угодно дела, при закладке дома или крепости идет дождик, – то это к удаче. Вроде бы как бог благословляет начинание, поливая его из небесной леечки, чтоб лучше росло. Если так, – думал Юрий Фомич, ютясь на лежанке таким образом, чтобы ручьи, льющие с совершенно дырявой крыши, не попадали хотя бы на голову, – то его безнадежное мероприятие с самого начала обречено на прямо-таки гигантский успех. Когда друг Гена вез его сюда на грузовике, в небе начали собираться тучи. Когда они сгрузили десяток ящиков и тюков, тучи собрались над головой неподъемно-тяжелым, непроницаемым темно-серым пологом. Ясное майское утро превратилось чуть ли ни в поздний, ненастный вечер. Генка, с опаской глядя в небо, явно заспешил, хотя и старался не показывать виду. Сюда-то они ехали, как в сказке, по бархату, так, что самосвал только кое-когда подпрыгивал на окаменевших ухабах. Сухая удалась весна, редко так бывает, чтоб сразу после майских праздников не было непролазной грязи. Впрочем, – Юра знал это, а Генка – так подтвердил, что эти места вымерли, опустели с такой страшной силой, что даже дороги оставались не разбитыми. Не было чудовищных борозд, налитых вешними водами, смоляных, даже на вид невылазно-вязких, клейких рытвин, ведущих в обход самым страшным колеям, а потом – в обход обхода, так, что в конце концов образовывалась страшная, злобная пародия на транспортную развязку где-нибудь в Европе, – и занимала при этом не намного меньше места. Здесь этого не было. Старые большаки подернулись ползучими, жилистыми плетями неистребимого птичьего горца, и было это, понятно, удобно, – но все-таки страшно. Как будто прошел мор, как будто война, непосредственной близостью которой так долго стращали нас партия и правительство, уже отыграла лет тридцать-сорок тому назад, и Вероятный Противник – в необыкновенных масштабах применил пресловутую нейтронную бомбу, либо же пустил в ход какую-нибудь еще более крутую новинку в том же роде. Так, что люди и скот – вымерли, а земля осталась пуста-пустынна, хоть и зелена по-прежнему, и стало так, что не было уже даже и пустых домов, заколоченных, либо же мрачно глядящих на безлюдный пейзаж черными проемами навеки опустевших окон, а стали – одни только кучи строительного мусора, шиферно-серые срубы, покосившиеся настолько, что опрокинулись, рассыпавшись неряшливыми грудами толстых бревен, буйные заросли, совершенно скрывшие то, что осталось от некогда живых подворий. Так, что его полуразвалившаяся халупа на их фоне могла считаться почти что целой. Геха, нырнув куда-то в недра машины, достал оттуда поллитровку:
– Может, – возьмешь все-таки?
– Не, – помотал головой Юрий Фомич, – спасибо. Зарок дал. По крайней мере – пока не стану на ноги. Если начну, так уж не остановлюсь, это точно. Опасная это штука – водочка, когда остаешься один.
– Ну, – с сомнением протянул друг, – как знаешь…
И, – продолжая с опаской посматривать на небо, где облака – остановились, очевидно, добравшись до места, и теперь только клубились лениво и медленно, как сытый палач в маске, – медленно поигрывает витой плетью, – уехал. И минут через пятнадцать начался дождичек, – весенний, щедрый, теплый, только очень уж сильный. "Жилье" его – располагалось на невысоком холмике, а в борозде под холмом – виднелись остатки провалившегося внутрь колодезного сруба. Впрочем – сруб это что-то, что рубят, а здесь кольцо было некогда сложено из кирпичей. А начало мая – это все-таки не июль и даже не июнь, поэтому он под своим