Русский калибр (сборник) - Пётр Разуваев

Крыть было нечем. Стеннард пожал плечами и взглянул на меня:

– Надеюсь, вы понимаете, что делаете…

– Я уезжаю и увожу мистера Липке с собой, – ответил я. – Вы ведь не против?

– Разумеется, я против. Но что я могу поделать? У меня здесь было двенадцать человек. Насколько я понимаю, ворота охраняет последний… Проваливайте отсюда, Дюпре, сделайте одолжение, а?

– С удовольствием, – кивнул я. – Только вам придётся прокатиться с нами. После того шедевра, который я обнаружил на яхте… Если уж взлетать в воздух, то в хорошей компании.

– С вас обед, – вяло пожав плечами, согласился американец. – Вы весьма осторожный человек, месье Дюпре. Если бы вы к тому же умели играть по правилам, с вами ещё можно было бы иметь дело…

И, безнадежно махнув рукой, он отвернулся.

Глава одиннадцатая

«Если вы сохраняете голову на плечах, когда все вокруг теряют свои, значит, вы просто не понимаете ситуацию». Закон Эванса как нельзя лучше описывал создавшееся положение. Кое-что вполне мог бы разъяснить Давид, но ему было не до того – мистер Липке спокойно почивал на заднем сиденье, утомлённый праведными трудами, беготнёй под пулями и прочими, новыми и непривычными для него, занятиями.

Поместье дона Кольбиани мы покинули совершенно спокойно, без каких-либо осложнений. Мистер Стеннард, который, казалось, окончательно утратил интерес к происходящему, позвонил по телефону, найденному нами в машине, и распорядился открыть ворота. Что и было исполнено на наших глазах. Следуя полученным инструкциям, одинокий охранник вышел на хорошо освещённую площадку перед «сторожевой будкой» и аккуратно разоружился, сложив на мелкий гравий традиционный «Узи», кобуру с пистолетом и снятый с себя армейский бронежилет. Затем он отошёл метров на десять в сторону и нехотя улёгся на землю лицом вниз, заложив руки за голову. Как старый гуманист, я прекрасно понимал все неудобства, которые сейчас испытывал этот человек, и отнюдь не собирался затягивать его мучения. Давид уже сидел в машине, и, не тратя время, я направил короткий автоматный ствол на стоявшего рядом американца.

– Умоляю, Дейв. Без глупостей. Мне вовсе не хочется вас убивать.

Окинув меня с головы до ног недоверчивым взглядом, он тяжело вздохнул и молча полез на соседнее с водительским место. Для проигравшего Стеннард вёл себя очень прилично. Я забрался в «Лендровер» следом за ним.

– Что дальше? – поинтересовался сидевший сзади Давид. – Вы хотите пригласить мистера Стеннарда в качестве проводника?

– Идите к чёрту, – опередив меня, откликнулся Стеннард. – Мы находимся в Монтеротондо, это тридцать километров от Рима. Карта лежит в бардачке, что вам ещё от меня нужно?

– Достаньте карту, – приказал я, по прежнему держа его на прицеле. Стеннард молча повиновался. В просторном ящичке обнаружилась не только карта. Там же лежал большой конверт из плотной синей бумаги.

– А это что? – поинтересовался я, перенимая у него карту.

Американец пожал плечами:

– Ваши вещи: документы, портмоне.

– Отлично. Давайте сюда. Кстати – при мне были не только мои документы.

– А… Паспорт Дианы Грае? Он тоже там.

– А сама девушка? – с угрозой в голосе спросил я. Но в ответ Стеннард лишь удивлённо приподнял брови.

– Откуда я знаю? Вы же передали её Кольбиани, с тех пор она перестала меня интересовать. Если уж зашла речь о ней… Скажите, Дюпре, а кто это такая?

– Спросите у Кольбиани, – мрачно посоветовал я, заводя машину и медленно трогаясь с места.

В этот момент всё, что не касалось взрывов и их печальных последствий, отошло для меня на второй план. Я наблюдал за американцем, когда он садился в машину, отметил его олимпийское спокойствие, но не могу сказать, что это меня сильно обнадёжило. В конце концов, он не самый умный американец в мире, вполне могло оказаться так, что бомбы у них проходят по другому ведомству. Или же его коллеги повторили недавний фокус с радиоуправляемой миной. Существовала ещё добрая сотня подобных вариантов, и все они меня одинаково не вдохновляли. Притормозив у ворот, я ловко овладел имуществом распростёртого на земле охранника. Опять-таки не факт, что это ВСЁ его вооружение, но лучше уж зыбкие надежды, чем гарантированная пуля в спину. Резко сорвавшись с места, наш джип проскочил ворота и быстро понёсся навстречу свободе.

Стеннарда я высадил уже на шоссе, километрах в десяти от поместья. Предварительно тщательно его обыскав. Как попутчик, американец оказался ниже всякой критики. Несмотря на все попытки завязать с ним приятную беседу, он упорно молчал, пристально разглядывая мелькающие за окном достопримечательности. После нескольких неудачных экспериментов я, наконец, оставил эту затею, и в салоне установилась тишина, нарушаемая лишь мерным шумом двигателя да сладким посапыванием прикорнувшего на заднем сиденье Давида. Картина идиллическая, но уж больно монотонная. Выбравшись на оживлённую магистраль, ведущую непосредственно к Риму, и выбрав равноудалённое от всех очагов цивилизации место, я затормозил и съехал на обочину.

– Прощайте, Дейв. Насчёт обеда я запомнил. Будет настроение – звоните.

Он посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом. Невесело улыбнувшись, ответил:

– Я пошутил. Искренне надеюсь никогда вас больше не увидеть. Да и… скорее всего, именно этим всё и закончится.

– Да? – Я изобразил удивление. Он мрачно кивнул на спящего Давида:

– За вашей спиной – оружие массового уничтожения. Ему не дадут открыть рта, а коль скоро вы решили его сопровождать… словом – прощайте, Андре.

Уже открыв дверцу, он внезапно обернулся и, покосившись на заднее сиденье, быстро и тихо сказал:

– Помните, что я вам говорил о… разных точках зрения, существующих в «Фирме»?

Я молча кивнул.

– Вы, конечно, можете мне не верить, но… я действительно ничего не имею против вас. И мне очень не нравится то, чем я здесь занимаюсь.

Выпалив всё это, он ещё мгновение смотрел на меня, потом улыбнулся как-то смущённо и выпрыгнул из машины. Аккуратно закрыв за собой дверцу.

До Рима оставалось не более десяти километров. Точнее, мы уже ехали по нему, просто безликая вереница огромных ангаров, автостоянок, складов плохо увязывалась в моём представлении с Вечным городом. В отличие от Милана, Рим был мне знаком достаточно хорошо. Ещё в моём позднем отрочестве отец несколько раз брал меня с собой во время кратких деловых поездок, а года четыре назад я был здесь на гастролях с театром. Но тогда вся моя жизнь ограничивалась «историческим центром города» и, как любой турист, я и понятия не имел, что же находится за древней стеной, окружающей этот центр. Как выяснилось – ничего примечательного. Неприглядная изнанка, как две капли воды похожая на окрестности любого крупного мегаполиса. Разве что немного грязнее и безалабернее. Свернув с оживлённой автомагистрали, я заехал на последнюю перед городом большую стоянку, оснащённую парой ресторанов, заправочной станцией и небольшим магазинчиком. Закрыв машину вместе со спящим в ней Давидом, я не спеша направился к миниатюрному «коммерческому центру».

В маленьком и небогатом магазинчике почти никого не было. У стенда с игрушками коротал время бойкий чернокожий мальчуган лет пяти, его длинноногая мамаша, с модной причёской «афро» на голове, вполголоса о чём-то беседовала с молодым не то китайцем, не то вьетнамцем, стоявшим за прилавком. Я вошёл как раз в тот момент, когда маленький «афроитальянец» наконец сделал свой выбор и, с победным кличем ухватив за хвост большого плюшевого льва, энергично раскрутил его над головой. Что, естественно, никак не могло понравиться ни маме «охотника», ни её приятелю-продавцу. Под бурный аккомпанемент их воплей я прошёл внутрь и двинулся вдоль стены, увешанной безразмерными футболками с самой разнообразной символикой. Наугад выбрав две из них, я заодно прихватил пару чёрно-красных бейсболок с длинными козырьками, дешёвую спортивную сумку и самые скромные солнцезащитные очки из тех, что были в этой лавке. Взяв несколько бутылок охлаждённой минеральной воды, я вернулся к кассе. Охотничьи страсти там уже улеглись, сам охотник получил по заслугам и тихо рыдал, уткнувшись в стройную мамину ногу, словно вырезанную из цельного куска эбенового дерева. Я бы и сам не отказался быть сейчас на его месте. Даже просто подержаться за такую прелесть…

Пришлось одёрнуть себя. «Дэло нада дэлат, дарагой, дэло!» С сожалением покосившись в последний раз на прелестную «шоколадку», я расплатился и, купив на предпоследние деньги любимые «Benson & Hedges», покинул это заведение. Кстати – чернокожая синьорина проводила меня взглядом, полным искреннего сожаления. Судя по всему, мы вполне могли бы чудно провести этот вечер. В плюшевые игрушки поиграли бы… Чёрт, ну никакой личной жизни.

У входа в ресторан висел телефонный аппарат. Вспомнив о купленной ещё в Милане карточке «всеитальянского оператора», я остановился и, пристроив на полу пакет с покупками, набрал номер сотового телефона Паолы. Её личного телефона. Но, кроме большого количества длинных гудков, ничего так и не услышал. О том, что могло означать это молчание, мне даже и думать не хотелось.