Маг-крестоносец - Кристофер Сташеф

Химена, не веря своим глазам, смотрела на Лакшми. Неужто о ее Мэте действительно ходит такая слава?

— Кто же еще владеет таким волшебством, чтобы суметь похитить детей у джиннов, даже таких малюток?

— Боюсь, что такое недоступно даже Мэту, — покачал головой Рамон. — Он ведь не Соломон, в конце концов.

— А кто еще! Кто? — в гневе возопила Лакшми. — Кто еще изо всех магов Запада?

Химена знала, что от гнева до страха — один шаг, и потому воскликнула:

— Бедненькая! Я понимаю, как ты напугана — ведь моих внуков тоже только что похитили! Так давай же разделим друг с другом нашу печаль и перестанем препираться!

— Ваших внуков... украли? — Кровь отлила от лица Лакшми, она вперила взгляд в маленькую фигурку Химены, стоявшей на крепостной стене. — Малышей Мэтью? Его отпрысков тоже похитили?!

— Да, его детей и детей Алисанды, — подтвердила Химена. — Мальчика пяти лет и крошку-принцессу, которая лишь в этом месяце научилась ходить.

— Уж не подумал ли он, что его детей выкрала я? — ахнула Лакшми. — Быть может, он решил похитить моих в отместку?

— Он пока не знает о том, что его дети похищены. Он за полмира отсюда, сражается с варварами и злым волшебством! Он слишком сильно занят защитой Запада от варварских орд для того, чтобы додуматься до похищения чьих бы то ни было детей! Кроме того, Мэт обожает детей — не только своих собственных, но и чужих тоже! Он бы никогда не решился на что-то подобное! — Химена перевела дух и протянула к Лакшми руки. В глазах ее стояли слезы. — Джиннская принцесса, поможешь ли ты нам отыскать наших пропавших внуков? Тогда, быть может, и мы сумеем помочь тебе разыскать твоих детишек! Мы должны действовать сообща, а не друг против друга!

Лакшми колебалась. Неуверенность в ее взоре постепенно сменялась благодарностью к другой женщине, готовой разделить с ней ее горе. Однако джинна не была намерена так легко сдаваться.

— Могу ли я доверять тебе? И тебе! — добавила она, развернувшись к Рамону. Взгляд ее вдруг стал подозрительным. — Если она мать Мэтью, то она — твоя жена!

— И это — величайшая удача моей жизни, — заверил джинну Рамон. — И сладчайшее блаженство. — Он взял Химену за руку. — Лакшми, принцесса джиннов, позволь представить тебе мою супругу, леди Химену Мэнтрел. Химена, это — принцесса маридов* [6] Лакшми, которая так бесценно помогала нам с Мэтом в Ибилии и без которой мы бы ни за что не смогли вернуться домой.

Химена сделала реверанс.

— Польщена знакомством с вами, ваше высочество.

Но Лакшми удостоила ее небрежным взглядом и снова уставилась на Рамона.

— Твоя жена? Но она совсем не старая, она не...

Запас слов у джинны явно иссяк.

И хорошо, поскольку из-за того, как джинна смутилась, угольки ревностных подозрений в душе Химены успели раскалиться добела. С чего это джинна так смутилась? Из-за того, чем она занималась с Рамоном? Или из-за того, чем лишь жаждала заниматься?

Глава 15

Рамон учтиво сменил тему:

— Но почему же твой супруг, принц Марудин, не явился вместе с тобой, дабы обличить Мэтью? Почему он пощадил нас и не обрушил на нас свой гнев вкупе с твоим гневом? Ведь тогда за несколько минут этот замок рухнул бы!

Лакшми с минуту не спускала с Рамона озадаченного взора. А потом закрыла лицо ладонями, издала вопль, подобный звуку гигантской пожарной сирены. Вопль некоторое время набирал громкость, а потом стал утихать — по мере того как джинна начала уменьшаться. Ступив на крепостную стену, она мало-помалу приняла размеры обычной женщины и, рыдая, припала к груди Рамона. Ее плечи тряслись, и все тело содрогалось от горьких рыданий.

Рамон более или менее механически обнял джинну и поверх ее головы устремил на жену встревоженный и вопросительный взгляд.

Всю ревность Химены сразу же как водой смыло: если бы Лакшми была любовницей ее драгоценного супруга, уж тот бы определенно знал, как ее утешить. Химена подмигнула мужу, улыбнулась, подбадривающе кивнула и изобразила движения, похожие на укачивание ребенка.

Рамон понимающе кивнул и крепче обнял плачущую джинну. Пусть она была джинной, пусть ей исполнилось уже немало столетий, но она была всего лишь неопытной матерью, у которой отняли детей и которая нуждалась в утешении и поддержке. Рамон был готов помочь ей всем, чем мог. На самом деле, он задумался и о том, есть ли у Лакшми родители и где они обитают.

Отрыдавшись, Лакшми отстранилась. Рамон вынул из кармана носовой платок и вытер ее промокшие от слез щеки и отдал ей платок. Химена шагнула к Лакшми, и Рамон, за четверть века жизни в браке приобретший кое-какой опыт интуиции, отступил в сторону.

Химена обняла Лакшми, которая и теперь оставалась выше ее ростом.

— Бедная девочка, что еще за горе постигло тебя? Неужто твой супруг обманул тебя и сбежал под покровом ночи?

— О нет, нет! — оскорбленно вскричала Лакшми. — Марудин любит меня! Я привязала его к себе любовными чарами... — Она на миг зарделась. — И он ни за что не покинул бы меня по собственной воле.

— Тогда по чьей же воле он покинул тебя? — глядя прямо в глаза джинне, спросила Химена.

Лакшми понурилась, и слезы снова хлынули из ее прекрасных глаз.

Химена терпеливо гладила ее по спине, уговаривала и при этом гадала, нуждаются ли джиннские детишки в укачивании.

Когда новая истерика отбушевала, Химена ласково, но настойчиво проговорила:

— Ну, успокойся и расскажи нам все! Какое злое создание увело у тебя супруга и какой силой это было сделано?

— Силой той лампы, в коей он некогда обитал! — всхлипнув, отвечала Лакшми.

— Но ведь Мэтью снял с него это заклинание! — воскликнул Рамон.

— Снять-то он снял, а другой колдун измыслил, как сплести новое заклинание, и с его помощью снова загнал Марудина в лампу.

Лакшми опять залилась слезами.

Химена снова принялась утешать ее:

— О, бедняжка, бедняжка! Твоего супруга похитили, а потом забрали и твоих детишек! Теперь я понимаю, почему ты стала разыскивать Мэтью. Кто бы еще сумел снять с Марудина заклинание, с помощью которого тот пленен, если он уже однажды освободил его! Но теперь мы знаем, что не он пленил твоего супруга, так скажи мне, какое чудовище обрушило на тебя свою злобу?

Наконец слезы Лакшми иссякли, она отстранилась и гневно проговорила:

— Некий злобный восточный колдун. Более я ничего не знаю, кроме того, что кожа у него, как у любого из арабов или персов, и он одет в длинный балахон цвета полуночных небес и в маленькую круглую шапочку такого же цвета. О, и еще у него седые волосы и борода.

— Не сказать, чтобы этих сведений было достаточно для начала поисков, — покачал головой Рамон и нахмурился. — И куда же этот колдун унес Марудина?