Золотой отсвет счастья - Джудит Френч

— И обе слишком высоки для идеала, — заметила Бесс.

— Ты слишком добра, — вздохнула Аннеми. — Пожалуй, у нас только веснушки на носу одинаковые. А в остальном… Я некрасива.

— Ты сильна духом — в этом твоя красота, — мягко возразила Бесс. — И ты так грациозна, как мне и не снилось.

Аннеми улыбнулась и потупилась.

— Это говорит во мне африканская кровь. Женщины смотрели друг на друга, как две девчонки после долгой ссоры: и мириться вроде рано, и ругаться больше не хочется. Бесс взяла щетку и начала расчесывать свои роскошные волосы. Долгое пребывание на карибском солнце высветило их до рыже-золотистого оттенка. Она сейчас ненавидела этот цвет, блеск, богатство. Будь ее косы седыми и тусклыми, может, Кэй и не посмотрел бы на нее.

— Не хочешь идти к нему, — не вопросительно, а утвердительно молвила Аннеми.

— Придется. Я дала слово.

— Ты говоришь, как глупый мужчина, — вздохнула Аннеми. — А мы женщины, не забывай.

Бесс в недоумении взглянула на экономку.

— Эта ночь сделает тебя счастливой?

— Разумеется, нет.

— Эта ночь принесет счастье моему господину?

— Думаю, нет. Вряд ли ему понравится заниматься любовью с неподвижной деревяшкой.

— Да, это огорчит его несказанно.

— Вот уж на что мне наплевать! — вспыхнула Бесс.

— Тогда зачем ты идешь на это?

— Ты прекрасно знаешь! Иначе он выдаст Кинкейда испанцам. А я останусь пленницей навечно.

— А ты хочешь вернуться домой со своим возлюбленным?

— Да. — В горле у Бесс запершило. — Но другого способа нет.

— Можно по-разному решить любой вопрос.

— Но как, Аннеми, как? Как мне избежать и его постели, и его мести?

Женщина склонилась к Бесс.

— Из Библии миру знакома прислужница, занимающая место любовницы в постели хозяина. Войдя в его покои, ты предложишь ему вина из этого графина. Налей и себе, но пить не пей. В вино подмешано сильное снотворное, но действие его очень коротко. Он заснет ненадолго, но крепко. В это время я и займу твое место. К тому же я предупредила его, что ты очень застенчива и умоляешь, чтобы в комнате не было ни одной свечи.

— Ты делаешь это ради меня? — изумилась Бесс.

— Нет, я делаю это ради себя. Я люблю его много лет, и все эти годы я сохраняла чистоту. Теперь я уже немолода, и я не хочу вступать в старость, не узнав, что такое мужские ласки.

— Ну, хорошо — а утром что? Он проснется и увидит тебя, а не меня. И тогда… Аннеми засмеялась.

— Во-первых, после моих объятий он рухнет в беспробудный сон до полудня. Во-вторых, на рассвете я потихоньку выйду из его спальни. А ты будешь уже на своем корабле. Ранним утром никто ничего не заподозрит. Пока Перегрин будет в снах еще раз наслаждаться моим телом, ты с возлюбленным выйдешь в открытое море.

— А потом? Ты подумала, что будет потом? Женщина пожала плечами.

— Да я еще час назад не знала, что решусь на этот трюк. Утро вечера мудренее. Важно одно: я сойду в могилу не бутоном, а раскрывшимся цветком. А Перегрин долго будет лелеять воспоминания об этой дивной ночи.

— А если он поймает нас за руку?

— Убьет обеих, — не задумываясь, сказала Аннеми.

— Значит, выбора нет. Мы должны сыграть безукоризненно.

Глухим эхом эти слова сопровождали Бесс, пока они Аннеми шли по пустынным залам к спальне Перегрина . Опасение нарастало с каждым шагом.

— Все, дальше ты идешь без меня, — молвила Аннеми, указывая на двери личных покоев Сокольничего, — не теряй головы. Помни, он должен выпить вино. И не подпускай его к себе, пока он не начнет засыпать.

Бесс затрясло. Забирая у Аннеми поднос, она едва пышно шепнула:

— Только не подведи меня. И постучала.

— Входи, — раздался голос Перегрина.

Нервно оглянувшись в последний раз, девушка толкнула дверь.

Во мраке фигура Сокольничего казалась темной громадой.

— Входи, моя дорогая. Я давно жду тебя.

Бесс замешкалась на пороге в полной темноте, без свечи она чувствовала себя потерянной и беспомощной. Спальня благоухала орхидеями. Девушка не видела их, но догадывалась, что цветами заполнено все.

— Иди же ко мне, Элизабет.

Она заставила себя сделать шаг-другой. Я не могу, кричала она беззвучно. Я не вынесу этого! Но продолжала идти.

— Я принесла вина, — молвила она. Собственный голос показался ей неестественно громким.

На запястье ее легла тяжелая рука.

— Передай мне поднос, — сказал Перегрин. — Я не нуждаюсь сегодня в спиртном.

Видит Бог, я нуждаюсь, про себя мрачно пошутила Бесс. Кьюти! Великий воин Кьюти, где же ты, ради всего святого? Сколько душевных сил пришлось приложить девушке, чтобы выдержать прикосновение рук Сокольничего. Он забрал у нее поднос, отставил его в сторону, взял в ладони ее лицо и наклонился, чтобы поцеловать.

Бесс почувствовала несвежее дыхание и непроизвольно отпрянула в сторону.

— Тебе холодно, — произнес он. — Забирайся сюда, ближе. Я обниму тебя, согрею.

— Я… я еще не совсем готова… Я бы хотела глоток вина.

Он прижался губами к ее шее.

— О, нет…

— Ты дала слово. У нас с тобой договор, Элизабет. Если ты нарушишь его…

— Нет, что… ты… — Она с трудом обратилась к нему по имени. — Перегрин, я глупо себя чувствую в темноте. — Девушка отодвинулась от него. — Зажги свечу.

— Как тебе будет угодно. — Бесс услышала шаги по комнате. Открылась дверь. — Лампу мне, быстро! — приказал он.

Лакей быстро выполнил поручение, и в спальню вплыл бледно-желтый круг света. Насчет орхидей Бесс оказалась права — на каждом столике стояли вазы с охапками этих цветов. Огромная кровать Сокольничего зловещей пастью угрожала девушке. Тяжелый черно-красный шелк балдахина отдавал трауром.

И тут взгляд ее упал на хозяина спальни. Дыхание перехватило: он был наг. Даже ночного колпака не оставил на бритой своей голове. Впалую грудь густо покрывали черные волосы, выпирал отвисший с возрастом живот. Бесс мгновенно отвела глаза, но все же успела заметить, что тело его ухожено и выхолено. Несомненно, он уделял себе немало внимания.

С лампой в руках Сокольничий подошел к кровати. Бесс быстро поставила между ними изящный столик на изогнутых ножках и начала разливать вино. Руки ее дрожали, так что на поднос проливались густые красные капли… как кровь.

— Твоя застенчивость очень мила, — протянул он. Девушка смотрела в черные проемы открытых окон и думала, далеко ли она убежала бы, если бы решилась на это. Далеко не убежишь…

— Поднимем бокалы за нашу сделку, — сказала Бесс, не сводя глаз с его лица.

Сокольничий принял из ее рук фужер. Приложилась губами к вину и она, только пить не стала.

— Довольно, Элизабет. В постель. Я утомлен этими играми.