Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде - Валерий Вьюгин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С бывавшими в Советском Союзе членами французской секции МОРП Леоном Муссинаком, Полем Низаном, Андре Мальро издательству удалось установить личные отношения и подписать «монопольные» договоры на издание их книг, впрочем, отдавая себе отчет в их невысоком литературном качестве. В 1934 году «Время» выпустило по-русски роман «Очертя голову» («La tête la première», 1931) Леона Муссинака (Moussinac Leon), члена французской компартии, сотрудника «Юманите», председателя французской секции МОРП, секретаря Союза революционных художников Франции, который в 1933 году находился в Советской России[798]. А. А. Смирнов во внутренней рецензии заметил, что это «произведение очень причудливое и мало понятное»:
Отнюдь не «роман», как обозначает его автор, а смесь воспоминаний, философских рассуждений, клочков хроники французской жизни, публицистики и маленьких новелл, связанных лишь единством личности главного героя. Автор задался целью восстановить облик и историю жизни одного своего товарища детства, Кудерка, с которым он встречался за последние 20 лет не более 2–3 раз, путем монтажа бесед с ним, писем, рассказов о нем других лиц. Автор заверяет читателя в «абсолютной точности» и «правдивости» тех «документов», которые он приводит <…> описывается неожиданная встреча автора с Кудерком в 1927 г. в Москве, куда автор ездил по делам кинематографического предприятия, а Кудерк был там «проездом» из Японии в Европу. Они встречаются в «ресторане-подвале» дома Герцена. Там пьют водку, стол заставлен «закусками», ораторствует «казацкий» генерал, какая-то молодая еврейка поет под гитару еврейские песни, «модулируя своим телом страсть ритма, который из нее переходил в нас». Затем все расходятся. О Москве больше нет речи. Какое-то странное сходство с «Москвой» Поля Морана, с прибавкой развесистой клюквы. <…> автор — член французской коммунистической партии. Он это не раз подчеркивает в своей книге. Кое-где в примечаниях рассказывает о притеснениях, которым он за это подвергался, включая попытку его убить. Но реально, в данной книге, это сказывается лишь в длинном диалоге его с Кудерком <…>. Автор пытается доказать Кудерку правду коммунизма (впрочем, очень бледными и общими фразами). Кудерк соглашается, но говорит, что его темперамент не приемлет дисциплины. Действительно, по всей своей натуре Кудерк — лишь «радикал» и индивидуалистический анархист. Но почему же надо было писать о нем целую книгу? Чем он интересен? Это совершенно непонятно. Книга построена вычурно хаотически, полна своеобразного импрессионизма и эстетизма, идеологически почти бессодержательна и сюжетно неинтересна. Издания безусловно не заслуживает.
Внутр. рец. от 17 марта 1933 г.Однако несомненная цензурность романа, обеспеченная политическим статусом автора (отрывок из романа «Очертя голову» был помещен в «Интернациональной литературе», 1933. № 4. С. 77–85, пер. Н. Габинского), заставляла искать в нем и литературные достоинства. В мае 1933 года книга была снова отдана на отзыв, на этот раз В. А. Зоргенфрею, который попытался найти смысл в ее «модном» хаотическом устройстве и представить «вполне литературным документом современности»:
Книга построена <…> на началах монтажа. Автор — коммунист, член партии, Кудерк — индивидуалист и романтик. Обоих связывает отталкивание от существующих форм жизни; автор нашел выход в партийной коммунистической работе, его друг ищет выхода личного, начиная от ухода от ближайшей действительности в прямом смысле этого слова (многочисленные путешествия в другие страны, для него «экзотические»).
Внутр. рец. от 9 мая 1933 г.Явно «абсурдные» эпизоды соседствуют в книге, по мнению Зоргенфрея, с «более приемлемыми»:
<…> дневник Кудерка на тему его участия (в качестве секретаря) в выборе независимого социалиста. Картина развратной и развращающей организации выборов во Франции дана исчерпывающе-живо и не без юмора. Далее — война 1914–1918 гг. и ряд писем Кудерка на темы войны — опять-таки живые и убедительные. Далее — отрывочные данные о его скитаниях по свету, также и в Китае и Японии, где он женится на японке, ненадолго. Затем, мимолетная встреча с Кудерком в Москве, в ресторане Дома Герцена. Там — Борис Пильняк с группой японцев, Панаит Истрати, растекающийся в самовосхвалениях, песни, пляски; не обошлось без легкой «клюквы» — «казацкий генерал». <…> Конечный эпизод — появление Кудерка у автора — на одну ночь («вне закона») и протокол дискуссии с автором, резюмирующий разрыв двух мировоззрений и двух мироощущений — коммунистического (автор) и индивидуалистического (Кудерк). Отъезд Кудерка и исчезновение. Установка книги понятна и не требует пояснений. Автор — писатель с навыками, без неприятных штампов, с достаточным кругозором; книга написана живо, читается легко. Приходится повторить, что портит книгу эпизод с метрополитеном — в стиле Мюнхгаузена. Тем не менее — роман приемлем для перевода, как вполне литературный документ современности.
Там же[799]Одновременно с замыслом издать Муссинака «Время» рассматривало возможность перевода романа другого члена МОРП, Андре Мальро, «Условия человеческого существования» (Malraux Andre «La condition humaine», 1933), получившего Гонкуровскую премию: в начале 1934 года перевод романа был поставлен в редакционный план «Времени» и поручен А. А. Франковскому (протокол редакционного совещания, 26 января 1934 г.); весной издательство поручило своему московскому представителю выяснить, стоит ли книга в плане ГИХЛ (причем справки «надо навести как-нибудь дипломатично, т. к. если их запрашивать прямо, то они непременно ответят, что обе книги (речь шла также о книге П. Низана. — М. М.) у них взяты и печатаются» — письмо «Времени» P. M. Вайнтраубу от 16 марта 1934 г.), — выяснилось, что книга в плане стоит, но перевод еще не сдан (письма P. M. Вайнтрауба «Времени» от 20 и 25 марта 1934 г.; отрывок из романа был напечатан в «Интернациональной литературе» — 1933. № 4. С. 38–43, в переводе активно сотрудничавшего с ГИХЛ Н. Габинского). Летом 1934 года, когда Мальро, участник Первого Съезда советских писателей, в составе группы французских литераторов посетил Ленинград, руководство «Времени» заключило с ним устную договоренность об издании русского перевода романа «Условия человеческого существования», выражая также желание выпустить и его «роман о нефти» (который Мальро собирался писать по впечатлениям от посещения Бакинских нефтяных промыслов, однако так и не написал; письмо «Времени» Мальро от 2 июля 1934 г.). Однако писателей-коммунистов интересовало не «лабораторное» качество изданий «Времени», а их доступность широким народным массам: Муссинак, получив выпущенный «Временем» свой роман, лишь посетовал, что издание ценой 12–15 франков для «товарища» слишком дорого (письмо Муссинака «Времени» от 12 ноября 1933 г.); Мальро еще на стадии подписания договора потребовал, чтобы тираж первого издания его романа составил 10 000 экземпляров (вместо 5000, указанных в предложенном «Временем» соглашении) и чтобы «Время» не возражало против параллельного издания в Москве (письмо Мальро «Времени» от 5 июля 1934 г.). Издательство, неверно интерпретировав претензию Мальро, предложило, если в случае непредвиденных обстоятельств тираж окажется меньше 10 000, гарантировать ему выплату авторского гонорара как за десятитысячный тираж (письмо «Времени» Мальро от 8 июля 1934 г.), чем вызвало раздражение писателя: «…для меня главное не в том, чтобы мне платили, а чтобы меня читали» (письмо Мальро «Времени» от 13 июля 1934 г.)[800].
Третьим французским писателем — членом МОРП, на которого обратило внимание «Время», был Поль Низан: весной 1933 года московская переводчица А. О. Зеленина предложила заинтересовавший издательство роман «Антуан Блуайе» (Nizan Paul «Antoine Bloyé», 1933), однако выяснилось, что роман уже переведен для ГИХЛ Н. Габинским и Н. Немчиновой (письмо P. M. Вайнтрауба «Времени» от 25 марта 1934 г.; перевод вышел в ГИХЛ в 1934 г.). Летом 1934 года, вероятно, во время приезда французских делегатов Первого Съезда советских писателей в Ленинград, «Время» договорилось с Низаном об издании по-русски другой его книги, «Aden-Arabie» (1931; отрывок из нее был уже опубликован в журнале «Литература мировой революции» — 1932. № 1. С. 54–61, пер. Г. Ярхо), а посылая договор для подписания, осведомлялось о возможности издания другой его книги, «еще не законченного Вами романа о жизни коммунистической ячейки во Франции» (вероятно, речь идет о романе «Заговор» («La Conspiration», 1938). — М. М.; письмо «Времени» Низану от 2 июля 1934 г.). Однако «Время» не успело приступить к работе над книгой и она вышла в Гослитиздате в 1935 году (Низан Поль. Аравия / Пер. Э. Б. Шлоссберг и А. А. Поляк под ред. А. В. Федорова).
Неожиданным образом, французская секция МОРП способствовала возвращению «Времени» к творчеству Роже Мартен дю Гара. В справке «Кооперативное издательство „Время“ в Ленинграде», составленной 7 мая 1934 года, директор издательства Н. А. Энгель назвал Мартен дю Гара среди «современных революционных писателей» (вместе с А. Зегерс и Л. Муссинаком), работа над которыми производится «в контакте с МОРПом» — дело в том, что новейший роман Мартен дю Гара, писателя отнюдь не «революционного», «Старая Франция» (Martin du Gard Roger «Vieille France», 1934) был передан в издательство Леоном Муссинаком. По его словам, книга эта, полученная МОРП, «очень интересная. Государственное издательство тем не менее не хочет ее переводить — это книга для вас» (письмо Муссинака «Времени» от 12 ноября 1933 г.)[801]. Одновременно в «Красной нови» появилась неожиданно подробная и хвалебная рецензия на французское издание этого романа, написанная влиятельнейшим критиком Владимиром Ермиловым: «Реалистическая направленность, глубокая правдивость пропитывает собой каждый образ „Старой Франции“ и это сближает автора с путями советской литературы. Мы не знаем политических убеждений автора, его симпатий и антипатий, но мы знаем, что он говорит правду»[802]. Не зная политических убеждений крупного французского писателя и его отношения к Советской России, властная советская критика обратила политическое внимание на реалистическую эстетику и на содержание его романа, которое можно было интерпретировать как актуальную для наступившей в СССР эпохи индустриализации критику крестьянской, деревенской косности[803]. Вероятно предполагалось, что кооперативное издательство сможет расположить писателя в отношении советской России, что «Времени» вполне удалось. При этом руководство издательства вполне понимало политический характер своей задачи: по формулировке Н. А. Энгеля, деятельность «Времени» в области издания произведений современных иностранных авторов, «идеологически нам близких и художественно значительных», «помимо ее прямого культурного значения для широких масс Советских читателей, имеет еще, — как показал опыт, — и другое, косвенное, политически важное значение»: