Леди никогда не лжет - Джулиана Грей

— Ты чертовски хорошо знаешь, что о благодарности в этом случае и речи нет.

Между ними, с изумлением поняла Александра, существует очень тесная связь, глубокая, на уровне подсознания, и очень личная. Им не надо ничего говорить, чтобы понять друг друга.

— Я займусь уборкой. А ты возвращайся в дом и скажи конюхам, что мне нужны тележки для вывоза мусора.

— Хорошо, — согласился Уоллингфорд и немного поколебавшись, все же счел необходимым спросить: — А вы, леди Морли?

— Я останусь и помогу, — уверенно сказала она, — но буду очень признательна, если вы проводите мою сестру в замок.

— Думаю, без него я буду в большей безопасности, — пробормотала Абигайль.

— Ради Бога! — воскликнул Уоллингфорд.

Когда они ушли, Александра облегченно вздохнула и оглядела мастерскую, словно полководец поле сражения.

— Итак, начнем. Можно зажечь лампу?

Они работали всю ночь — вместе перебирали обгоревшие обломки в поисках того, что еще можно использовать, и сметали мусор в кучи для вывоза утром.

Финн был совершенно измучен. Это было видно по его затуманенным глазам и поникшим плечам. Перед рассветом, когда была найдена и аккуратно уложена на рабочий стол последняя уцелевшая деталь, Александра решительно усадила его на стул:

— Сядь. Я принесу тебе воды.

— Я в порядке, — упрямо заявил Финн, но все же сложил руки на столе и опустил на них голову. Его волосы казались огненно-рыжими на фоне бледной кожи.

Александра вышла, чтобы вымыть и наполнить водой щербатую испачканную сажей чашку. Когда она вернулась, Финн уже спал. Она опустилась на соседний стул и некоторое время наблюдала за ним. У него сильно покраснели веки, а ресницы были длинными и пушистыми, совсем не мужскими. Прошлой ночью в ее комнате он растянулся на ее кровати и разговаривал с ней о Ганнибале — женщины как раз работали над Ливием — и о маршруте, которым он перешел через Альпы вместе со своей армией и слонами.

— Вероятно, тогда было намного теплее, — говорил он, — потому что я был на том перевале в разгар лета и не могу представить, как африканский слон мог существовать при такой температуре.

Александра тогда лежала рядом с ним на животе и наблюдала — в точности, как сейчас — за выражением его лица, мимикой, движением губ. Именно тогда она заметила, что у него длинные изогнутые ресницы.

— Ты знаешь, дорогой, что у тебя потрясающие ресницы? — немного невпопад спросила она.

А Финн, сверкнув глазами, усмехнулся в ответ:

— А ты только сейчас заметила?

Александра встала и направилась к сундуку, стоявшему у противоположной стены. Туда огонь не добрался. Там были одеяла, в основном для защиты машины от пыли ночью. Она достала их и расстелила на полу.

— Иди сюда, — сказала она, помогая Финну встать. — Иди сюда и отдохни.

Он с большим трудом поднялся со стула и тут же рухнул на расстеленные одеяла. Довольно всхрапнув, он что-то пробормотал и затих. Александра улыбнулась, заботливо укрыла его другим одеялом, села рядом и стала наблюдать, как он спит, и чистое незамутненное счастье горячило кровь не хуже вина.

Финн проснулся, когда первые робкие лучи рассвета проникли в открытую дверь мастерской и упали ему на лицо. Где он? Что происходит?

Дым. Сильный запах дыма.

Александра.

Опустив глаза, он увидел ее, свернувшуюся рядом с ним на одеяле, одетую в то же платье, что и на празднике. Во сне ее черты казались трогательно невинными, смягченные, вероятно, рассеянным светом раннего утра. Финн с трудом подавил желание погладить ее по измазанной щеке. Ей необходимо поспать. Она всю ночь работала с ним на равных.

Очень медленно, не имея никакого желания это делать, он поднял голову и оглядел мастерскую. Все, в общем-то, было не так плохо, как он опасался. Ночью густые тени усилили черноту и увеличили ущерб. Сейчас, когда мусор был убран, стало ясно, что все вполне поправимо. Мебель, конечно, сгорела, но ее легко заменить. Машина по крайней мере совершенно не пострадала. При ближайшем рассмотрении оказалось, что и вторую батарею можно спасти. Нет, ущерб точно не был катастрофическим. Все могло быть намного хуже.

Он взглянул на Александру и ощутил такую сильную, сокрушающую все на своем пути волну любви, что невольно пошатнулся. Нечто подобное он почувствовал, когда она накануне ночью смотрела на него из-под маски, и в ее глазах отражалась луна. «Ты ушел до начала танцев», — сказала она тогда, и в ее голосе были одиночество и обида, и вся решимость Финна рухнула. В этот момент все исчезло, осталась только она, Александра — храбрая, упрямая, изобретательная любимая Александра. И он все для нее сделает. И все простит.

Но может ли он ей доверять? Она же так и не призналась, что связана с манчестерским заводом, хотя он неоднократно давал ей такую возможность. Почему? Не верит, что он поймет? Или потому, что до сих пор работает на его соперников?

Нет, не может она работать на Хартли. Никто, ни мужчина, ни женщина, не стал бы делать то, что сделала она — тушить пожар, рисковать собой — всего лишь играя роль. Никто и никогда не любил его так, как она — преданно, страстно. Была бы в ней фальшь, он наверняка почувствовал бы.

Но во время пребывания в Риме ему потребуются крайняя осторожность и предельная собранность. И пока он не узнает правду, пока она не доверится ему, он не может позволить себе ее присутствие рядом. Так будет лучше, чище, проще.

Когда он вернется из Рима, они все уладят. А пока он покажет, что она может доверить ему правду. Он покажет, как сильно ее любит.

Финн очень осторожно завернул спящую женщину в одеяло и поднял на руки. Она была так измучена и так крепко спала, что даже не пошевелилась, только уткнулась носом ему в грудь и издала невнятный, но очень довольный звук.

Он отнес ее в замок, где на внешней террасе все еще стояли столы и скамейки. Распахнув ногой дверь, он пошел вверх по лестнице. Неожиданно Александра открыла глаза и произнесла, сонно моргая: «Слоны такие большие», а потом закрыла их и опять уснула.

Окно в ее комнате оставалось открытым, поэтому там было прохладно и влажно. Финн уложил ее на кровать и закрыл окно. У двери он помедлил и оглянулся.

Александра была увлечена книгами. Они лежали везде — латинские, английские и итальянские, из них торчали закладки и листки бумаги для заметок. На туалетном столике Финн увидел серебряную щетку и расческу, ручное зеркальце, кувшин и миску, заколки, шкатулку из слоновой кости. Она не закрыла дверцу гардероба, и он заглянул внутрь — темная шерсть и яркий шелк, и еще что-то, вполне вероятно, то голубое платье, в котором она впервые пришла в мастерскую.