Боец тишины (СИ) - Стас Северский

оказывался в яме”.

Мы рассмеялись. Только не слишком весело.

– А дальше знаешь, Слава?

– Нет.

– А ты?

– Тоже не знаю. Мне другое вспомнилось. “Привет вам, тюрьмы короля, где жизнь влачат рабы!

Меня сегодня ждет петля и гладкие столбы. В полях войны среди мечей встречал я смерть не раз,

но не дрожал я перед ней – не дрогну и сейчас! Разбейте сталь моих оков, верните мой доспех.

Пусть выйдет десять смельчаков, – я одолею всех. Я жизнь свою провел в бою, умру не от меча.

Изменник предал жизнь мою веревке палача. И перед смертью об одном душа моя грустит, что за

меня в краю родном никто не отомстит. Прости, мой край! Весь мир, прощай! Меня поймали в

сеть. Но жалок тот, кто смерти ждет, не смея умереть”.

– Да, Ричард, что бы мы с тобой только без Бернса делали? А знаешь вообще, мне кажется, что

он здесь с нами сидит сейчас и на ходу стихи нам сочиняет и читает… Кажется, что он и раньше за

мной следил – чуть ни хвостом ходил…

– Это в тебе, Слава шотландская кровь взыграла. Ты видно русский не на треть, а только на

четверть.

– Наверное, просто разница между нами всеми меньше, чем мы думаем, – между людьми,

странами и временами…

– Если выживу, найду сборник Бернса – и от корки до корки…

– Я тоже, Ричард… Я тоже. Ничего, выберемся мы – выживем, вернемся. Ахмед умный. Он с

выгодой на “ты” – накормит нас, напоит, антибиотиками накачает и продаст… меня нашим, тебя

вашим. Не худший вариант.

Эх, Игорь Иванович, вернет Ахмед вам вашего верного офицера… Ахмед молодец – мы с

британцем в его страну друг с другом воевать приперлись, а он и меня, и моего врага… Поимел он

нас, Игорь Иванович… еще и выкуп с нас поимеет. Мы в убытке назад, а он – с прибылью вперед

пойдет. Такие войны, как вечно не выученный урок, – проходишь его раз за разом постоянно, а все

без толку и проку.

Жди меня, Агнешка… Правда, покалеченный я к тебе вернусь, явлюсь страшный, как черт…

Но ничего, привыкнешь потихоньку, притерпишься. Еще посмеемся мы с тобой над моими

рентгенснимками, на которых я с моими осколками выглядеть буду, как вывернутый наизнанку еж.

Ха! Нет, никуда ты от меня не денешься, Агнешка, – никуда я тебя от себя не отпущу. А Войцех…

Держись у меня, Войцех! Задаст же “волк” тебе жару, хоть ты и “медведь”! Как только вставят

“волку” зубы, так сразу он их в ход и пустит!

Часть IV

Возвращение на чужбину

Глава 1

121

На стекле отпечатался след моего дыхания, скрывая мое серое отражение. Стягиваются

тяжелые тучи. Среди скал скитается сырой ветер. Райн неспокоен и сумрачен. Последние лучи,

прорывающиеся через мрак, пресечены. Подсвеченные холмы погашены, старые крепости на их

вершинах стянуты мглой. Надвигается ненастье. А скорый ход поезда ровен и приглушен, как мои

мысли…

Открыл глаза и посмотрел в окно… Кругом леса и луга золотятся осенью под высоким небом и

светлым солнцем – и никакого Райна, никакой грозы… Точно, – я еду в поезде и мне снится, что

я… еду в поезде. Только еду я – в Варшаву, а не во Франкфурт. Вернее, я, чаще называемый

начальником Славой, – Святославом Соколовым или Вячеславом Вороновым – остался в России. А

некий Николай пересек российскую границу и, после недолгого нахождения в Белоруссии,

отправился в Польшу. Скоро он пересечет польскую границу и окончательно исчезнет – станет

Яном. Тогда потерянный немцами в недрах Фатерлянда поляк, наконец, покинет чужую землю и

явится на свою – тогда Ян, наконец, встретит свою укрытую от немцев в Варшаве девушку. Вернее,

Ян встретит укрытую в Варшаве девушку Вольфа, переправленную через германскую границу

гером Отто Вебером, сгинувшим в стране без вести, как Ян и Вольф. Я ведь ими всеми назывался,

только скрывая на немецкой территории следы ото всех – чужих и своих. А вернулся в Норвегию и

после – в Россию я под именем Ульриха Ларсена… под своим основным прозванием. Только

оказавшись на просторах настоящего Отечества, наедине с начальником, я начал называться таким

же ненастоящим, пусть и так же часто применяемым ко мне, именем – Славой… на сей раз

Соколовым. Черт… Что-то путано все стало в последнее время. Кто я, куда и откуда? Что-то часто

меня такие вопросы посещать стали. Не дело. Надо определить четче, кто меня кем считает и кто

как называет.

Потянул руки, вытягивая связки, и прогнал остатки сна радостным нетерпением. Эх, Агнешка,

скоро “волк” тебя съест! Да без соли и специй – так, как есть, съест, уж слишком “волк” голодный!

Эх, корите меня за все содеянное, Игорь Иванович, так, чтобы у меня уши горели! Только так я

решил поступить – и от решения не отступлюсь!

Посмотрел на свое отражение в стекле, и сердце настороженно притихло. Кислотой мне плечо

полили, только и на лицо попало – словно оспой переболел. И сигаретные ожоги еще, и… Шрамы

багровые – их сейчас даже густым гримом скрыть трудно. Как я таким чудовищем к моей

красавице явлюсь? И представить нашу с ней встречу страшно. Ничего, привыкнет. Скоро шрамы

станут белее, и я смогу скрыть их. Конечно, она привыкнет – никуда не денется. Агнешка меня не

оставит. Она не такая – в беде не бросит. Да и куда ей без меня, в конце концов? Никуда. Даже без

такого – хромого и косого – никуда. Придется ей привыкать.

Черт… Хватит нервничать. Шрамы украшают мужчину. Правда, в моем случае, скорее, –

мужчина украшает шрамы… они теперь надо мной главенствуют. Черт… Наврал я всем в

госпитале, что со мной все в порядке, надеясь, что меня не спишут, а в итоге – не только списали, а

еще и… Остался я со своей правдой и своими страданиями один на один… с болью без

обезболивающих и со страхом зеркал без успокаивающих. Еще и, когда повреждений прибавилось,

– денег убавилось. Да что темнить, – ни гроша у меня за душой нет ныне. Спустил все, что

осталось, на дорогу и документы. Душу греют только грязные деньги пана Мсцишевского,

отданные мной моей девушке и моему бойцу. Хоть я и оставил их ей с ее охранником не на одно

сохранение, но и на расходы – их хватит выручить нас троих.

Правда, переправить обоих поляков в Польшу было непросто – на нужных людей и надежные