Боец тишины (СИ) - Стас Северский

Правда, переправить обоих поляков в Польшу было непросто – на нужных людей и надежные

документы я потратил порядочную часть денег Мсцишевского. Германская граница всегда дорого

обходится. Плюс оба поляка, можно считать, бесконтрольно с моей стороны тратили остатки денег

пана, пока я воевал и пропадал в плену… а я и воевал, и пропадал достаточно долго. Ничего, как я

подсчитал, нам троим на год скромного бытия должно достать – без учета непредвиденных трат,

конечно. Таких трат мы себе позволить никак не можем – осложнений нам следует сторониться,

как прокаженных, выжидая время, нужное мне для решения задачи. А задачу предстоит решить

непростую – нас троих преследуют германские власти. На нас ополчились и военные, и служба

госбезопасности. А на меня еще и наши ополчатся, как только поймут, что я пропал и они потеряли

мой след. Нам следует таиться, будучи тише воды и ниже травы.

122

А за год я закреплю страховку и… Я верну немцам крысу или крысиные останки, в случае

непредвиденной кончины зверя, заодно с условием – вернее, с угрозой. Выдвину твердое

требование – не трогать нас троих впредь. Они его – выполнят. Ведь его нарушение поставит их

под угрозу передачи образца тканей крысы русским. А они готовы на все – только бы ДНК

зараженного зверя не оказался в распоряжении российского разведуправления. Конечно, нас просто

в покое не оставят. Но видимость выполнения моего требования ими будет соблюдена точно. По

крайней мере, они постараются притаиться и притихнуть при поиске, прослеживая нас настолько

скрытно, что у нас появится время и средства – скрыться. Перестанут они наш след пристально

просматривать – потеряют его. Позволят исчезнуть и мне, и моим спутникам.

А наше разведуправление… Управлению я гарантирую верность с условием – оставить меня в

покое и с угрозой – открыть немцам секреты и сдать агентурную сеть. А в Польше я соберу

компромат, на кого следует… Тогда только держись. “Волк” все свое съест – всю чужую слабость в

свою силу обратит. Эх, не грешите люди, если не хотите платить за прегрешения. Знайте, люди, –

не скрыть вам всего от всевидящих, не утаить ничего от всеведающих. А главное, помните, – не

следует считать, что только дух бестелесный такими качествами обладает, – не только богу все

видеть под силу. Не забывайте про злых “волков”, люди. Эх, не забывайте про серых хищников и

охотников – про офицеров невидимого фронта! Про бойцов темноты, про бойцов тишины!

Глава 2

Кажется, я не тащился чуть не через весь город, а, сойдя с поезда, сразу полетел вверх по

стертой лестнице старого здания. Даже про хромоту забыл. А что про нее вспоминать? Я, в конце

концов, когда конь подо мной рухнул, не одно только колено разбил. Не упомнить всего, что я тогда

расшиб, – нечего и вспоминать. Не беда – на волке все, как на собаке, заживает. Распахнул

вскрытую отмычкой дверь, проверил сигнал аппаратуры слежения, определил чистоту на всех

частотах, рванул в темноту, развел над кроватью руки, разбрасывая душистые цветы.

– Я вернулся, красавица моя! Вернулся вместе с утром!

Скинул куртку, сбросил с себя рубашку, стянул майку и… Я отпрянул к стене, когда с постели

поднялась не моя хрупкая красавица, а…

– Войцех!

– Ян, это ты? Вернулся, да?

Я стою у стены, сжимая кулаки, а заспанный Войцех продирает слипающиеся глаза и сгребает с

кровати раскиданные розы.

– Ян, зачем эти палки? Колючие же…

Он сел на кровати и завернулся в одеяло, всем видом показывая, как ему тяжело встречать

зябкое утро и меня в нагрузку.

– Ян, да ты что такой? С дороги устал? Я тебе сейчас яичницу сделаю. И пиво осталось еще.

Войцех включил свет слабой со сна рукой, а я так и остался стоять у стены со сжатыми

кулаками и стиснутыми зубами. Поляк расправил широченные плечи, прищурил склеенные сном

глаза, привыкшие к предутреннему сумраку и ослепленные искусственным освещением. Он

присмотрелся ко мне и покачал головой.

– Да, досталось тебе. Это как же так вышло?

Убью! Я убью его! Глотку перегрызу! Растерзаю в клочья! Только… У меня в голове вдруг

стало, как в пустом патроннике, – пусто. Сердце замерло, стиснутое злобой, как тисками, и

затаенное дыхание замерзло в груди, хрустя инеем на зубах. Я остался стоять у стены, сжимая

кулаки и челюсти до судороги. А Войцех… Он дружески хлопнул меня по плечу… с такой лихой и

легкой силой, что чуть не вышиб у меня из груди притихшее перед грозой дыхание.

– Давно не виделись, Ян. Я бы тебя и не узнал, если бы так, на улице, встретил. Пошли ветчину

жарить. Посмотрим, может, я вчера не всю съел…

Я схватил его за плечи, подтягивая к себе. Войцех с ухмылкой обхватил меня медвежьим

захватом.

123

– Я тоже рад тебя видеть, Ян! Даже слов нет, как рад! Просто, я проснуться никак не могу –

вымотался вчера.

– Твою ж… Войцех! Твою ж!..

Я вырвался из его хватки, оттолкнул его и… Я сейчас сердечный приступ получу. Как меня

адреналин колотит… аж страшно становится. Схватившись за сердце, выскочил на лестницу…

вспомнил про хромату и тяжело опустился на ступеньку… стал смотреть на уходящие вниз

пролеты – так же отстраненно, как в пустой патронник…

Войцех хлопнул дверью и потащился за мной, оправляя второпях натянутые штаны. Эх, был бы

у меня пистолет, не остался бы патронник пустым…

– Ян, а я что-то не пойму никак… Ты что так? Тебя, что по голове сильно били, да?

– Били… Сильно били…

Войцех сел на ступеньку, кладя мне на плечо тяжеленную руку… которую я сразу скинул.

– Да ты не говори, я вижу все. Не вспоминай зря – знаю я, трудно такое из головы выставить,

так что не надо все снова в голову впускать.

– Войцех, заткни глотку… не то я ее тебе перегрызу…

– Да можно и молча… Ян, только ты спокойнее… Ты всегда боялся, что тебя по голове бить

будут, – знаю, не зря ты так… знаю, трудно тебе теперь думать будет. Только временно, Ян… все –

временно.

– Больше я не боюсь ничего… И ничего мне теперь не трудно…

– Ты думать не торопись, раз уж так с головой вышло. Мне тренер всегда говорил, что не

меньше месяца с мыслями переждать надо после такого.