Божественная комедия - Данте Алигьери

Песнь двадцать девятая

Земной Рай — Мистическая процессия 1

Как бы любовной негою объята,Окончив речь, она запела так:«Beati, quorum tecta sunt peccata!»[976]

4

Как нимфы направляли легкий шаг,Совсем одни, сквозь тень лесов, желая:Та — видеть солнце, та — уйти во мрак, —

7

Она пошла вверх по реке, ступаяВдоль берега; я — также, к ней плечомИ поступь с мелкой поступью ровняя.

10

Мы, ста шагов не насчитав вдвоем,Дошли туда, где русло загибало,И я к востоку повернул лицом.

13

Здесь мы пройти успели столь же мало,Когда она, всем телом обратясь:«Мой брат, смотри и слушай!» — мне сказала.

16

И вдруг лесная глубина зажгласьБлистаньем неожиданного света,Как молнией внезапно озарясь;

19

Но молния, сверкнув, исчезнет где-то,А этот свет, возникнув, возрастал,Так что я в мыслях говорил: «Что это?»

22

Каким-то нежным звуком зазвучалЛучистый воздух; скорбно и суровоЯ дерзновенье Евы осуждал:

25

Земля и твердь блюли господне слово,А женщина, одна, чуть создана,Не захотела потерпеть покрова;[977]

28

Пребудь под ним покорною она,Была бы радость несказанных сенейИ раньше мной, и дольше вкушена.[978]

31

Пока я шел средь стольких предваренийВсевечной неги, мыслью оробевИ жаждая все больших упоений,

34

Пред нами воздух под листвой деревСтал словно пламень, осияв дубраву,И сладкий звук переходил в напев.

37

Сонм дев священных,[979] если вам во славуЯ ведал голод, стужу, скудный сон,Себе награды я прошу по праву.

40

Пусть для меня прольется Геликон[980],И да внушат мне Урания с хором[981]Стихи о том, чем самый ум смущен.

43

Вдали, за искажающим простором,[982]Который от меня их отделял,Семь золотых дерев являлись взорам;

46

Когда ж я к ним настолько близок стал,Что мнящийся предмет, для чувств обманный,Отдельных свойств за далью не терял,

49

То дар, уму для различенья данный,Светильники[983] признал в седмице той,А пенье голосов признал «Осанной».

52

Светлей пылал верхами чудный строй,Чем полночью в просторах тверди яснойПылает полный месяц над землей.

55

Я в изумленье бросил взгляд напрасныйВергилию, и мне ответил онТаким же взглядом, как и я — безгласный.

58

Мой взор был снова к дивам обращен,Все надвигавшимся в строю широкомМедлительнее новобрачных жен.

61

«Ты что ж, — сказала женщина с упреком, —Горящий взгляд стремишь к живым огням,А что за ними — не окинешь оком?»

64

И я увидел: вслед, как вслед вождям,Чреда людей, вся в белом, выступала,И белизны такой не ведать нам.

67

Вода налево от меня сверкалаИ возвращала мне мой левый бок,Едва я озирался, — как зерцало.

70

Когда я был настолько недалек,Что мы всего лишь речкой разделялись,Я шаг прервал и лучше видеть мог.

73

А огоньки все ближе надвигались,И, словно кистью проведены,За ними волны, крася воздух, стлались;

76

Все семь полос, отчетливо видны,Напоминали яркими цветамиЛук солнца или перевязь луны.[984]

79

Длину всех этих стягов я глазамиНе озирал; меж крайними просветИзмерился бы десятью шагами.

82

Под чудной сенью шло двенадцать четМаститых старцев,[985] двигаясь степенно,И каждого венчал лилейный цвет.

85

Все воспевали песнь: «БлагословеннаТы в дочерях Адама, и светлаКраса твоя и навсегда нетленна!»

88

Когда чреда избранная прошлаИ свежую траву освободила,Которою та сторона цвела, —

91

Как вслед светилам вставшие светила,Четыре зверя[986] взор мой различил.Их лбы листва зеленая обвила;

94

У каждого — шесть оперенных крыл;Крыла — полны очей; я лишь означу,Что так смотрел бы Аргус[987], если б жил.

97

Чтоб начертать их облик, я не трачуСтихов, читатель; непосильно мнеПри щедрости исполнить всю задачу.

100

Прочти Езекииля; он вполнеИх описал, от северного краяИдущих в ветре, в туче и в огне.

103

Как на его листах, совсем такаяНаружность их; в одной лишь из статейЯ с Иоанном — крылья исчисляя.[988]

106

Двуколая, меж четырех зверейПобедная повозка[989] возвышалась,И впряженный Грифон[990] шел перед ней.

109

Он крылья так держал, что отделяласьСрединная от трех и трех полос,И ни одна разъятьем не ломалась.

112

К вершинам крыл я тщетно взгляд вознес;Он был золототел, где он был птицей,А в остальном — как смесь лилей и роз.

115

Не то, чтоб Август равной колесницейНе тешил Рима, или Сципион,[991] —Сам выезд Солнца был бедней сторицей,

118

Тот выезд Солнца, что упал, спален,Когда Земля взмолилася в печалиИ Дий творил свой праведный закон.[992]

121

У правой ступицы, кружа, плясалиТри женщины; одна — совсем ала;Ее в огне с трудом бы распознали;

124

Другая словно создана былаИз плоти, даже кости, изумрудной;И третья — как недавний снег бела.

127

То белая вела их в пляске чудной,То алая, чья песнь у всех заразТо легкой поступь делала, то трудной.[993]

130

А слева — четверо вели свой пляс,Одеты в пурпур, повинуясь ладуОдной из них, имевшей третий глаз.[994]

133

За этим сонмищем предстали взглядуДва старца, сходных обликом благимИ твердым, но несходных по наряду;

136

Так, одного питомцем бы своимСчел Гиппократ, природой сотворенныйНа благо самым милым ей живым;

139

Обратною заботой поглощенный,Второй сверкал столь режущим мечом,Что я глядел чрез реку, устрашенный.[995]

142

Прошли смиренных четверо[996] потом;И одинокий старец, вслед за ними,Ступал во сне, с провидящим челом.[997]

145

Все семь от первых ризами своимиНе отличались; но взамен лилейВенчали розы наравне с другими

148

Багряными цветами снег кудрей;Далекий взор клялся бы, что их лицаОгнем пылают кверху от бровей.

151

Когда со мной равнялась колесница,Раздался гром; и, словно возбраненБыл дальше ход, святая вереница

154

Остановилась позади знамен.[998]

Песнь тридцатая