Иллюзия греха - Александра Маринина

— Вот мы уже почти пришли. Третий дом от угла.

— Давай подойдем поближе, — попросил Саша.

Они медленно прошлись по улице, Ташков сделал вид, что прикидывает расстояние от подъезда, на который указала Зоя, до одному ему известной точки.

— На каком этаже расположена квартира дипломата?

— На пятом.

— Окна куда выходят?

— Сюда, на улицу.

Так же не торопясь они вернулись обратно в метро, и Ташков довез Зою до ее дома. Ему не хотелось с ней прощаться, и он торопливо пытался придумать предлог, чтобы задержать ее возле себя.

— Какой вечер теплый. Давай еще погуляем немного, — предложил он.

— Саша...

Зоя робко тронула его за руку.

— Наверное, мне не следует этого говорить, это глупо с моей стороны... И самонадеянно... Я даже не знаю, как сказать.

— Говори, Зоенька, — подбодрил ее Ташков, — не стесняйся, мы ведь друзья с детства.

Он уже знал, что именно она хочет ему сказать. Но слышать этого не хотел. Ибо понимал, что если Волохов ловко морочит ей голову, то никаких серьезных чувств к Зое не испытывает. Зря она надеется, зря ждет. Он ее бросит при первой же возможности, как только она станет ему неудобна.

Зоя молчала, и Ташков понимал, что она стесняется произнести те слова, которые хочет произнести, и в то же время пытается быть честной с ним и не подавать ему ложных надежд.

— Ты хочешь сказать, что очень любишь своего доктора и что мне надеяться не на что? — с тоской спросил он.

— А ты хотел бы надеяться?

— Хотел бы.

— Саша, мне очень жаль...

— Ну что ты, Зоенька, не вздумай извиняться. Это я должен просить у тебя прощения за то, что поставил тебя в неловкое положение и вынудил объясняться со мной, дураком. Ладно, оставим эту грустную тему, давай лучше пройдемся.

Они погуляли еще полчаса, и Ташков поехал домой. Когда он вернулся, было уже совсем поздно, но отец еще не ложился, ждал его.

— Александр, — начал Николай Васильевич решительным тоном, как только сын переступил порог комнаты, — я настоятельно советую тебе подумать насчет Зои. Она — прекрасный человек, это видно невооруженным глазом. И как нельзя лучше тебе подходит. Мне кажется, ты должен прекратить свои выкрутасы насчет денег и сделать все, чтобы она стала твоей женой.

— Папа, она ждет ребенка, — тихо ответил Ташков. — И, как ты сам понимаешь, не от меня.

— От того мужика, который морочит ей голову?

— Да.

— И что? Ты собираешься это так оставить? Я не узнаю тебя, сын. Ты перестал быть бойцом? Зоя — это та женщина, которая тебе нужна. Я много видел девиц и дамочек, с которыми ты крутил. Ни одна из них ей в подметки не годится. И вот нашлась женщина, самой природой предназначенная только для тебя. Не зря же ты был влюблен в нее еще мальчишкой, ты уже тогда чувствовал, что она — твоя, она — только для тебя. А сейчас ты готов отступить?

— Не знаю, папа, — еще тише ответил Александр. — Я ничего не знаю. Поверь мне, у меня нет готового решения. Мне кажется, я ей просто не нужен. Она очень любит этого человека.

— Ну, как знаешь, — сердито ответил Николай Васильевич и ушел к себе.

Александр долго крутился в постели, вспоминал Зою, ее голос, ее глаза, волосы, губы, раздвигающиеся в робкой улыбке. Господи, каким подонком надо быть, чтобы морочить голову такому доверчивому и нежному существу! Водит ее к себе домой, в собственную холостяцкую квартиру, и при этом нагло врет, что квартира эта принадлежит его другу, уехавшему в загранкомандировку, и что дома у него жена-инвалид. А она всему верит безоглядно. И любит его. Не просто любит — обожает.

В этот момент Саша Ташков отчетливо осознал, что должен жениться на Зое Смирнягиной чего бы ему это ни стоило.

Настя уже почти заснула, когда прямо над ее головой истошно заверещал телефон, стоящий рядом с диваном. Она решила подождать, пока Леша снимет трубку, но внезапно очнулась от дремоты и вспомнила, что его нет. И ближайшие два дня не будет. Он уехал в Жуковский, к родителям, потому что там находился институт, в котором он работал и в котором должен защищаться его политически активный аспирант.

— Аська, сколько можно висеть на телефоне! — раздался в трубке возмущенный голос Юры Короткова. — Два часа не могу до тебя дозвониться.

— Я ни с кем не разговаривала. Наверное, на линии что-то замкнуло. А что за пожар?

— Пожар? — громко фыркнул Коротков. — Не то словечко. Наводнение и землетрясение одновременно. Из больницы пропала карта Наташи Терехиной.

— Как пропала? — глупо спросила Настя, стряхивая с себя остатки дремоты.

— А я знаю? — ответил он вопросом на вопрос. — Как все в нашем мире пропадает. Путем кражи, надо полагать. Но тут еще покопаться надо. Может, и отдал кто-нибудь за соответствующее вознаграждение. Короче, подруга, я с ног падаю. Утром поговорим, а ты пока подумай.

Так повелось издавна. Получив любую новую информацию по делу, узнав какой-то факт, даже совершенно незначительный, сотрудники отдела Гордеева в первую очередь «вываливали» его перед Настей, настоятельно, хотя и вежливо, предлагая ей подумать и затем поделиться с ними готовыми выводами. Она с такой постановкой не спорила, ибо понимала, что в этом и состоит основная ее работа в отделе. Аналитика, работа с информацией, обработка данных, начиная от огромных статистических массивов и кончая конкретными малюсенькими фактиками.

«Хватит дурака валять, — сказала себе Настя, закутываясь в длинный махровый халат и перебираясь на кухню, где ей почему-то думалось легче и вообще было уютнее и комфортнее, — надо наконец взяться за доктора Волохова. Пусть объяснит, какое отношение он имеет к семье Терехиных, а заодно и расскажет, зачем похитителям могла понадобиться медицинская карта Наташи. Может, это прольет хоть какой-то след на личность самих похитителей. Черт возьми, какая досада, что так вышло! Если бы мы могли знать заранее, хотя бы предполагать, что им может понадобиться карта, мы бы глаз с нее не спускали, оставили бы засаду, даже если бы пришлось бить кулаком об стену и топать ногами, но людей для этого нашли бы. И взяли бы охотников за картой теплыми и готовыми к употреблению». Она знала, что утром ей предстоит крайне неприятное объяснение с начальником. Ведь это она настаивала на том, чтобы не делать резких движений в отношении Валерия Васильевича Волохова, присмотреться к нему повнимательнее в надежде, что он вступит в контакт с кем-нибудь, кто помогал ему в совершении четырех (а то и пяти) убийств. Если бы она не упиралась и не настаивала на своем, его бы уже взяли в оборот, и вполне возможно, оперативники заранее были бы готовы к попытке выкрасть карту. Ведь он врач и обязательно должен знать, что же в этой карте написано такого, что представляет интерес для похитителей.

Она, Анастасия Каменская, совершила очередную ошибку, и дай Бог, чтобы за эту ошибку не пришлось расплачиваться никому, кроме нее самой.

Приглашая к себе доктора медицинских наук Волохова, следователь Ольшанский был предельно вежлив и с удовлетворением отметил, что вызванный для допроса в качестве свидетеля Валерий Васильевич не выказывал ни малейших признаков неудовольствия или раздражения.

— Это по поводу гибели мужа моей пациентки? — прямо с порога осведомился он.

— И по этому поводу тоже, — уклончиво отозвался Константин Михайлович Ольшанский. — В первую очередь я хотел бы уточнить, где вы были в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое июня.

— Ваши коллеги уже спрашивали меня об этом, — недоуменно пожал плечами Волохов, — я отдал в их распоряжение свой блокнот, где записано все по дням и часам. Без блокнота я и сам не вспомню, у меня дни очень насыщенные.

— Разве вам не вернули блокнот?

— Пока нет.

— Хорошо, к этому мы вернемся позже. Сейчас меня гораздо больше интересует ваше знакомство с Екатериной Бенедиктовной Анисковец, убитой в конце мая. Когда вы познакомились?

— Много лет назад.

— Конкретнее, пожалуйста.

— Очень давно... Лет двадцать тому назад примерно.

— Еще точнее, будьте любезны. При каких обстоятельствах произошло знакомство?

— У меня была пациентка, популярная певица. Я не хотел бы называть ее имя, она очень известна. Во всяком случае, была очень известной. Она и познакомила меня с Екатериной Бенедиктовной.

— На какой предмет?

— Как, простите?

— Зачем она вас познакомила? С какой целью? Она, может быть, хотела составить протекцию Екатерине Бенедиктовне с тем, чтобы вы ее лечили или консультировали?

— О, нет, что вы! У Екатерины было отменное здоровье, она в моих консультациях не нуждалась.

— Тогда зачем она вас познакомила?

— Видите ли... В то время у меня были проблемы, связанные с одной женщиной. Нам негде было встречаться. И денег на то, чтобы снимать квартиру, у меня не было, я ведь был тогда еще совсем молодым врачом, зарабатывал немного, а частная практика была запрещена. Моя пациентка, узнав о моей ситуации, переговорила с Екатериной, и та согласилась предоставлять мне свою квартиру для тех нечастых встреч, которые мы могли себе позволить. Вот и все.