Рекенштейны - Вера Крыжановская

— Нет, нет, доктор, это просто нервная головная боль, какая у меня часто бывает.

Фолькмар улыбнулся.

— Я ни на чем не настаиваю, а только констатирую, что у вас сильное биение сердца, тревожный и неправильный пульс и высокая температура. Я пропишу вам капли; вы будете принимать их каждые два часа; а завтра навещу вас. И, надеюсь, вам будет лучше. Тем не менее попрошу вас не выходить весь день, так как вам нужен полный отдых.

Когда Фолькмар ушел, баронесса осталась еще несколько минут около Лилии, сказала ей, что это один из лучших докторов столицы, и к тому же очень милый молодой человек.

— Танкред, ты с ума сошел, или хотел посмеяться надо мной, рассказывая, что это некрасивая старая дева, вроде Штребер, — воскликнул доктор, врываясь на террасу, — тогда как это обворожительная Лорелея!

Граф быстро повернулся к другу и устремил на него пытливый взгляд.

— Ого! уж загорелось! А ты еще всегда упрекаешь меня, что я вспыхиваю, как порох, — сказал он насмешливо. — Но я советую тебе быть осторожней. Это рыжая особа, которую ты находишь такой красивой, чрезвычайно таинственна и в ней есть что-то неприятное, вот посмотришь.

— Я знаю, что она красива так, что может свести с ума. И если бы ты видел ее такой, как видел ее сейчас я, с лихорадочным блеском черных глаз и распущенными золотистыми волосами, которые, как царская мантия, покрывали ее всю, как знать, быть может и ты воспламенился бы, как я, — сказал Фолькмар, запуская обе руки в свои густые темные волосы. — Сознаюсь, что на этот раз твое отвращение к рыжим мне приятно, по крайней мере, ты не будешь моим конкурентом.

— О нет, нет, с моей стороны тебе нечего бояться; я никогда не буду твоим конкурентом в твоих брачных намерениях, — отвечал Танкред, смеясь. Но Фолькмар не заметил, что смех его был принужденный и горькая улыбка скользила на его губах.

На следующий день Элеонора, уезжая в город за покупками, поднялась к своей компаньонке. Она хотела посоветовать ей беречь себя и хорошенько отдохнуть и вместе с тем просить ее присмотреть за маленьким Лотером.

— Оставьте сегодня всякую работу: доктор так просил, чтобы вы отдохнули; и в силу участия, которое вы ему внушили, он сделал бы мне сцену, если б узнал, что не исполняют его приказаний, — сказала, смеясь, Элеонора.

— Ах, доктора всегда преувеличивают. Я чувствую себя вполне хорошо; и если займусь рисованием, это меня развлечет, — отвечала, улыбаясь, Лилия. — Только потрудитесь, баронесса, выбрать, что вы желаете для медальонов: эти группы Ватто, или эти пейзажи, или в последовательном порядке ряд сцен из истории Психеи, например, или же из волшебной сказки, или из басни…

— Ах, вот хорошая идея! Изобразите басню, или арабскую сказку. Это будет очень оригинально. Сюжет выберите сами; я знаю, что у вас вкус хорош.

Возвращаясь к тому, что ее более интересовало, баронесса опять стала говорить о Фолькмаре; рассказывала о его успехах в обществе, о его материальном обеспечении и лукаво советовала молодой девушке не пренебрегать такой блестящей победой.

— Доктор, кажется, слишком легко воспламеняется и, следовательно, способен лишь на мимолетную вспышку; так что гораздо благоразумней не основывать никаких надежд на этой минутной победе.

— Ну нет, вы ошибаетесь, считая Фолькмара ветреным. Хотя он и друг Танкреда, он очень серьезный и основательный человек. Но кстати, не правда ли, он замечательно красив?

— Да, он красив…

Так как Лилия ничего больше не прибавила, Элеонора воскликнула с удивлением:

— Что вы хотите сказать вашим молчанием? Вы были бы первая женщина, которая находит пятна у этого солнца красоты.

— Нет, граф бесспорно красив, красив, как статуя, слишком красив, быть может, для мужчины, но совсем не симпатичен. Он, должно быть, ветрен, пресыщен и капризен, словом, слишком проникнут сознанием своих преимуществ. Женат ли он?

Элеонора, глядевшая на нее с удивлением, расхохоталась.

— Нет, он не женат. Но мне так смешно сходство ваших мнений друг о друге. Вы находите его антипатичным, а ему вы кажетесь неприятной и мрачной. Так что, конечно, вы с ним никогда не сойдетесь. Впрочем, у Танкреда есть слабость ненавидеть рыжеватых, за что над ним сильно подсмеиваются… Но мне пора ехать; до свидания, милая Нора.

«Он ненавидит мое воспоминание во всех рыжих, — прошептала Лилия с горькой усмешкой. — Впрочем, он не находит меня больше некрасивой до отвращения, это я видела так же точно, как видела его некрасивую душу из-под этой обманчивой маски классической красоты». Она провела рукой по лбу, как бы желая отогнать докучливые мысли; затем взялась за кисть.

Мало-помалу она так углубилась в свою работу и в свои мысли, что вздрогнула, как внезапно пробужденная, когда Нани приподняла портьеру и доложила, что пришел доктор. Лилия тотчас встала.

— Позвольте поблагодарить вас, доктор, за ваш вчерашний визит и за сегодняшний, — сказала она, протягивая ему руку. — Прописанное вам лекарство мне очень помогло. Как видите, я совсем поправилась.

— Я вижу только, что вы так же деятельны, как и энергичны, — отвечал Фолькмар, садясь к столу и с восхищением устремляя взор на прелестное лицо, которое при дневном свете еще более выделялось нежностью и лилейной белизной. — Вы так еще бледны и слабы, а уже на ногах и за работой. Нет, нет, я скажу баронессе, что вам нужен покой на несколько дней.

— Бога ради, доктор, не делайте этого, — перебила его Лилия, краснея. — Я здесь не у себя, а на службе; баронесса имеет право на мой труд, и я всегда чувствую себя хорошо, когда могу исполнить обязанности, взятые мною на себя; тогда как всякая излишняя любезность тягостна мне. Если же, однако, вы пропишите что-нибудь для укрепления нервов, я буду вам очень благодарна. В детстве я страдала малокровием, и это, должно быть, еще отзывается во мне.

— Право! Я бы этого не подумал. Несмотря на прозрачную бледность вашего лица, здоровье ваше мне кажется очень хорошим, исключая нервы, которые надо серьезно лечить.

Она предложил ей несколько вопросов, касающихся ее положения настоящего и прошлого. Затем, рассматривая нарисованные ею на вазе цветы, сказал:

— Да вы настоящая художница! Кому вы предназначаете эту прекрасную работу? Но, может быть, это нескромный вопрос?

— Нисколько. Ваза принадлежит баронессе, и она ее готовит в подарок кому-то. И так как ей самой некогда рисовать, то она просила меня сделать это. Но мало времени, и я должна спешить, чтобы окончить к назначенному сроку.

— Если тот, кто получит этот дорогой подарок, никогда не видал работ баронессы, то может подумать, что это она рисовала, — заметил доктор, невольно смеясь. — Впрочем, у меня есть предложение. К какому времени ваза должна быть готова?