Пёрышко (СИ) - Иванова Ксюша

А я не сразу опомниться смогла. Глаза-то уже силуэт Богдана в темноте различают. Вот глупая! Что он обо мне подумает! Правильно бабушка говорит, что я всегда делаю, а потом только думаю! 

***

Почему Ярополка с Ясной на чердак не отправил? Почему Бажена одного с черной старухой оставил?  Не мог в толк взять! Да только шел за ней, как привязанный.

А под лестницей стоя, и видя тело ее, платьем обтянутое, когда со ступенек на чердак коленями становилась - совсем разум потерял! Залез за ней следом - рядом встал и с собой борюсь, чтобы не дотронуться, не коснуться ее. В пальцах прямо зуд какой-то! 

И вдруг - как удар, как пощечина - рука на лице, мягкая, нежная, травами пахнущая. Решил сначала, что она к пучкам потянулась, повсюду развешенным, и нечаянно ко мне прикоснулась, но когда пальцы ее по щеке заскользили, гладить начали, забыл, как дышать, стоял, как околдованный, глаза закрыл даже, чтобы ярче чувствовать ласку эту. 

Да только Мира не дремлет! Тут же учуяла... О себе напомнила. Отшатнулся от девушки, чтобы не злить мою мучительницу, не давать повода. 

Она тут же по чердаку пошла, стала траву нужную искать. Да как же она в темноте-то? В моем поясе кармашек специальный - в нем кусочки камня-кремния и щепки. Достал, друг о друга ударил, высекая искру на щепку. Запалил, взял в руку, стал светить ей.

Неяркий огонь освещал не только пучки трав, повсюду развешенных, но и Ясну. Она травы перебирает, а я ею любуюсь. До чего хороша девушка! Почему только не замужем она? На такую красавицу желающих, наверное, видимо-невидимо! Сколько лет ей? Если спрошу, что скажет? Что не мое дело это, вот что. 

Вот ведь, о чем только думаю! Тут княжич помирает, а я о девчонке! Зря, ох, зря, перед походом в корчму не сходил! Сейчас бы глупости эти в голову не лезли. Вон, вместе с братьями Жданами медовухи напился бы и девку себе покрасивее выбрал! 

- Богдан, возьми вот это! - подает мне пучки какие-то, - я еще кое-что захвачу...

Слезли с ней по-очереди, она траву стала заваривать, а я в избу пошел. Только дверь открыл, Ярополк, как ошпаренный выскочил, чуть с порога не столкнул.

- Что ты? Что случилось?

- Очнулся! Бажен очнулся! Тебя зовет! Странный он...

Вошел в избу. Парень так и лежит на столе, уже перебинтованный, сучок окровавленный тут же в горшок брошен. Бледный, только щеки ярко-розовые - лихорадка, что ли, у него началась?

- Богдан, я видел его... Того, кто меня убить хотел... Плащ у него черный... он плащом тем весь обмотан, на лице - мешковина, как будто. Он знал, кто я таков...

Говорил тяжело с придыханием, руки в кулаки сжимались - больно ему! Но, молодец, разглядел, запомнил. 

- Прости, Богдан, зря увязался с тобой... - тише, тише голос его, в шепот уже переходит. - Просто хотел таким, как ты быть - настоящим воином... не хотел, у отца под крылом...

Я к нему рванулся, за руку взял:

- Ничего, - выздоровеешь, - будешь, лучше меня будешь!

Старуха, все это время осматривавшая сук, из тела Бажена вытащенный, подошла, руку мою от парня оторвала и сказала:

- Пусть отдыхает, силы ему теперь, ох, как понадобятся. А ты иди, Ясну поторопи, пусть быстрее отвар несет! Сейчас выйду, поговорим.

Вышел из избы, как из проруби выскочил - воздуха свежего вдохнул, даже голова закружилась. Девушка на деревянном чурбачке траву толчет, рядом в плошке горячая вода паром исходит.

- Ясна! Готов настой-то?

- Сейчас, Богдан, немного осталось.

Вновь удивился тому, что по имени ко мне так запросто обращается. Все в ней удивительно, необычно. Лицо ее - чистое, с большими зелеными глазами, маленьким носиком, алыми губками, полными, нежными. Движения - быстрые, но четкие, знающие. И действия, поступки... Зачем меня по лицу гладила? Не похожа она на ту, которая за плату с любым мужиком пойдет. А, чтоб понравился такой, как я - изуродованный, старый для нее... не верю, быть того не может. Вон, сколько в моем отряде молодых, да пригожих воинов!  

Она настой в избу понесла, а я уселся на чурбачок тот, на котором она только что траву толкла. Стал старуху ждать. Зря я, конечно, про себя эту женщину старухой зову. Какая она старуха-то? Да, пожилая, строгого вида и тоже - необычная, странная. Волосы у нее под плат не спрятаны, а завернуты узором на голове. Да, и не седые, а лишь с проседью волосы, как снегом припорошенные. Тут Ярополк пожаловал.

- Богдан, послушай! Не знаю, что это такое я сейчас в избе и видел...

Замолчал, с мыслями собирается. Хотя, я уже догадывался, что увидеть он мог. Не травница эта старуха, не только травница...

- У нее от рук сияние шло... Как огнем ладони зажглись! И Бажен, когда она его ладонями своими трогать стала - забился сначала на столе, а потом глаза открыл. Что это, воевода? 

- Не бери в голову Ярополк. Разберемся. Но ухо востро держи. И еще... - задумался крепко, говорить, нет ли. Но Ярополку я доверял, как себе самому. Да, к месту вспомнился мальчонка-сынок его - не станет, не станет он, именно он, семьей своей рисковать. Семья-то в Муроме осталась, в руках Ладислава. - Приглядись к нашим. Нечисто что-то. Не сам мальчишка на сук напоролся.

- Понял тебя. Прости, что не усмотрел за ним.

Я кивнул. Если все так, как я думаю, то ты, Ярополк, не виноват. Задумался, не заметил, как бабушка Ясны рядом оказалась. Только, кажется, не было и вдруг - стоит. Да, воин, расслабился ты - совсем навык боевой растерял! Женщина скамейку маленькую с собой несла, рядом поставила, села - спина прямая, и говорит - прямо в глаза глядя:

- Кому не угодил-то парень твой? Не только поранен он, но и отравлен ядом. Выживет ли, не знаю. Плох он! 

- Помочь ему можно?

- Трудно сказать. Рану-то я очистила, но сам понимаешь - не нож и не меч, где-нибудь да кусочек невидимый глазу мог остаться. Да только, яд возле сердца был...

- Что я сделать для него могу?

- Расскажи мне, кто ты и зачем сюда пожаловал.

- Тут секрета никакого нет. Я - Богдан, воевода князя муромского Ладислава. Послан к вашему князю Ярославу за данью. 

- Значит, врагов-то у тебя тут немало...

- У нас с князем Ярославом уговор. Сколько лет уж он дань нам платит. Неужто захочет портить отношения? Не выгодно ему. Наша дружина - больше и сильнее во много раз. Да и дань-то, не сказать, чтобы слишком непосильная была. 

- Значит, путь-дорога твоя в Изборск ведет? Оставляй своего воина - постараюсь его выходить. На обратном пути заберешь. 

Задумался. Нет, нельзя оставить. Не знаю ведь, откуда опасность исходит. Оставить полдружины здесь в деревне, два дня пути-то до города? А вдруг предатель среди моих людей? 

- Я точно его с собой увезти не смогу? 

- Ему лекарь особый в пути надобен. Такой, как я. Да, только я поехать с вами не могу.

- Что же делать?

- Я скажу тебе сейчас. Только выслушай молча. Знаю, как слова мои прозвучат. Знаю, что в ужасе будешь... А ты подумай сначала... крепко подумай, Богдан! 

Холодом от слов ее повеяло. Почувствовал силу этой женщины, непонятную мне, странную, как и она сама. 

- Ясну возьмешь.

Я глаза вскинул. Еще девицы мне в пути не хватало. Да, и не заметил я, чтобы у нее тоже дар какой-то там был. Хотел возразить, но женщина взглядом меня остановила. 

- Слушай. Ясну возьмешь. Судьба она твоя. Все равно никуда от нее не денешься. Любить ее будешь больше жизни. Все на свете забудешь, кроме нее. Женой ее своей сделаешь сегодня, на сеновале. Тогда к ней сила-то и придет. И сила та больше моей будет. Только Ясна твоего княжича спасет.

8. Неожиданный поворот судьбы.

- Что? Как так? Да разве ж можно так с внучкой своей? Под первого встречного ее? И часто вы ее так? - Я вскочил и, как она и предсказывала, с ужасом смотрел на пожилую женщину, говорящую такие вещи незнакомцу. Да она же своими руками девчонку... 

На ее губах мелькнула улыбка. Да как так, ей смешно, а девчонке каково так жить?