Райские новости - Дэвид Лодж

Вернувшись в свою комнату, Бернард заправил узкую железную кровать, которую оставил неряшливо смятой, горя желанием добраться до бюро путешествий. Сел за стол и открыл свои заметки по книге о теологии процесса[10], рецензию на которую писал для «Эсхатологического[11] обозрения». «Бог в теологии процесса, — прочел он, — является космическим возлюбленным. Его трансцендентность заключается в Его абсолютной честности к Себе в любви, в Его неисчерпаемости как возлюбленного и в Его способности к бесконечной адаптации к обстоятельствам, в которых Его любовь может проявляться». Неужели? И кто это говорит? Теологи. А кому это интересно, кроме других теологов? Только не тем людям, которые выбирают место для отдыха по брошюркам в туристических агентствах. Не водителям тягачей-перевозчиков. Бернарду нередко приходило на ум, что рассуждения большей части современной радикальной теологии были также неправдоподобны и необоснованны, как и сентенции вытесненной ею ортодоксии, чего никто не замечал, потому что никто всего этого не читал, кроме тех, кто был профессионально заинтересован в продолжении этой самой теологии.

В дверь постучали и сообщили, что по студенческому телефону ему звонят из-за границы. Звонила Урсула.

— Теперь более удобное время? — спросила она.

— Да, отличное. Одиннадцать утра.

— Я тут подумала, что, может, Джек приедет, если ты возьмешь его с собой.

— Ну, не знаю, — с сомнением протянул Бернард. — Вряд ли это что-то изменит.

— Попробуй. Я очень хочу его увидеть.

— А как же дополнительные расходы?

— Я заплачу. Какого черта, для чего еще мне нужны сбережения?

— Ладно, я постараюсь его уговорить, — сказал Бернард. Он говорил искренне, но на сердце ему лег небольшой камешек. Если данная миссия увенчается успехом, его путешествие на Гавайи приобретет иной, менее привлекательный характер. — Но не слишком на это надеюсь, — добавил он.

Не успел Бернард повесить трубку, как телефон тут же зазвонил снова. Это был молодой человек в мешковатом костюме из бюро путешествий. Он нашел групповую поездку на две недели в Вайкики от компании «Тревелуайз турз» по дешевке, вылет в следующий четверг, рейс из Хитроу через Лос-Анджелес.

— Семьсот двадцать девять фунтов при размещении по двое в комнате. Доплата за одиночное проживание десять фунтов в день.

— Вы хотите сказать, что я могу купить два билета по этой цене? — спросил Бернард.

— Ну да, на самом деле их два. Отказ в последний момент. Но я думал, что вы едете один.

— Так и было. Но возможно, у меня будет спутник.

— Да? — переспросил молодой человек, как бы подмигнув интонационно.

— Мой отец, — до абсурда поспешно пояснил Бернард.

Молодой человек сказал, что забронирует билеты на выходные, а Бернард должен будет подтвердить свое решение в ближайший понедельник.

В течение утра он дважды пытался дозвониться до отца, но никто не отвечал. После ланча он попробовал снова и с тем же результатом, тогда, под влиянием порыва, он набрал номер Тессы. Она тут же сняла трубку.

— А, это ты, — холодно произнесла Тесса. В последний раз они разговаривали три года назад, на семейной встрече после похорон их матери. Тесса обвинила его в том, что это из-за него произошел роковой рецидив болезни. Он поставил нетронутый бокал шерри и покинул дом. Натянутые отношения.

Бернард рассказал ей о болезни Урсулы и своем предложении навестить её в Гонолулу.

— Как это благородно с твоей стороны, — сухо отозвалась Тесса. — Надеешься на наследство?

— Мне это и в голову не приходило, — возразил он. — В любом случае не думаю, что Урсула так уж богата.

— Я полагала, что ее бывший муж платил ей огромные алименты.

— Мне про это неизвестно. По сути, я ничего не знаю о её личной жизни. Как раз надеялся на твою помощь.

— Но не сейчас, если ты не против. Мы только что вернулись из Корнуолла. Жуткая поездка. Встали на заре, чтобы не попасть в пробки, да что толку.

— Хорошо отдохнули?

— Там была засуха, приходилось носить воду из напорной трубы. Если уж я вынуждена вести хозяйство, то все же хотелось бы, чтобы в доме был водопровод.

— Фрэнк мог бы поселить вас в гостинице.

— Ты хоть представляешь, сколько стоит проживание семьи из семи человек в гостинице?

Бернард не представлял и потому промолчал.

— Не говоря уж о Патрике, — добавила Тесса.

Патрик был ее умственно отсталым сыном — черепно-мозговая травма при родах. Милый и ласковый паренек, но он пускал слюни, глотал слова и частенько по неосторожности сбрасывал со стола тарелки. Бернард подавил желание сказать, что Патрика на неделю-другую можно было бы поместить в специальное заведение. Тесса самым достойным восхищения образом защищала благополучие Патрика, но еще она пользовалась им как палкой для наказания остального мира.

— Послушай, — спросил Бернард, — папа дома? Я названиваю ему целый день.

— Сегодня годовщина их свадьбы, — ответила Тесса. — Утром он заказал поминальную мессу по маме, а потом поехал на кладбище.

— Ах, ну да, — отозвался Бернард, слегка пристыженный тем, что забыл о значимости этой даты. — Но он уже должен был бы вернуться домой. Я только что ему звонил.

— Он смотрит «Соседей»[12]. Он всегда смотрит «Соседей» после ланча и не снимает трубку, пока они идут.

— Это телевизионная программа?

— Бернард, ты, должно быть, единственный человек во всей стране, который не знает, что такое «Соседи». Я скажу папе про Урсулу, если хочешь. Я, наверное, заскочу к нему сегодня вечером.

— Нет, думаю, лучше это сделаю я. На самом деле, я собирался поехать к нему завтра утром.

— Чего ради?

— Чтобы поговорить об Урсуле.

— О чем тут говорить? Его это только расстроит, разворошит прошлое.

— Урсула хочет, чтобы я взял его с собой в Гонолулу.

— Что?

Терпеливо слушая льющийся из Тессы поток возражений, сводившийся к тому, что их отец даже и не подумает это сделать, что она сама этого не позволит, что он не выдержит путешествия и жары, что Урсула неблагоразумна и т. д. и т. п., Бернард почувствовал, как кто-то мягко потянул его за рукав, и, обернувшись, увидел филиппинскую монахиню во главе небольшой очереди, выстроившейся к телефону.

— Извини, Тесса, я больше не могу сейчас говорить, — сказал он. — Это платный телефон, и тут ждут люди.

— Тебе сколько, Бернард, сорок четыре? А у тебя даже нет своего телефона, — презрительно фыркнула Тесса. — Во что ты превратил свою жизнь.

В целом Бернард был с ней согласен, хотя меньше всего сожалел об отсутствии личного телефона.

— Передай папе, чтобы ждал меня завтра днем, — сказал он и повесил трубку.

На следующий день Бернард отправился в Лондон междугородным автобусом. Поездка должна была занять два с половиной часа, но дорога оказалась перегружена транспортом — автомобили, заполненные багажом отпускников, с прицепленными к некоторым из них домами-фургонами и лодками, беспорядочно перемежались машинами и автобусами, набитыми футбольными болельщиками, чьи полосатые шарфы развевались из окон как вымпелы. Болельщики ехали (как проинформировал Бернарда его сосед) в Уэмбли на игру «Чэрити шилд», первую в новом сезоне. Поэтому в центр Лондона они прибыли с опозданием.

Столица кишела народом. На вокзале Виктория царил хаос: иностранные туристы, сосредоточенно изучавшие карты города, юные любители пеших путешествий с объемистыми рюкзаками за спиной, семьи, отправляющиеся на побережье или за город на выходные, буйные футбольные фанаты — все теснились, пихались и налетали друг на друга. Слышны были крики, крепкие словечки, обрывки футбольных песен и фразы на французском, немецком, испанском и арабском. Вились длинные очереди к стоянкам такси и за билетами на метро. Никогда прежде Бернард не был так поражен охватившим современный мир массовым беспокойным стремлением к перемещениям, никогда не чувствовал себя таким измотанным и затолканным в этом мире. Если бы, по случайности, существовал Высший Разум, приятно было бы представить, как Он вдруг хлопнул бы в ладоши, словно выведенный из себя непослушным классом учитель, и сказал бы в отрезвляющей тишине: «Прекратите разговоры и тихо рассаживайтесь по местам».

И в лучшие-то времена добираться до семейного дома в южном Лондоне было утомительно. От Лондонского моста до Брикли приходилось ехать в обшарпанной электричке с распоротыми сиденьями и разрисованной изнутри граффити, потом — или идти около мили пешком, или ждать автобуса, который довезет до конца Хардейл-роуд, а затем — взбираться на холм до дома номер 12, почти на самом верху. Когда Бернард завернул за угол и начал свое восхождение, он почувствовал, как его затопила волна ощущений, похожих скорее на тошноту, чем на ностальгию. Сколько раз из-за этого подъема он в буквальном смысле сгибался под тяжестью ранца, набитого учебниками. Два ряда совершенно одинаковых домов по-прежнему поднимались уступами на холм, перед каждым — огороженный палисадник, а к входной двери ведут несколько каменных ступенек. И все же эта улица слегка отличалась от улицы его детства, отличалась разнообразием деталей, демонстрирующих амбиции владельцев домов: жалюзи, ставни, крылечки, алюминиевые оконные рамы, наружные ящики с цветами. И разумеется, еще одно веяние времени: вдоль дороги с обеих сторон выстроились автомобили, припаркованные бампер к бамперу. Похоже, даже Брикли не устоял перед бумом частной собственности восьмидесятых годов, хотя изобилие табличек «Продается» говорило о том, что здесь, как и повсюду, грядут перемены.