Король Фейсал. Личность, эпоха, вера - Алексей Михайлович Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако планы нового руководства Египта шли дальше. Их понес неудержимый поток антизападного национализма, захлестнувший арабские страны. Гамаль Абдель Насер не просто направлял политику страны в националистическое, антизападное (антиимпериалистическое) русло. Он стал лидером, символом, архитектором арабского национализма, развитие которого подчинялось собственным законам и своей логике.
Упорное нежелание руководителей Великобритании и Франции расстаться с «бременем белого человека», понять, что их время прошло, что прямое колониальное господство обречено, порождало вражду к ним арабских народов, вызывало ненависть политических элит, которые в принципе были готовы с ними сотрудничать на условиях равенства. Постоянно кровоточила рана, нанесенная арабской гордости и чувству справедливости в Палестине. Практика показала, что у старых колониальных держав для проведения имперской политики не было ни сил, ни средств, ни воли, и они обратили свои взоры за помощью и поддержкой к могущественному лидеру Запада — США. У США не было в странах Ближнего и Среднего Востока имперского прошлого, «американская мечта» захватывала умы представителей новых классов и многих интеллектуалов. Популярность Америки была необычайно высока. Руководство США считало, что время колониальных империй прошло, но в холодной войне против СССР колониальные метрополии, прежде всего Англия, были союзниками США.
Вскоре после того, как в январе 1953 г. в США пришла к власти республиканская администрация Дуайта Эйзенхауэра, его госсекретарь Джон Фостер Даллес в мае того же года решил посетить Ближний Восток. Он рассчитывал лихим броском достичь главной цели — вовлечь местных лидеров в антисоветский военный союз, который должен был стать продолжением НАТО. Лейтмотивом его бесед была «угроза коммунизма». Но оказалось, что большинство арабских лидеров видят угрозу совсем с другой стороны, со стороны Англии, Франции и Израиля, и местные проблемы имеют для них явный приоритет над советско-американской холодной войной.
Даллес посетил Тель-Авив, Амман, Каир, Дамаск, Бейрут и Багдад. В Каире он увидел молодых, энергичных офицеров, готовых учиться и работать, чтобы поднять Египет из деградации. Они представляли разительный контраст с жалким королем Фаруком. Но египтяне надеялись, что США признают их в качестве независимого игрока на ближневосточной арене, а Вашингтон рассматривал Египет только как орудие в антисоветской борьбе. Насер и его товарищи не видели в СССР угрозы, а вот вывод английских оккупационных войск стоял на повестке дня.
18 мая Даллес прибыл в Эр-Рияд, где встретился с королем Абдель Азизом. Старый монарх, выслушав антикоммунистическую тираду Даллеса, перевел разговор на Эль-Бурайми и сказал, что его «старый друг» Англия нанесла там удар по Саудовской Аравии. Эмир Фейсал был более конкретен: он информировал Даллеса о деталях спора насчет Эль-Бурайми и заявил, что ожидает помощи США. Он сослался на письмо, посланное ему президентом Трумэном 31 октября 1950 г. и подтвержденное во время встречи с президентом Эйзенхауэром. «Интересам США отвечает сохранение независимости и территориальной целостности Саудовской Аравии», — писал Трумэн, отмечая, что «любая угроза вашему королевству немедленно вызовет озабоченность Соединенных Штатов»[133]. Эта формулировка подразумевала почти союзнические отношения. Спор об Эль-Бурайми Фейсал рассматривал как «угрозу территориальной целостности» его страны.
Даллес ушел от конкретного обсуждения этой проблемы, но довольно резко сказал королю и Фейсалу, что из-за Эль-Бурайми США воевать с Англией не будут.
Свою холодную войну против Англии Фейсалу предстояло вести в одиночку, хотя 15 июня 1953 г. Эйзенхауэр официально подтвердил письмо Трумэна.
Не одобряя действий своих союзников, Вашингтон не мог выступить против них. Для государственного секретаря США Даллеса главным врагом был коммунизм, и он практически разделял сектантский лозунг коммунистов 1920–1930-х гг. «Кто не с нами — тот против нас». Для противостояния «коммунизму» и «советской экспансии» страны Ближнего и Среднего Востока «должны были» вступать в военные блоки, возглавляемые державами Запада. Если лидеры Турции и Ирана эти призывы встречали благожелательно, то арабам они были просто непонятны. А американское, английское, французское давление вызывало обратную реакцию. Усилия Даллеса просто облегчали советскую политику в «третьем мире», в частности на Ближнем и Среднем Востоке.
Национальной задачей массовых политических течений, многие лидеры которых пришли затем к власти в арабских странах, было завоевание и укрепление государственной независимости, а значит, разрыв политически неравноправных договоров с метрополиями, ликвидация военного присутствия Запада, особенно военных баз, укрепление собственных вооруженных сил как средства защиты национального суверенитета и престижа, символа нового, равноправного статуса, развитие независимой экономики, что подразумевало устранение привилегированных позиций иностранного капитала, в частности иностранных нефтяных компаний. Та внешняя сила, которая могла отождествить свою политику с этими чаяниями народов и амбициями новых политических элит, становилась их союзником. Противник Великобритании и Франции в этом регионе автоматически превращался в друга арабов и других народов.
Итак, «стол был накрыт». Ждали лишь гостя. Им мог быть только Советский Союз, декларированная политика которого в те годы отвечала общему направлению исторического процесса в регионе и настроениям народов. Но для окончательного «приглашения» СССР в регион обе стороны должны были преодолеть свой барьер. Для лидеров региона барьер был выше — боязнь распространения коммунизма, вскормленная и собственными националистическими, религиозными и социальными инстинктами, и долголетней западной пропагандой. Но слабость местных компартий и невосприимчивость масс к коммунистической идеологии уменьшали эти опасения. Что же до коммунизма в СССР, то это считалось внутренним делом и выбором его народов, а имидж, создаваемый советской пропагандой, некоторые элементы советской социально-политической модели, военные и индустриальные успехи СССР, подкрепляемые грохотом танковых гусениц на эффектных парадах, производили немалое впечатление на местные политические элиты. Слово «социализм» (хотя и не «коммунизм») стало привлекательным, а слово «капитализм» олицетворяло политическое, экономическое и военное господство Запада и приобрело ругательный оттенок.
Для советской стороны требовалось меньше усилий — постсталинскому руководству нужно было лишь отказаться от выдуманного ярлыка «прислужников» и «соглашателей», которым наградили всех некоммунистических лидеров Ближнего и Среднего Востока и вообще «третьего мира», и понять, что развитие событий в регионе открывает новые возможности и вполне укладывается и в мессианское видение мира, и в задачу укрепления безопасности СССР, если к теории и практике подходить более гибко, чем в сталинские времена.
Саудовская Аравия не знала прямого западного господства. Американская военная база в Дахране не была «захвачена» США, а передана им в аренду на ограниченный срок решением короля Абдель Азиза. Преданность племени, исламу, династии — эти чувства, а не светский национализм определяли ментальный настрой населения Саудовской Аравии. Фейсал сочувствовал политическим устремлениям арабских националистов, если они не представляли угрозы саудовскому режиму. Харизматическая личность египетского президента, его лозунги и обаяние производили впечатление
