Петербургские святые. Святые, совершавшие свои подвиги в пределах современной и исторической территории Санкт-Петербургской епархии - Борис Алмазов

Будучи с детства глубоко религиозным человеком, Юрий Петрович много раздумывал о роли православия в развитии духовной культуры и национального сознания народа, о русской религиозной традиции. Позднее он был дружен со многими известными священниками столицы. Был членом Совета Петроградской духовной академии. Как только Декрет об отделении Церкви от государства дал возможность мирянам приобщиться к церковной деятельности, Юрий Петрович в 1920 году принял активное участие в создании «Общества православных приходов Петрограда и губернии», где его единодушно избрали председателем правления. Среди членов общества были люди самые разные – и глубоко верующие, и потерявшие веру, и вновь вернувшиеся к ней под влиянием происходящих потрясений.

В связи с голодом в Поволжье поползли слухи о возможном изъятии церковных ценностей. Массы верующих волновались. Правление общества после бурных споров приходит к решению, что канонически изъятие прямо подтверждается примерами: это случалось в истории, когда выкупали пленных и помогали голодающим. Петроградский совет тоже хотел мирного разрешения вопроса. Переговоры прошли успешно, Церковь добровольно передавала ценности на помощь голодным и получала возможность контролировать их использование. Митрополит Вениамин посетил Смольный и подписал «Соглашение об изъятии церковных ценностей из церкви», сообщение о котором тут же появилось в «Правде».

Сщмч. Юрий (Новицкий)

Но иллюзия возможности спокойно решать трудные вопросы с властью большевиков рассыпалась уже через несколько дней. Вмешалась Москва. Петроградская комиссия помощи голодающим при Петросовете была полностью заменена, и, когда в нее пришли уполномоченные митрополита для уточнения каких-то деталей, их встретили уже совершенно новые люди, новая обстановка и иная позиция по вопросу изъятия ценностей Церкви. «Никаких переговоров, никаких жертв. Все принадлежит власти, и она возьмет свое, когда сочтет нужным».

Теперь мы знаем, что эта провокация планировалась на самом верху. После событий в Шуе 19 марта 1922 года Ленин отправил письмо с грифом «Строго секретно» Молотову. «Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей… Если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый кратчайший срок».

Еще на майском пленуме ЦК РПК(б) 1921 года было принято постановление по докладу Емельяна Ярославского: «Задача всей этой работы заключается в том, чтобы на место религиозного мировоззрения поставить стройную коммунистическую научную систему». Началось широкое гонение на Церковь.

Естественно, что согласие между Церковью и «Помголом» в этой ситуации было совсем не нужно. Наоборот, задача «Помгола» заключалась в том, чтобы вызвать конфликт с духовенством. Эта тактика была разработана начальником 6-го отделения ОГПУ Евгением Тучковым и Петром Красиковым, начальником 5-го, так называемого ликвидационного отдела Наркомата юстиции, занимавшегося церковными делами.

Тучков и Красиков использовали и еще одну козырную карту. 24 марта в «Красной газете» появилось очень резкое «Письмо двенадцати», в котором петроградское духовенство обвинялось в контрреволюционных настроениях и желании оттянуть сдачу ценностей.

Арестовали 87 человек: архимандриты, настоятели крупнейших петроградских соборов, священники, профессора богословия и церковного права, просто миряне. Был арестован и Ю.П. Новицкий.

Заседания Петроградского губернского Ревтрибунала по военному отделению проходили с 10 июня по 5 июля 1922 года. Всем обвиняемым ставилось в вину их участие в преступной контрреволюционной организации. Этой самой «преступной» организацией было официально зарегистрированное, легально существовавшее «Общество православных приходов г. Петрограда и его губернии».

Две недели продолжался только допрос подсудимых. Их обвиняли в том, что в период исполнения Декрета от 23.01.1922 г. об изъятии церковных ценностей они организовали преступную контрреволюционную группу, поставившую себе целью борьбу с советской властью. Для этого они созывали общие собрания членов правления «Общества православных приходов» и других лиц, заслушивали сообщения митрополита Вениамина (Казанского), составляли и выпускали послания по вопросу изъятия церковных ценностей, всячески противодействовали исполнению декрета. Следствием этих посланий объявили массовые волнения среди населения Петрограда и губернии. Кстати, даже в приговоре упоминается всего о 12 эксцессах – это при том, что в Петрограде было свыше 300 церквей. Ни одно из этих «волнений» не сопровождалось обычными для них убийствами или тяжкими увечьями. Среди обвинений звучало: распространение воззваний митрополита, подстрекательство толпы к неповиновению властям, распространение ложных сведений о назначении ценностей и т. п.

В своей речи на процессе П. Красиков, приехавший специально из Москвы выступить в качестве главного обвинителя, обращаясь к судьям, сказал: «Вы не учились в университете, в трех академиях, как некоторые из находящихся здесь, но вас нельзя обмануть историческими ссылками и юридическими цитатами… Пролетарское обвинение должно основываться на революционном пролетарском самосознании и его законе».

О каком «революционном законе» шла речь? У Юрия Петровича сомнения развеялись очень скоро, он понял свою обреченность. Вот его последняя записка, переправленная из тюрьмы матери: «Дорогая мама. Прими известие с твердостью. Я знаю давно приговор. Что делать? Целую тебя горячо и крепко. Мужайся. Помни об Оксане (дочь Юрия Петровича. – Б. А.) Целую крепко. Твой Юра».

Во время процесса духовенство и миряне держали себя спокойно, с большим достоинством. Большую часть своего последнего слова главный обвиняемый митрополит Вениамин посвятил защите людей, несправедливо обвиненных вместе с ним. «Слава Тебе, Господи Боже, за все!» – сказал он в заключение, широко перекрестившись, – и это были его последние слова.

Обладая хорошей памятью, профессор Новицкий доказывал, что деятельность правления вращалась исключительно вокруг вопросов чисто церковных и приходского быта. Известно также, что на процессе Ю.П. Новицкий пытался взять на себя часть вины, вменяемой его другу – настоятелю Казанского собора, ректору богословского института Николаю Кирилловичу Чукову (впоследствии митрополиту Ленинградскому Григорию). В конце своей речи Юрий Петрович подчеркнул, что в приписываемых ему деяниях совершенно невиновен. «Если в этом деле нужна жертва, я готов встретить смерть без ропота. Прошу пощадить остальных».