Земля надежды - Филиппа Грегори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот беспорядок оскорблял эстетическое чувство Джона, требовавшее, чтобы аккуратное поле лежало на ландшафте ровным квадратом, чтобы все его линии были четко и ясно прочерчены, разделены изгородями и канавами.
— Но вы же можете попросить мужчин помочь вам выкорчевать пни, — предложил он Сакаханне. — Времени это займет немного. Тогда вы сможете расположить свои посевы ровными рядами. А пни, если их так и оставить, снова начнут расти на следующий год, и, значит, вам придется всю работу делать заново.
— Мы и хотим, чтобы деревья выросли снова, — сказала она. — Мы не хотим сеять на одном и том же поле дольше одного сезона.
— Но если бы вы расчистили его как следует, то могли бы пользоваться им годами, — настаивал Джон. — Вам не нужно было бы переходить с места на место. Вы могли бы обрабатывать одни и те же поля и жить в деревне на одном и том же месте.
Она решительно тряхнула головой.
— Когда земля работает на нас, она устает, — сказала Сакаханна. — Мы посадим здесь поле, а потом освободим землю. Мы перейдем на другое место. Если сеять кукурузу три года подряд на одном и том же поле, то на третий год урожая не будет. Земля устает от голодных людей. Ей необходим отдых, точно так же, как женщине с младенцем, которого она кормит грудью. Ей нужно какое-то время побыть одной. Она не может кормить все время.
— Белые люди сажают на одних и тех же полях и возвращаются к ним год за годом, — заметил Джон.
— Белые люди сажали так раньше, — поправила она его. — А сейчас повсюду вокруг Джеймстауна они видят, что земля устает от них. Земля устает от голодного белого рта, который ест, и ест, и ест, и никак не насытится, и не желает переходить на другое место.
Она перешла на соседний рядок со своей палкой-мотыжкой. В каждую ямку она опускала четыре зернышка кукурузы и два семечка бобов. За ней шла другая женщина, которая сеяла семена тыквы. Позже под этими ростками они посадят быстрорастущие лозы маракуйи с сочными, утоляющими жажду плодами.
Джон подобрал подходящую палочку и присел рядом.
— Я помогу, — сказал он.
Сакаханна не смогла подавить смешок, увидев эту картину, а потом покачала головой.
— Это женская работа, только женщины делают это.
— Я умею. У себя в стране я садовник. Я могу сажать.
Но Сакаханна все равно отказывалась от помощи.
— Я знаю, что ты умеешь. И любой мужчина-повхатан сумеет сделать это, если придется. Но женщинам нравится делать это. Это их работа.
— Служить мужчинам? — спросил Джон, думая о сладостном безделье мужчин.
Когда мужчины возвращаются в лагерь с охоты, их уже ждет обед, поля прополоты и засеяны, дома чисто выметены, парные нагреты и подготовлены.
Она бросила на него быстрый насмешливый взгляд из-под темных бровей.
— Потому что земля и женщины едины, — прошептала она. — И именно в этом сила нашего племени, а не в военных советах или охотничьих отрядах. Только у женщин есть власть заставлять все расти и рожать детей. Остальное — просто табачный дым.
Джон почувствовал, что его взгляд на мир, его уютный взгляд на мир сдвинулся и закачался.
— Да нет же, власть принадлежит мужчинам, — сказал он. — Бог создал их по своему образу и подобию.
Она посмотрела на него, как будто он шутил.
— Ты можешь верить, что твой бог поступил именно так, — вежливо сказала она. — Но мы — дети Зайца.
— Зайца?
Она перестала работать и присела на корточки.
— Я расскажу тебе эту историю, как будто ты мой маленький ребенок, — сказала она с улыбкой. — Слушай. В самом начале не было ничего, только темнота и звук бегущей воды, и тогда из темноты вышел великий Заяц и сотворил мужчину и женщину.
Джон тоже присел на корточки рядом с ней и смотрел, как улыбка перебегает от ее глаз к губам, как ее волосы ниспадают на обнаженные плечи.
— Они были голодны. Мужчины и женщины всегда голодны. И тогда он посадил их в сумку, чтобы они сидели там, пока он не сможет накормить их. И он побежал сквозь тьму, а сумку крепко зажал во рту. И где он бежал, там появлялась земля и вода, и большие олени, чтобы ходить по этой земле, пить эту воду и кормить только что сотворенных мужчину и женщину. И везде, где он бежал, из темноты появлялись огромные рты, хотевшие мяса. И эти рты яростно клацали зубами из темноты на него и на сумку, которую он нес. Но везде, где он бежал, эти рты пропадали в темноте, и наконец для него уже стало безопасным делать то, что он хотел.
Джон ждал.
Сакаханна улыбнулась.
— Вот тогда и только тогда он открыл сумку и выпустил мужчину и женщину. Мужчина побежал охотиться на оленя. Мужчина обладает всем великолепием оленя. Именно этого он и хотел. Но женщина…
Она замолчала и чуть улыбнулась.
— …Женщине досталось все остальное.
Еще год тому назад Джон назвал бы такую историю языческой сказкой, полной ереси и чепухи. Но сейчас он слушал и кивал.
— Женщинам досталось все остальное?
— Все, кроме охоты и войны.
— И что же мне тогда делать? — спросил он ее.
Сакаханна на мгновение показалась удивленной, как будто одним ловким вопросом он перевел разговор совсем в другую плоскость.
— Ты выздоровеешь, — медленно сказала она. — А потом тебе нужно будет решить.
— Решить?
— Где ты хочешь жить? Каким человеком ты хочешь быть?
Джон помедлил с ответом.
— Я думал, я выздоровею и вернусь домой, на свои поля у реки.
Она покачала головой.
— Сейчас ты уже должен понимать, что не можешь жить там, — ласково сказала она. — Ты не можешь жить там один. Сейчас ты уже должен понимать, что ты не сможешь выжить на этой земле один. Ты бы умер там, любовь моя.
Слова любви выскользнули, она вспыхнула и прикусила губу, как будто хотела забрать их обратно.
— Я думал… я думал, что нужно будет взять слугу или раба. Я думал…
Он запнулся.
— Я думал, может, ты пойдешь со мной?
— Как служанка? Как рабыня?
Она полоснула по нему гневным взглядом.
— Я хотел сказать, что мне нужен кто-то, чтобы работать на меня, — поправился Джон. — Я молился, чтобы ты пришла ко мне, с того самого момента, как ступил на эту землю. Я имею в виду и слугу, и тебя.
— Я никогда больше не лягу спать под крышей белого человека, — решительно сказала Сакаханна. — Я приняла решение, я остаюсь со своим племенем.
Джон вскочил на ноги и зашагал взад и вперед.
— Тогда мне здесь нечего делать, — вскричал он. — Я приехал для того, чтобы начать тут новую жизнь, обрабатывать целинную землю, найти тебя. А ты говоришь мне, что я не могу ни пахать, ни полоть. Что я не могу содержать себя и даже не могу сохранить огонь. Я не могу забрать тебя от твоего племени, не могу взять тебя к своему племени. Я оказался глупцом, попытавшись убежать от одной жизни ради другой и все равно ничего не добившись.