Агата Кристи - Екатерина Цимбаева

Агата Кристи тогда не знала об уникальной постановке своей лучшей книги. Но и без того она могла радоваться замечательному приему у английской публики ее детищ. Она выкраивала время, покидала свою аптеку при госпитале и ездила со спектаклями по стране, чтобы воочию увидеть реакцию зрителей не только в Лондоне, но и в провинции. С этого момента она стала считать себя драматургом: «Впредь никто, кроме меня, не будет инсценировать мои вещи: я сама буду выбирать, что инсценировать, и решать, какие из моих книг для этого пригодны».

«Закусив удила», как сама выразилась, она в конце войны взялась за роман «Встреча со смертью», который считала неудачным, и попробовала его приспособить для сцены, изменив сюжет и выбросив Пуаро. Он давно ее там раздражал своей никчемностью, но изменять текст книги она не считала нужным (ее собрат по перу Рекс Стаут в те годы без раздумий менял текст на прямо противоположный, если первый вариант не встречал полного одобрения читателей): «Привыкнув к тому, что он действует во всех моих книгах, я, естественно, ввела его и в эту. Однако здесь он был не к месту. Он честно выполнял свою работу, но я не могла отделаться от мысли, что без него книга вышла бы намного лучше. Вот почему, приступив к инсценировке, я выкинула Пуаро». Несмотря на кардинальную переделку, пьеса унаследовала от романа избыток психологизма, совсем затмившего слабый детективный сюжет. Однако продюсер Питер Сондерс принял ее к постановке в театре на Пиккадилли и сумел заинтересовать послевоенную публику восточным колоритом, дававшим некоторый отдых от суровой реальности, хотя рецензии были сдержанными.

Все в том же невероятном творческом порыве последних военных лет Агата Кристи инсценировала еще и «По направлению к нулю», и «Смерть на Ниле» (пьеса называлась «Невидимый горизонт»), и «Убийство в доме викария», и «Лощину». Все они принимались с воодушевлением в Лондоне и с еще большим успехом перебирались на Бродвей, давая отличные сборы, поднимая тиражи соответствующих романов — и пугая ее литературного агента призраком банкротства!

Но даже самая удачная инсценировка — это все же не оригинальная пьеса. Агата Кристи мечтала взять следующую высоту. В 1947 году к ней обратились организаторы празднования восьмидесятилетнего юбилея королевы-матери с просьбой написать что-то для радиопостановки, так как королева Мария любит ее сочинения. Верноподданная его величества не смогла отказать и с ходу придумала радиоскетч «Три слепых мышонка». Услышав его, королева просила передать миссис Маллоуэн одобрение. А мысль миссис Маллоуэн уже неслась дальше — к полномасштабной пьесе на тот же сюжет. Она хотела, чтобы события и место действия казались самыми правдоподобными, а персонажи выглядели вполне реальными людьми, — и годы спустя она с удовлетворением убедилась, что замысел удался, что пьеса нравится людям разных возрастов и вкусов. Даже ее внук Мэтью приводит на бабушкин спектакль друзей-студентов, а его оксфордские профессора приходят сами! Когда пьеса была готова, ее зять Энтони Хикс предложил новое название — «Мышеловка» (аллюзия из «Гамлета»). Питер Сондерс взялся ее поставить в престижном театре «Амбассадор». Подбор исполнителей стал одним из слагаемых самого невероятного успеха в истории мирового театра.

Агата Кристи чувствовала себя бесконечно счастливой на репетициях, видя работу влюбившихся в роли актеров. Но премьера прошла без особого шума, и она испытала разочарование — где та живая реакция публики, о которой она мечтала четверть века назад?

«Питер Сондерс мягко кивнул мне и сказал: „Не волнуйся! Мой прогноз — пьеса удержится больше года, уж четырнадцать-то месяцев я точно буду ее давать“.

— Нет, столько она не продержится, — ответила я. — Ну, от силы восемь. Да, думаю, восемь месяцев.

Когда я пишу эти строки, подходит к концу тринадцатый год, как пьеса остается в репертуаре, в спектакле сменилось бессчетное множество исполнителей. Театру „Амбассадор“ за это время пришлось полностью заменить кресла в зрительном зале и занавес. Недавно я слышала, что они обновляют и декорации — старые истрепались. А зрители все ходят на спектакль».

Зрители ходили на спектакль каждый день в течение двадцати двух лет, до 1974 года! «Мышеловка» ежедневно идет и сейчас — но это уже другая история…

Сондерс из года в год устраивал пышные приемы в «Савое» по случаю успеха спектакля. На десятилетнем юбилее от автора потребовали выступить с крошечным спичем. Любая публичность для Агаты Кристи была пугающе страшна.

«Ожидался шикарный суперприем в „Савое“ со всеми его ужасными атрибутами: толпами людей, телевидением, фотографами, репортерами, речами и так далее, и тому подобное. На свете не было менее подходящей фигуры на роль героини этого действа, чем я. Тем не менее я понимала, что придется через это пройти. Мне полагалось не то чтобы произнести речь, но сказать несколько слов, чего я никогда не делала прежде. Я не умею произносить речи, я никогда не произношу речей, я не буду их произносить, и это к лучшему, потому что я бы делала это очень скверно».

Убедив себя, что нет ничего ужаснее грозящего ей испытания, она начала с того, что постаралась вообще не попасть на прием:

«Когда я попыталась пройти через отдельный вход для участников приема, меня развернули назад: „Пока входа нет, мадам, начнем пускать через двадцать минут“. Я ретировалась. Почему я не решилась сказать: „Я миссис Кристи, и меня просили прийти заранее“, — не знаю. Видимо, из-за своей несчастной, отвратительной, неистребимой робости. Как бы то ни было, встретив отпор, я поджала хвост и стала бродить по коридорам „Савоя“, пытаясь собрать все свое мужество, чтобы вернуться и сказать, как леди Маргот Асквит: „Вот, это я!“ К счастью, меня выручила милая Верити Хадсон — главный менеджер Питера Сондерса. Она не могла удержаться от смеха, как и Питер, и они долго надо мной потешались. Итак, меня ввели, заставили разрезать ленточки, целоваться с актрисами, изображать улыбку до ушей, жеманиться и переносить удары по самолюбию: прижимаясь щекой к щеке какой-нибудь молоденькой хорошенькой актрисы, я знала, что на следующий день это будет показано в новостях: она — красивая и естественная в своей роли, я — откровенно ужасная. Ну что ж, так самолюбию, наверное, и надо!»

Эта история, когда автор не смеет войти в зал для собственного чествования, стала одним из классических театральных и биографических анекдотов. Самой же Агате Кристи она казалась вполне естественной. Почему ее заставляют делать ради других то, что ей не нужно и неприятно? «Есть профессии, для носителей которых общественное лицо важно — например, актеры или политические деятели. Дело же писателя — книжки писать, это другая профессия». Добро бы профессия писателя считалась таковой повсеместно! А то объясните налоговым службам, что писатели работают… А нет, так хоть оставьте в покое того, кто ненавидит публичность.