Гадюки в сиропе или Научи меня любить - Тильда Лоренс

 – Скорее всего, да.

 – Почему?

 – Возможно, потому, что у тебя есть парень?

 – Или потому, что у тебя есть девушка?

 – Вполне может быть, – согласился Паркер. – Я не совсем понимаю, что меня связывает с Эмили, тем не менее, она в моей жизни есть, и от этого никуда не деться.

 – Точно так же, как и Курт в моей жизни. Не думаю, конечно, что мы с ним после моего возвращения будем вместе, тем не менее, пока я ещё не разорвала с ним отношения. Он официально считается моим парнем, а я его девушкой.

 – Ты уверена в том, что после того, как увидишь его, не проснется снова желание быть рядом? Не важно, в каком качестве, только бы быть?

 – О нет, – покачала головой Керри. – Не проснется. Не хочу я больше унижаться так, как делала это раньше. Хватит с меня.

 Некоторое время они постояли, не говоря ни слова. По идее, нужно было уже попрощаться и расходиться по домам.

 – Уже поздно. Тебе, наверное, нужно домой? – предположил Эшли, мысленно себя за эту фразу ругая.

 Она прозвучала так, словно ему не терпится избавиться от собеседницы.

 На самом деле, Эшли почему-то надеялся, что Керри ответит отрицательно, заявив, что домой совсем не торопится.

 – Да, наверное, нужно, – согласно кивнула девушка. – Я не сказала, насколько ухожу. Тетя и дядя будут волноваться, если я сильно задержусь.

 – Ну, тогда спокойной ночи, – улыбнулся Паркер. – Спасибо, что нашла время выбраться на прогулку.

 – Тебе спасибо, что пригласил, – отозвалась она.

 И всё же решилась сделать первый шаг.

 Подошла, привстала на цыпочки и легко поцеловала в щеку, подсознательно опасаясь реакции со стороны Паркера. Почему-то казалось, что он не одобрит подобное поведение, больше того, может даже разозлиться. Но ничего подобного не произошло. Просто у страха глаза велики, а у страха Керри они были, по истине огромны. Обжегшись на молоке, девушка предпочитала дуть на воду.

 Паркер её не оттолкнул, наоборот прижал к себе, наклонился и коснулся её губ своими. Сначала осторожно, а потом решительнее, не так, как раньше. В одной руке Керри по-прежнему, держала букет, а вот куда пристроить вторую, так и не могла определиться. Все время бессмысленно махала ей в воздухе, так и не определившись, то ли оттолкнуть от себя Эшли, то ли наоборот притянуть. В итоге решила, что ей все, – абсолютно все в данной ситуации – нравится, а потому немного согнув руку в локте, приобняла Паркера за шею и сама придвинулась ближе. Ладонь аккуратно легла ему на затылок, пальцы вплелись в волосы, мягко перебирая их.

 «Зачем? Вот зачем я это делаю?!» – думала Керри, но все равно оттолкнуть от себя Паркера не могла, да, на самом деле, ей делать это совсем не хотелось.

 Эшли первый отстранился от нее и попытался улыбнуться, даже перевести все в шутку, если понадобится, но, глядя на девушку, понял, что извиняться не за что. Она на него не злится.

 – Быть может, у нас всё-таки что-то получится? – спросила она тихо, так что Паркер едва различал слова.

 – Если ты приедешь сюда ещё раз, то не исключаю такой возможности, – отозвался Эшли, продолжая держать руку у нее на талии.

 Дарк по-прежнему, обнимала его за шею.

 Потом сама же первая к нему и потянулась, сама первая поцеловала...

 «Ложь, ложь, ложь!!! Мужчины не умеют ждать. Мужчины не знают слова верность. Никогда никому не вверяй свое сердце, если не хочешь однажды обнаружить его разбитым на мелкие кусочки. Никогда и никому...»

 Керри сидела на полу в своей комнате и снова плакала. Доставала из упаковки бумажные платки, вытирала слезы, текущие по щекам, ела шоколад, вытащенный из запасов Дитриха, нещадно эксплуатировала его же плеер, слушая одну и ту же песню.

 Вопреки своему желанию, всегда и во всем быть оптимисткой, Керри чувствовала себя законченной пессимисткой.

 Она смотрела на билет, думая о том, что не хочет уезжать. Ей хочется задержаться здесь, рядом с Паркером, но возможности такой нет. Поэтому придется возвращаться в привычную жизнь.

 Конечно, она прилетит в Англию, ещё раз. Но ведь никто не даст гарантии того, что Эшли, действительно, не вычеркнет её из памяти за то время, пока они не будут видеться.

 – Я просто влюбленная дура, – произнесла Керри, шмыгая носом и размазывая по лицу тушь. – Влюбленная в Паркера дура.

 Наконец-то она смогла признаться себе в этом. Но от признания очевидного факта легче не стало. В душе по-прежнему царили серые сумерки, все больше скатывавшиеся в беспросветную ночь. 

Глава 11. Потерянная жизнь.

 «Фальшивые люди...

 Фальшивые улыбки...

 Черные души...

 Чернота вокруг.

 Могильный холод, которым веет отовсюду. От каждого.

 Я ненавижу их. Всех людей в целом. Каждого в отдельности.

 Всегда ненавидела.

 И школу тоже ненавижу.

 Я уничтожу ЕГО, как ОН уничтожил когда-то меня.

 Убью, как он когда-то убил меня.

 Он расплатится своей болью и своими страданиями за мои боль и страдания. За каждую выплаканную слезинку, за каждую бессонную ночь».

 Она стояла на мосту, раскинув руки, как будто вот-вот собирается спрыгнуть вниз, ожидая, когда над её головой сомкнется холодная, почти черная вода Темзы.

 Легкая светлая куртка была расстегнута, и под полы её забирался ветер. Но девушка как будто не чувствовала этого холода. На её синеватых губах играла улыбка. Волосы растрепались, ветер испортил укладку, на Аманда Грант этого даже не заметила. Ей было наплевать на все, что происходит вокруг. В ушах у нее звучала громкая музыка, тяжелый рок. Хрипловатый голос вокалиста нашептывал девушке о том, как тяжело жить в этом мире, сколько бед выпадает на долю каждого человека. И легче уйти, чем бороться с неприятностями. Аманда время от времени глупо хихикала, слушая эти бредовые заявления, которыми слова были пропитаны насквозь, как бисквит в тирамису пропитан ромом. Она знала, что мир жесток, но вот уходить из него не собиралась. Много чести всем, кто её ненавидит. Слишком много.

 Не заслужили такого счастья. Она родилась не для того, чтобы уходить на радость кому-то. Она пришла в этот мир, чтобы совершить нечто выдающееся. Придет время, и она обязательно это сделает.

 Песня в наушниках закончилась. Вокалист умолк.

 Аманда стряхнула с себя оцепенение, поежилась от холода. Теперь, когда первоначальная эйфория сошла на нет, и чувство безграничной свободы улетучилось вместе с музыкой, Грант, наконец, поняла, что промерзла едва ли не до костей. Тонкий свитер и расстегнутая куртка не спасали от холода, они не были для него непреодолимым препятствием.