Страж ночи - Сьюзен Виггз

Страж Ночи рассматривал книги. Здесь были собраны рукописные сочинения философов, юристов, богословов и поэтов на разных языках. На итальянском — Данте, Петрарка, Боккаччо. А сколько на греческом и латыни! Труды по геометрии и алхимии…

Всего же — несколько тысяч томов! Сандро слышал, что Атланта зорко следила за пополнением библиотеки.

Мягким неслышным движением Страж Ночи отдернул темно-гранатовый занавес, на котором выступали тусклыми контурами причудливые рисунки золотканного шитья, — искусное изделие далекой Фландрии.

У стола одинокая фигура склонилась над раскрытой рукописной книгой. Читающий поднял голову и в красивом немолодом человеке с вьющимися волосами, чуть-чуть спустившимися прядью на высокий лоб, Сандро узнал знакомые черты. Боже мой, неужели?..

Кавалли вспомнил. Будучи подростком, однажды он с родителями приезжал в Мантую и видел этого человека. Молодой придворный поэт, о котором ходили слухи, что он без ума от мадонны Атланты. Он и на самом деле боготворил сестру старого Гвидо, отвоевавшего Мантую, Он не мог долго выдержать жизнь вдали от нее и неотступно следовал за госпожой, не отвечавшей ему взаимностью. Как же состарился этот поэт и тонкий ценитель искусств! Впрочем, и он, Сандро, теперь уже не тот подросток.

— Здравствуйте, мессир Бальдассаре, — память не подвела Стража Ночи, он вспомнил имя поэта. — Давно ли вы стали библиотекарем?

Раздался мягкий голос:

— Вот уже десять лет я радуюсь мудрости мадонны Атланты, осчастливившей меня возможностью в любую минуту завести беседу с хранителями мудрости, великими умами прошлого, и не столь древними. Я с удовольствием в который раз перечитываю Петрарку и Бокаччо.

Лаура указала на лежащее возле раскрытой рукописной книги гусиное перо:

— И делаете выписки?

Бальдассаре поклонился:

— Рад приветствовать вас в одной из лучших библиотек республики.

Кавалли поторопился представить друг другу состарившегося поэта и свою спутницу.

— Так я угадала? — напомнила о своем вопросе Лаура.

— Нет, — ответил Бальдассаре, — я не делаю выписки. Я пишу сам. У меня много задуманного. Но когда все это закончу, еще не знаю, а сделать хочу много. Вот начал свои «Эпилоги» и буду писать их медленно, чтобы отделать, отчеканить так, как куют хорошую сталь для клинка. Это тоже должен быть, согласно моему замыслу, меч, только меч сатиры! А пока что я читаю наших славных поэтов. Вот посмотрите, что наметил прочесть сегодня на вечере герцога Мантуи. Два сонета!

Бальдассаре прочитал стихотворение Петрарки:

— «Душа, что делаешь, что мыслишь? Придет ли к нам покой и мир иль вечной жить борьбою?»

Лаура подхватила строчку сонета:

— «Что ждет — темно, сужу сама с собою; Взор дивный скорбен общею бедою…»

Бальдассаре улыбнулся:

— А помните Бокаччо: «Сокрылась доблесть, честь угасала, стала Италия всеобщею женой…»?

На этот раз подхватил Сандро:

— «Кастальских муз не слышно ни одной, о них не мыслят, их не чтут нимало».

— Браво! — Лаура захлопала в ладоши.

Еще недавно она и представить себе не могла Стража Ночи, который читает стихи, но вот, пожалуйста — он знает наизусть Бокаччо!

— Вы чувствуете, синьора, как это сейчас звучит в унисон с нашими сердцами? — голос Бальдассаре дрожал от волнения.

Но ни библиотекарь, ни Лаура, ни даже Страж Ночи, увлеченные разговором, не услышали шороха женского платья и не увидели, как из-за незаметно откинутого полога показалась стройная женщина высокого роста с тонкими чертами лица, в пышной одежде тусклых голубоватых тонов. На светлой парче живописно лежали блестящие каштановые волосы. Никаких лишних украшений, кроме тонкой фероньеры с крупной жемчужиной на лбу в наряде женщины не было. Темные глаза смотрели мягко.

Тихим воркующим голосом она продекламировала конец сонета:

— «Плачь же со мной — жребий наш таков! При благосклонности Фортуны лишь не хватало творчеству оков».

— Здравствуйте, синьоры! Надеюсь, я не помешала вашей беседе? Я люблю этот сонет и помню его наизусть.

На несколько мгновений в библиотеке повисла тишина, которую нарушил стук застежек переплета рукописной книги — это Бальдассаре решил поставить лежавшую на столе книгу на место.

Лицо женщины показалось Лауре знакомым, и, позабыв о приличиях, она спросила, не дожидаясь, когда же их представят друг другу:

— Адриана?

Дочь Сандро протянула бледную изящную руку.

— Большинство людей узнает меня благодаря сходству с отцом.

— Извините, — Лаура пожала прохладные пальцы. — Я не хотела…

— Пустяки!

Поклонившись библиотекарю и отцу, Адриана отвела девушку к одному из шкафов, заполненному книгами. В глазах дочери Сандро мелькали веселые искорки.

— Даже не будь на вас моего платья, я все равно мгновенно догадалась бы, что вы Лаура.

Девушка покраснела и опустила глаза. Ее платье было из голубого бархата, рукава украшены рубинами, в их прорезях виднелся тончайший белый шелк. Такого роскошного одеяния Лауре даже видеть никогда раньше не приходилось.

— Мадонна, я бы не осмелилась…

— Ах, перестаньте! — Адриана рассмеялась. В любом случае, голубое вам больше к лицу, нежели мне. Бог дал каждому лишь одно тело, и все наряды, сшитые для меня, мне не переносить за всю жизнь. Платьев у меня столько, что, наверное, можно было бы одеть в них всех нищих в Венеции. Иногда мне даже становится стыдно иметь столь роскошный гардероб, особенно когда я думаю о тех, кому не повезло в этой жизни так, как мне.

Лаура вспомнила, с какой нежностью Сандро несколько раз упоминал о дочери. Теперь его чувства стали ей понятны. У Адрианы было то, чего не хватало Марку-Антонио: очарование, ум, щедрость, откровенность и простота в общении.

— Благодарю вас, мадонна. Рада, что вы не рассердились из-за того, что на мне оказалось ваше платье и не стали возражать.

— Лаура! — дочь Кавалли взяла ее за руку. — А я, вообще, не только против этого не возражаю, но и против всего остального тоже, — Адриана лукаво подмигнула.

Они были сверстницами.

Страж Ночи, прервав беседу с библиотекарем, обернулся.

— Кажется, отец несколько встревожен. Пожалуй, нам пора вернуться к мужчинам, — рассмеялась Адриана.

— Ты иногда заезжаешь сюда? — удивился Сандро, когда к нему подошла дочь.

— Нет, но по пути к загородному дому герцога Мантуи, куда мы с мужем приглашены сегодня на званый вечер, я увидела у дворца Грифоне твою карету и догадалась, что ты в библиотеке. Вот как я оказалась здесь. Муж ждет меня, мы все должны поторопиться, если хотим попасть на званый вечер.

Герцог Мантуи превыше всего ценил утехи и наслаждения, был знатоком изящной словесности и искусства, покровительствовал ученым, способствовал изданию древних греческих авторов и собирал рукописи. Образованностью и утонченностью вкусов он превосходил всех своих родственников, но, увлекаясь внешней эффектностью, уступал многим в оценке истинно значительного и талантливого. В собрании картин герцога наряду со множеством серьезных работ можно было увидеть и портреты его любимых обезьянок, и четырехметрового удава, причем портрет удава по требованию заказчика был выполнен художником в натуральную величину.