Воины Новороссии. Подвиги народных героев - Михаил Иванович Федоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прилетят большие начальники. Лейтенанты в курилке у штаба стоят, видят, как Боташев подходит к шишкам. Он по сравнению с ними дюймовочка. А ведь крупнее любого летчика из полка. А прилетевшие — бугаи.
Я воскликнул:
— Видел-видел, как знамя вручает генерал-лейтенант… Так у него подбородка не видно, щеки, лицо заплыло. Ясно — штабист…
Вот от таких штабистов и страдала армия.
Боташев схож с Харчевским. Этим генералом, которого я видел, как он летает в небе, какие фигуры выполняет. И лишний раз удивился и порадовался, когда Сергей сказал: «Ему 70 лет, а он (его же уволили) на предельных режимах, на которые не каждый летчик отважится, испытывает самолеты».
Сергей продолжал…
Когда случилось это ЧП с падением в штопор самолета, которым управлял Боташев, то Боташев, уже отстраненный от должности, приехал на базу (полк входил в базу), построил личный состав и сказал:
— Товарищи офицеры! Все знаете, что произошло. Делайте выводы. Честь имею.
Летчику понятно: он сел на самолет Су-27УБ, а ему запрещали на нем летать, и, когда самолет выполнял фигуру пилотажа «колокол», не справился с управлением и самолет упал в штопор. Оказывается, Боташев стремился и тут вывести самолет из критического положения, но летевший с ним командир полка знал, что это невозможно, и дернул ручку катапульты, и они оба катапультировались.
Вывод для летчиков: нужно готовиться и не рисковать.
Сергей переживал… А потом на аэродроме начались тяжелые времена. Одного за другим сменяли командиры-временщики, которые больше дрожали за место, чем за состояние полка. Разве что полковник Ганга… Он хотел и стремился навести порядок и в штабе, и в эскадрильях, и во всех службах… Но его не стало.
В декабре 2013 года полк перебазировался в Бутурлиновку.
А там снег, взлетной полосы не видно. А приказ: лететь. И садиться. И здесь выручали умения, полученные летчиками при Боташеве…
Садились на невидимую полосу…
«Вот по засыпанной снегом дороге водитель поедет? — спросил меня Сергей и ответил: — То-то…»
А летчики садились.
3. В Сирии
Еще в начале нашей беседы Сергей сказал: во время войны в Афганистане у наших ВВС среди самолетов была одна боевая потеря, войны в Сирии — две: сбили самолет с Олегом Пешковым и Романом Филиповым. А вот в СВО… Когда-то мы узнаем статистику.
Я:
— В книге «Герои СВО. Символы российского мужества» я писал о летчиках Фетисове, Волынце, Боташеве…
Сергей вздохнул и добавил:
— А уж о вертолетчиках я и говорить не хочу…
Что выпало нашим летчикам.
Мы расстались.
А продолжить разговор получилось только через два месяца 19 апреля. Я пришел к майору Сергею в гости в какую-то холостяцкую квартиру: жена с детьми на время отъехала.
— Три дня не был дома, — сказал майор, — и вот вырвался на несколько часов…
Я понял: служба не отпускала. В самом начале разговора Сергей показал мне в своем телефоне фото семерых летчиков, из которых я узнал Дмитрия Коптилова — штурмана, которого сбили вместе с летчиком Каштановым, и они 30 километров выходили к своим, в центре фото — Каштанов и его по-отечески обнимает Сергей. У всех на груди ордена. У Каштанова — Звезда Героя.
Я к тому времени встретился с Каштановым и Коптиловым и знал, что у Коптилова два ордена Мужества, а увидев на груди Сергея один, спросил:
— У вас «мужик» (так летчики называли орден) за что?
— Сейчас…
Я понял: за Украину.
— А за Сирию?
Тот пожал плечами.
— Так вы в Сирии были?
— Восемь командировок… Первый раз поехал туда в июне 2016 года. Начали направлять по звеньям. И каждые два месяца менялись. Вот собрались, разгрузка, все самое необходимое. Все знают: туда, а ждем телеграмму. В 8 вечера пришла телеграмма. Выдергивают из дома. Говорят: готовьте документы. Мы «Газель» вещами набили, там тушенка и прочее. Едем в Чкаловск. Там терминал. Ящики тушенки — тащишься на таможню.
— А я думал, в свой борт сели и прямиком в Сирию.
— Нет. Ведь за границу. Прошли таможню. Ждем борт. Видим, в первую очередь отправляют музыкантов, танцоров, писателей, а мы — летчики, ждем. И упрашиваешь, чтобы посадили. Вот все-таки утолкались в Ил-76. Лететь в Сирию 8 часов, но летим с посадкой в Моздоке. Снова таможня, проверка документов. Досмотр. С Моздока — 4 часа. Наконец приземлились в Сирии. Первое впечатление, ты как в парилку попал — духота, жарища. Военная полиция тут же окружила. Что-то высматривают. Я даже удивился, чего это они к нам, летчикам. И нас на таможню.
— А я думал, российские летчики без досмотров.
— Нет. И нас в кимбы. Это вагончики. Там койки как в армии, одна над другой. Кимбы уже стояли. Первые, кто туда прилетели, они жили в палатках. Там жуть: змеи, тарантулы. Они и собирали кимбы. Нам дают три дня на подготовку и — полеты. Мы с игиловцами не контактировали. ПВО у них нет. И летали спокойно, бомбили. Там огромный полигон. За два месяца налет составил по 110–120 часов. 70–80 вылетов. Смена с 7 утра до 7 вечера и с 7 вечера до 7 утра. Бомбили каждый день. 2–3 вылета в смену. Мы с моим штурманом один раз за 12 часов налетали 10! А в кабине жара 65 градусов…
— Запарка, — произнес и понял: слишком слабое сравнение подобрал.
Майор:
— 12 часов отдежуришь, 10 часов отсыпаешься в кимбе. Бывало, день свободен, но такое случалось редко. Но там ведь никуда не выйдешь. Так и находишься на аэродроме. Перегрузки большие. И странно, военная полиция все чего-то ищет, шныряет. Как им сказали: «Ищите нарушителей формы одежды».
— Тут война, а им, как на парад…
— Того хлеще: «Выпивши кто…»
— Делать им нечего.
— Когда приехали полицейские из Чечни, они удивлялись и до такого, чтобы ловить нас, не доходили…
— Но у нас потери были, — вспомнил я гибель летчика Романа Филипова.
Майор Сергей:
— Да. Погиб Роман и летчики Копылов…
— Он похоронен рядом с Романом Филиповым…
— Да. С Копыловым разбился Медведков…
— А что там вышло? Помню, писали, что самолет не взлетел…
— Копылов, Львович, он с виду вроде как выпивши.
— Бывает такое.
— И полиция прицепилась к нему. Он
