Зоя. Том второй (СИ) - Приходько Анна

А возможно была обида за то, что отец так жестоко поступил с ней из-за денег, которые украла у Евдокии.

Но Зоя была тут ни при чём, это была полностью Галина вина. Но всё равно не общалась с сестрой мужа. А новость о смерти Ивана (сына Макара и Таисии) пришлось сообщать Зое. Сухо, быстро, чтобы не видеть горьких слёз Зои и Кати.

Сама Галя прорыдала несколько дней, детям Ивана ничего не говорила об отце, а потом и о матери промолчала. Похоронка на Марию пришла через три недели после известия о гибели Ивана. И опять пришлось сообщать Зое.

Галя уже корила себя за то, что только с плохими новостями ходит туда. А потом и вовсе пришлось оставить детей Ивана у Зои. Галя сильно заболела, поначалу могла ходить, стоять, но чувствовала, что скоро силы покинут её, и не ошиблась. Через два дня после того, как оставила детей Зое, она слегла. Ломило всё тело, невозможно было без боли даже пошевелиться. А потом резко всё прошло. Появились силы, начала ходить и поспешила освободить Зою от внуков.

Когда в феврале 1946 года вернулся с войны Макар, дети Ивана и Марии (Макар, Лоран, Григорий) узнали, что их родители погибли.

Макару казалось, что это всё неправда, что Иван обязательно вернётся. Постоянно твердил Галине, что бывают ошибки, что он видел своими глазами, как ведётся учёт погибших, как всех путают, как не могут определить, кто есть кто. Макар был так уверен в своей правоте, что до конца жизни ждал сына с войны.

А Галя понимала, почему так. Только ожидание спасло Макара от горя. Иван был единственным связующим звеном с Таисией. А потом вдруг этим звеном стали дети Ивана.

В большой семье некогда было скучать. Внуки перемешались с детьми. Потом появились ещё внуки. Три старших сына (Григорий, Михаил, Николай), которых родила Галина Макару, вернулись с войны живыми. Григорий вернулся с женой и маленькой дочкой. Он повидался с родителями и через два месяца уехал с женой на её Родину в Карелию.

Сын Лорана и Таисии Степан тоже вернулся домой с женой. Он познакомился с девушкой в 1943 году после освобождения городка от немцев и пообещал вернуться.

Она ждала его. И после возвращения с войны Степан забрал её из родительского дома и привёз в Ростов. Галя и Степана любила как родного сына.

Очень ей нравилась его жена Софья. У неё был характер, очень похожий на Галин в молодости. А Степан был таким мягким, спокойным, как его отец Лоран.

И иногда Галя не понимала, как вообще они уживаются вместе. Но всё у молодых было прекрасно. Родились дети. А потом Степана в 1950 году по службе перевели в Ашхабад. И больше в Ростов-на-Дону он не возвращался.

Николаю Алексеевичу известно, что прожили Степан и Софья вместе до глубокой старости. Степан работал там то ли следователем, то ли прокурором. Его потомки неохотно идут на контакт.

Остальные сыновья Макара и Галины тоже со временем обзавелись семьями. Сын Макара и его любовницы Алексей был женат три раза. Все три жены умерли во время родов. Он один воспитывал троих дочерей.

Прошли майские победные дни. Прошло лето, вернувшее Александра и Алексея домой. От Джана, Янека (сына Карины) и Златы были получены весточки.

Прошла холодная осень. А Зоя всё ждала. На работе то и дело к кому-то возвращались мужья. Зоя искренне радовалась вместе с ними. И всё думала: «А где же бродит моё счастье? В каких городах оно затерялось?»

Дни ожидания тянулись и тянулись. Каждый раз, встречая почтальонку на своём пути, Зоя с тоской заглядывала в сумку.

– Что ты маешься, дочка, и твой вернётся. Что ты туда глядишь? Я там похоронки только ношу. А письма сюда кладу, – почтальонка показала на нагрудный карман, который сильно выпирал от большого количества писем, сложенных в него. – Я их ближе к сердцу кладу. Радуюсь вместе с вами.

А в сумку больше не гляди. Их ещё, знаешь, сколько не вернувшихся! Война-то закончилась, а каждого немца попробуй поймай.

У нас вон соседка в сарае фрица прятала. А я смотрю, муж у неё на войне, а она сама с сорок второго по одному в год рожает. Вот уже четвёртым на сносях.

И мужика во дворе не видно, и баба всё время беременная. А оно вон как получилось. В сарае прятала его с сорок первого, с самой первой оккупации. Забрали его, Зоечка. Ой, как она голосила, как голосила… Сердце у меня разрывалось на части.

А его как вывели, так все и ахнули: красивый, холёный. Чем она его, интересно откормила? Голод-то до сих пор не закончился. Тут детям крошки бывает не хватает, а она мужика выкормила.

Не моё это, конечно, дело, но всё же интересно, на что они жили? Говорят теперь о них страшное. Мол, детей она по двое рожала. А их сейчас всего три. Ой, упаси, Господи, от такого. Как она голосила… Как голосила…

Зое стало не по себе от рассказа почтальонки.

А та всё продолжала:

– Вот вывели его, автомат наставили, руки связали. А он улыбается, ни капли страха в глазах. А она голосит.

А вчера я ей похоронки принесла. Две сразу… На отца и на мужа… И теперь, когда про немца узнали, невзлюбили её соседи. Девка боится из дому выйти. Ой, не знаю, что будет дальше.

Я ночью украдкой хлеб им под дверь подсовываю. Как бы никто не заметил, а то и я врагом стану. У тебя если от детишек что осталось, одежда какая может, ты поделись. Им носить нечего. Ходят по очереди в одном и том же.

– Хорошо, – кивнула Зоя, – завтра приходите, я подготовлю.

– Спасибо тебе, доченька, ничего же, что они немчуры дети, но и наша кровь в них есть. Бог всё хорошее зачтёт нам. Иди с Богом, доченька, и твой хлопец вернётся.

С того дня Зоя не заглядывала в сумку к почтальонке. Наутро подготовила вещи и хлеб в бумагу завернула. Николай делился своим пайком. Хватало им, говорил. Вот Зоя тоже поделилась.

Потом она до самой зимы хлеб передавала почтальонке.

А уже ближе к январю появилась новая разносчица писем: высокая, худая, чем-то напоминающая пани Анну.

Она не здоровалась, смотрела на всех исподлобья, бывало, путала адреса и клала письма не в те ящики. А женщины, увидев похоронки, падали в обморок, только потом понимали, что адреса перепутаны.

А вскоре из-за жалоб опять поменялся почтальон.

Молоденькая девочка бегала по улицам и несла кому-то счастье, а кому-то горе.

И вот в январе 1946 года эта девчушка с косичками опустила в почтовый ящик заветное письмо.

В нём было всего одно предложение: «Золо́то моё, я скоро буду».

Зоино сердце выпрыгивало из груди. Это «скоро» случилось через две недели.

Как когда-то зимой Янек вернулся из ссылки, так и в этот раз была зима.

Он не шёл по улице, а летел домой от самого вокзала. Уже темнело. Пробегая мимо дома Николая, заметил свет в окне. Но не стал останавливаться, спешил к своему дому. В сумерках заметил новый забор.

Где-то глубоко внутри кольнуло. Представил неладное, сердце встревожил только.

Пока бежал, запыхался. Остановился у калитки передохнуть, дыхание успокоить, да и не заметил сам, как оказался на крыльце.

Вдруг почувствовал себя мальчишкой. Так всё трепетало у него внутри. Сосчитал, что за семейную с Зоей жизнь не видел её в общей сложности около девяти лет.

Первый раз отсутствовал четыре года, и второй раз – пять. Девять лет без неё.

Янек упёрся головой в дверь. И опять ладный забор возник в мыслях. Постучал. Но никто ему не открыл. Янек присел на холодное крыльцо, потом встал, обошёл дом со всех сторон, позаглядывал в тёмные окна. И вернулся на крыльцо. Решил, что будет сидеть до утра.

А Зои, и правда, не было дома. Она в то время была у Николая. Её пригласили на семейный ужин. Катя с октября жила с Прохором. А отмечали знакомство с женихом Карины.

Янек сидел на крыльце и вдруг услышал весёлый смех мужчины и женщины. Смех приближался к калитке. Потом калитка скрипнула, было слышно, как звякнул крючок.

По дорожке к крыльцу шла Зоя. Несмотря на сумерки, Янек видел её, а она его нет. Янек поднялся с крыльца и сделал шаг вперёд. И тут Зоя закричала от неожиданности, повернулась и побежала к калитке, продолжая кричать.