Точка пересечения - Ирина Лемешева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы улетели через неделю. Ещё холодно было в Ташкенте, холодно и пасмурно, хотя в воздухе уже витала весна и охапки цветущей мимозы, казалось, согревали и освещали улицы и лица. Это было первое 8-е марта, когда он меня не поздравил. Не смог. И попрощаться не смог. Ни лично, ни по телефону.
В Болгарии мы поселились у родителей Стефана.
Наверное, они были милые и сердечные люди и приняли меня по-королевски. Но уже с первых рукопожатий и каких-то летучих, бестелесных объятий, я поняла – они другие. И родными они мне никогда не станут. Всё родное осталось в том городе, где я родилась, где были привычными такие мелочи, которые просто не замечались, но которые были органичной частью меня.
А здесь… Свой домик с ухоженным садиком, цветы, огородик. Заборчик – по-моему, это называется штакетник. Маленький городишка. Стара-Загора. Такие привычные и простые русские имена: мама Елена, а папа Иван. А вот язык… язык совсем не русский. И невозможно было понять ни слова.
Стефан сказал, что к лету мы переедем в Пловдив – там ему дают квартиру и по работе это существенное продвижение. И уже там я найду подходящее место и начну работать. Если честно, я плохо представляла себе и этот переезд, и свою будущую работу.
А к концу марта поняла, что беременна.
У меня не было токсикоза или каких-либо вкусовых пристрастий: мне не хотелось грызть мел или истреблять соленые огурцы. Но что-то поменялось. Я придирчиво вглядывалась в зеркало – нет, там всё было по-прежнему. Просто резко появилось какое-то неприятие всего, что меня окружало. Это было ново и непонятно. Я, работающая с людьми, имела навыки общения, умела держать себя в руках, научилась контролировать ситуацию. А тут я почувствовала, что теряю этот контроль. И всё это взвинченно-нервозное состояние надо было тщательно скрывать – и от Стефана, и от его родителей. Понятно, что я не шла к врачу, хотела потянуть столько, сколько смогу. Потому, что я точно знала – это ребенок Толи. Ребенок нашего февраля.
В начале апреля стало хуже – пропал аппетит и настроение. И уже не было ни сил, ни желания приветливо улыбаться. Стефан с утра уходил на работу, а я оставалась одна. Сидела в нашей комнатке, иногда выходила во дворик, ловила на себе встревоженные взгляды Елены, которые она тщательно пыталась скрыть за улыбкой. У неё это получалось на троечку с плюсом. Не было ни книг, ни телефона. Один старенький телевизор в большой комнате. А даже если и два? На каком языке его смотреть? Болгарский, несмотря на множество, казалось бы, знакомых слов, оставался непонятным. А самое главное – я чувствовала, что он мне не пригодится.
А ещё я испытывала дикое недоумение, досаду и злость на саму себя – что я натворила?! Как я смогла совершить поступок, просто не укладывающийся в голове?! Возможно, беременность так обострила мои чувства и эмоции. Словно картинка, написанная акварелью, вдруг превратилось в полотно, написанное маслом, невероятно яркими, кричащими цветами. И в этом полотне уже не было никакой недосказанности, неопределенности, никаких "а вдруг", "может быть", " а если попробовать". Мне совершенно четко стало ясно: не будет никаких "если" и " вдруг". Вся эта идея была бредовая, изначально обречённая на провал. Я летела в пропасть, только зачем мне нужно было тащить за собой Стефана. Этого славного парня из очень простой семьи, который сделал себя сам – выучился, нашёл достойную работу на родине, а потом за границей. И угораздило же нас встретиться.
Я пыталась убедить себя, что он мне нравился, но внутренний голос нашептывал обратное: нет, это был просто удобный вариант. Возможность вырваться из крепко держащих меня отношений. Иначе бы я не тянула столько времени с замужеством, не ставила бы ему бесконечные условия, не изводила капризами. Почему-то тогда я подумала, что из вас с ним могла бы получиться прекрасная пара: оба порядочные, уверенные, что весь мир вокруг такой же, как и вы – открытый и прозрачный, не готовый на предательство и подлость. А ещё я подумала, что красивая сказка о двух половинках – это не сказка. Человек может быть прекрасным во всех отношениях, но просто – не твой. И этого не изменить. И это то, что было у меня со Стефаном.
Как-то он предложил съездить на два дня в Пловдив – это было связано с его назначением.
– Я же вижу, как тебе скучно, прекрасна моя, – сколько вины и сожаления было в его тоне. "Без вины виноватый". Это точно было про него.
– Поедем прогуляться, будем проветриваться.
Он очень сносно говорил по- русски, но иногда проскальзывали смешные словечки и фразы.
"Будем проветриваться". Мне не хотелось ни гулять, ни "проветриваться". И я, конечно могла найти кучу причин, чтобы не ехать. Но он так смотрел. И я поехала.
Сто с лишним километров, утренний автобус, а потом – маленькая гостиница в старом городе. Стефан разместил меня и ушел по делам, а я одна гуляла по старому городу, даже забрела в какой-то музей. То ли археологический, то ли этнографический. Погода была прекрасная, и вообще – я первый раз была заграницей. Но настроение было на нуле. Я понимала, что не смогу больше тянуть эту комедию.
Вечером мы пошли в кафе на ужин. Есть в Пловдиве такой райончик – Капана. Богемное местечко, очень красивое и уютное. Мощеная мостовая, узкие улочки с интересными названиями – Железная, Кожаная. Лабиринт, из которого так трудно выбраться, бесконечные тупики. Стефан хорошо знал это место, он учился в Пловдиве. Хотел меня развеселить, порадовать и именно в эти минуты я поняла, что больше не хочу. Не хочу обманывать и притворяться. Не имею права. А Стефан… Он имеет право и на счастье, и на взаимную любовь. Имеет право встретить девушку, которой будет так хорошо с ним, как мне было хорошо с Толей.
Я сказала ему все по пути в гостиницу, после ужина. Всё? Конечно, не всё. Не упомянула про Толю, не сказала, что я беременна. Был такой чудесный теплый вечер, пахло розами и столько счастливых пар было вокруг, что мне казалось – вся любовь мира выплеснулась на улочки этого болгарского городка. И в этом, почти осязаемом облаке
