Агония - Оксана Николаевна Сергеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Регина, конечно, наша жизнь теперь немного изменится, но она не станет хуже. И я не стану любить тебя меньше, — пообещал и будто удивился своей догадке: — Или ты думаешь, я буду меньше тебя любить? Реня, я же тебя не за уши полюбил.
Эти слова прозвучали так просто, но так жизнеутверждающе, что Регина снова рассмеялась, а Вадим снова порадовался проскользнувшим в ее смехе ноткам беззаботности.
— Я буду любить тебя еще больше…
— Это пока ты меня голой не увидел.
— Киса, ты читаешь мои мысли. Пойдем в душ.
— Вместе?
— Да. Помоемся, погреемся, я потру тебе спинку.
— Испугать тебя своей синей задницей?
— Допустим, меня сложно чем-то напугать. Даже не пытайся.
— Ты пойдешь в душ сам, а я сама, — на полном серьезе упрямилась она.
— Нет, пойдем вместе. И вообще, если ты собралась меня бросить, то у меня должен быть прощальный секс. Чтобы как в последний раз.
Регина расхохоталась, и Шамрай, воспользовавшись ее слабостью, быстро стащил с нее свитер. Спустив с плеч лямки бюстгальтера, стал целовать оставшиеся на коже красноватые следы.
— Шамрай, ты извращенец… я вся в слезах и соплях… кожа да кости… в зеркало на себя не могу смотреть, а ты меня хочешь? — то ли спросила, то ли констатировала с удивлением, ощущая всю муку и всю радость от его ласк.
— Смерть как хочу… — жарко выдохнул он и, просунув руки ей под спину, расстегнул крючки бюстгальтера. Стал целовать ее шею и грудь, понимая, что не сможет остановиться.
Не понимал он только одного: почему для нее это так удивительно. Синяки, худоба… О чем она? Тело любимой женщины — это не просто сексуальный изгиб от ягодиц до спины. Это запах, особенно сладкий в точке пульса, волосы разметавшиеся по плечам. Это внутренняя поверхность бедра, натянутая и напряженная, когда разводишь ей ноги, чтобы, наконец, войти в нее и утолить свой бешеный голод. Мужчина живет внутренними ощущениями, кожей впитав всю женственность и всю нежность своей любимой женщины. Он их запоминает руками, губами, изучив на ощупь и на вкус.
— Но на самом деле… — снова приподнялся на руках и любовно оглядел ее, — мне достаточно того, что ты сегодня будешь спать со мной под одним одеялом. Потому что я без тебя уже замучился. Если ты плохо себя чувствуешь или…
— Вадик, ты озверел? Я и так инвалидка, ты меня хочешь последней радости лишить? Достаточно ему… Зато мне недостаточно! Иди уже в душ! — столкнула его с себя и принялась стягивать джинсы.
— Вот. Узнаю мою Реню. А то решила мне новое счастье выписать… — проворчал он и ушел в ванную.
Минутой позже Регина присоединилась к нему и, встав под душ, вдруг почувствовала себя неуютно, будто оголилась перед любимым в первый раз.
— Будь добр, сделай вид, что я красивая, и ты всего этого ужаса не видишь.
Шамрай же, напротив, прекрасно понимал причины этой неловкости: Реня попросту отвыкла от него. Отвыкла, закрылась, замкнулась. Но пусть она лучше переживает о своей внешности, чем загоняется по поводу недуга или испытывает ко всему ледяное равнодушие.
— Киса, ты для меня всегда красивая.
Мужчины любят глазами? Ерунда. Можно смотреть на женское тело и признавать его красоту, но любовь никак не связана с сантиметрами на талии, а если связана, то это уже не любовь. Любя, невозможно выборочно возвеличивать отдельные качества. Любишь целиком и полностью. Каждую черту характера и каждый сантиметр кожи.
— Не зря Алиска говорила, что у тебя ванная не чтобы помыться, а чтобы потрахаться, — засмеялась Регина. — Блин, надо сказать ей, что меня выписали, а то я забыла. Припрется еще завтра в больницу…
— Завтра напишешь. Не соберется же она прямо с утра.
— А? — не расслышала Чарушина.
— Люблю тебя, говорю!
Странная неловкость прошла, словно растворилась под струями горячей воды. Вадим, как обещал, помыл Реню собственноручно. Потер спину и даже вымыл ей голову, а заодно довел до такого состояния, что, выйдя из душа, она мало что соображала от нахлынувшего возбуждения. Он не добивался этого намеренно, просто Регина безумно по нему соскучилась, и реакция истосковавшегося по его прикосновениям тела не заставила долго ждать. Тем более он отвечал ей тем же. Невозможно быть спокойной, чувствуя его бешеное желание.
Наспех вытершись, они забрались в постель и сплелись в крепких объятиях.
— Кис-кис, — прошептал он в левое ухо.
— Я так соскучилась, ты не представляешь, как я соскучилась… — поторопила она, желая поскорее почувствовать его в себе.
— Боюсь сделать тебе больно… — почти неощутимым прикосновением скользнул рукой по ее ягодице.
— Вадя, не трепи мне нервы такими заявлениями. Может, эти синяки у меня на заднице еще три месяца будут проходить. Ты со мной три месяца спать не будешь? — Тяжело задышала от нежных касаний. Его ладонь двигалась по внутренней стороне бедра, туда, где все горело и пульсировало.
— Столько я не выдержу.
— Поверь, это не самое страшное, я уже привыкла. Мне все равно… я хочу…
— Уговаривай меня, Киса, уговаривай.
Реня сдавленно засмеялась:
— По-моему, тебя даже уговаривать не надо.
Они впивались друг в друга телами, как впиваются губы в поцелуях, и вся полнота его возбуждения отчетливо чувствовалась. Твердый и горячий, он прижимался к ее влажной промежности. От понимания, что еще чуть-чуть и он будет в ней, кружилась голова.
— Не удивляйся, но безопаснее всего, если я буду сзади. — Привстав, Вадим освободил ее от своих объятий, но свобода длилась недолго. Как только Реня поднялась, он вновь захватил ее в кольцо своих крепких рук. — Ты со мной. Ты не можешь быть нигде больше. Только рядом со мной. Слышишь? Если любишь, не уйдешь. Мне плевать, какие ты нашла себе для этого причины.
— Я люблю тебя, и ты это знаешь… — Слова удалось вытолкнуть трудом, но не оттого что Шамрай исступленно сжимал ее плечи.
Далеко не первое признание получилось как первое: будто открываешься до самого дна, сжигаешь мосты и прыгаешь в бездну. В глубокую ледяную бездну. И ждешь… быть понятым и принятым с самыми глупыми своими заморочками.
— Просто вспомни, как нам было хорошо вместе…
— Я помню…
— Вспомни, что Вадя безумно любит свою Кису… и что он ради Кисы на все готов… — уже не позволяя сказать ни слова в ответ, он целовал ее губы, отнимая не только страхи, но и почти всю реальность происходящего, оставляя только ту его частичку, что соткана из его слов, чувств, жестов. Что создана их верой, их любовью, надеждой.
Все перестало существовать в это
