Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Естественно, это не должно было выглядеть как подкуп того или иного влиятельного богослова или правоведа. Именно поэтому в анализируемых нами грамотах достаточно подробно и, можно сказать, велеречиво описываются те прекрасные качества вновь назначенных судей, которые, собственно, и дали основания для их утверждения в должности. Так, шейх Сирадж ад-Дин характеризуется как «господин, отличающийся высокими достоинствами, отмеченный познанием шариата», а кроме того, является еще и «давним доброжелателем» правителя, издавшего ярлык. Практически те же качества названы и в ярлыке, которым назначается на должность накиб Сират-Шайх: он тоже «господин, отличающийся высокими достоинствами, отмеченный познанием шариата» [Там же, с. 317]. Что касается Кази Бабы, то при его назначении на должность хан Тауке апеллирует к «старинному заведенному обычаю», вероятно также отражающему соответствие кандидата занимаемой должности[183].
Судя по всему, подобного рода качества являлись стандартной формулировкой «профессиональных требований» к претендентам на судейские должности. Показательно, что новоназначенному шейх ал-исламу Сирадж ад-Дину предоставляется независимость в отправлении его функций [МИКХ, 1969, с. 317], которые при этом не уточняются: по-видимому, и сам новый главный судья Сыгнака, и жители города прекрасно представляли себе, чем он должен заниматься. Вероятно, по этой же причине ничего не говорится о функциях и Кази Бабы, несмотря на то что он должен был совмещать сразу три должности; неслучайно, и вопросы его взаимодействия с жителями Сыгнака должны строиться «по старинному заведенному обычаю» [Эпистолярное наследие…, 2014, с. 82, № 1].
А вот в грамоте Сират-Шайху его функции как нового куззат ал-ислама перечислены достаточно подробно: это и совершение бракосочетания, и распределение закята, и судебные дела, «подлежащие рассмотрению по шариату». Думается, что причиной столь детального (особенно по сравнению с первой грамотой) перечисления профессиональных обязанностей вновь назначенного судьи является последняя из них – «чтобы он пресек распрю» [МИКХ, 1969, с. 318]. По мнению В.П. Юдина, речь здесь идет о каком-то конфликте местных богословов и правоведов, которые не смогли распределить между собой определенные функции, либо же о недовольстве тяжущихся решениями предыдущих судей [Там же, с. 345, примеч. 23]. Именно поэтому компетенция куззат ал-ислама определена достаточно четко: издатель ярлыка демонстрирует, что он знаком с ситуацией в городе и готов прислушиваться к пожеланиям своих подданных.
Вместе с тем следует отметить, что перечисление функций судьи-кади в указе о его назначении – практика, достаточно широко распространенная в мусульманских странах, включая чингисидские государства и их преемников. Для сравнения можно назвать, в частности, гораздо более поздний документ – ярлык последнего бухарского эмира Сейида Алим-хана, изданный летом 1918 г.: в нем также очень подробно перечислены все функции, возлагающиеся на кади, причем еще и с фиксацией тех денежных сборов, которые он должен взимать при совершении каждого из перечисленных действий [Каталог…, 2007, с. 50]. В анализируемом нами ярлыке Сират-Шайху подобное указание встречается только один раз – в случае совершения им обряда бракосочетания: «для своего стола» он имеет право брать «с девушек одну тиллу и с целомудренных женщин полтиллы, и с разводок четыре десятых тиллы» [МИКХ, 1969, с. 318].
Однако вряд ли казахские ханы имели возможность склонить на свою сторону влиятельных представителей городского духовенства просто путем назначения их на судейские должности, какими бы высокими и почетными они ни являлись. Да, конечно, адресатам всех грамот предписывается воздавать новоназначенным судьям «почет, уважение и почести», проявлять «почитание» и не преступать «законных и благородных решений», «служить» им «не выходя из повиновения… и нигде не считая это дозволенным» [Там же, с. 317, 318; Эпистолярное наследие…, 2014, с. 82, № 1]. Но наряду с почетом и уважением, такие должности влекли для их обладателей также немало проблем и беспокойств, поэтому необходимо было заранее предусмотреть своего рода компенсацию за эти негативные последствия. И тут мы переходим к следующему аспекту статуса судей – их льготам и привилегиям.
Важнейшей из них является дарование и шейх ал-исламу Сирадж ад-Дину, и куззат ал-исламу Сират-Шайху достоинства тархана, т. е. предоставление налогового иммунитета. Оба они, согласно ярлыкам, освобождались от уплаты поземельного налога – хараджа, а также «алыка и салыка», как собирательно обозначалась вся совокупность налогов и податей [МИКХ, 1969, с. 317, 318] (см. также: [Картова, 2020, с. 82]). Кроме того, шейх ал-ислам был освобожден еще и от мардикара – выставления рабочих для арычных и дорожных повинностей [МИКХ, 1969, с. 317]. Отсутствие такой льготы у куззат ал-ислама, по всей видимости, отражало более скромное его положение, а также то, что он не имел такого числа зависимых лиц, от которого кто-либо отряжался на подобные работы. Еще одним примечательным отличием в положении более высокопоставленного судьи была следующая льгота: «и не требует от него ежегодно парваначи нового нишана» [Там же] – речь идет о проверке специальным уполномоченным лицом сохранения права на льготы. Следовательно, ярлык о назначении на должность выдавался такому судье раз и навсегда. В отличие от него, куззат ал-ислам, вероятно, находился под более пристальным контролем хана или его приближенных и мог возобновить свои полномочия на следующий год лишь после подтверждения своего статуса новым ярлыком или продлением юридической силы уже выданного. Любопытно, что Кази Баба званием тархана от хана Тауке пожалован не был [Эпистолярное наследие…, 2014, с. 82, № 1]. Впрочем, принимая во внимание его статус как «раба [нашего] двора», не приходится сомневаться, что он также обладал весьма значительными льготами и привилегиями.
Еще один интересующий нас вопрос – это материальное обеспечение судей. Как известно, они не получали жалованья, а взимавшиеся ими сборы за совершение тех или иных профессиональных действий, скорее всего, не могли удовлетворить все их потребности, тем более что из этих сборов финансировались также их подчиненные, писцы и проч. И в этом отношении ханы не обошли вниманием своих новых судейских чиновников. Так, шейх ал-ислам Сирадж ад-Дин при назначении на должность был пожалован несколькими тепе земли, причем, судя по всему, весьма плодородной, поскольку в ярлыке упомянуто, что выделенные ему участки расположены на разных арыках. Должность Сират-Шайха была гораздо скромнее, поэтому ему выделили всего лишь одно тепе, но также в районе арыка (правда, дополнительно даровав ему право получать свою долю мяса во время тоя или церемонии поминовения) [МИКХ, 1969, с. 317, 318]. Кази Баба имел право на «подарки и подношения (табаррукат)» со стороны тех, кто прибегал к его суду [Эпистолярное наследие…, 2014, с. 82, № 1].
Эти сведения подтверждают сложившееся в исторической науке мнение, что судьи-кади в чингисидских государствах, и в Золотой Орде в частности, являлись феодалами-землевладельцами наравне с сановниками, родо-племенной и служилой знатью [Греков, Якубовский, 1998, с. 104]. В Иране эпохи Хулагуидов они имели право (как и другие чиновники) претендовать на специальное землевладение – мукассэ, которое являлось аналогом небезызвестного икта, с той только разницей, что последним наделялись за военную службу, а не за штатскую [Петрушевский, 1960, с. 269–272].
Получив однажды
