Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В заключение отметим, что исследователи грамот из Сыгнака обращают внимание на то, что в них гораздо заметнее, чем в более ранних золотоордынских документах, следы персидско-арабского влияния, многие монгольские имперские формулы заменены на мусульманские [Картова, 2020, с. 85]. Однако нельзя не вспомнить, что подобная тенденция имела место уже в актовых материалах Золотой Орды конца XIV – начала XV в. [Абзалов, 2013, с. 201]. Таким образом, и в этом отношении казахские ханы выступали преемниками традиций своих предшественников – Джучидов.
Вместе с тем в целом форма (и в меньшей степени содержание) грамот о назначении судей в Сыгнаке в полной мере соответствует тем образцам, которые применялись в Золотой Орде, а также в других имперских государствах [Григорьев, 1978] (см. также: [Картова, Абуов, 2020, с. 33]). Сохраняя эту традицию, казахские ханы (равно как и более поздние правители тюрко-монгольских государств Центральной Азии) демонстрировали свое прямое правопреемство от Золотой Орды, а через нее – и от Монгольской империи, тем самым закрепляя собственную легитимность в глазах своих подданных и соседних государств.
При этом, как видим, ханы XVI в. не довольствовались формальными мерами и в содержательном отношении также предпринимали весьма эффективные действия, чтобы укрепить свою власть над различными регионами, включая и достаточно своеобразные оседлые области, и крупные города, значимые в политическом и экономическом отношении. Что же касается ярлыка хана Тауке, датируемого уже последней четвертью XVII в., то его содержание свидетельствует о том, что данный правитель реализовывал подобную практику уже «по инерции», не вдаваясь в детали – либо в связи с упадком правотворческой и канцелярской культуры в Казахском ханстве этого времени, либо же из-за того, что его контроль над Сыгнаком мог носить номинальный характер.
Как бы то ни было, позволим себе предположить, что аналогичная политика казахских ханов могла осуществляться в отношении организации и контроля судебной власти также в других городах и оседлых населенных пунктах. Для подтверждения (или опровержения) такого предположения следует сравнить грамоты судьям Сыгнака с аналогичными документами в отношении Сайрама, Туркестана и т. д. Подобный анализ может стать следующим этапом начатого нами исследования.
§ 20. Нетипичные источники судебных решений в практике центральноазиатских правителей XVI–XIX вв.
В юридической практике тюрко-монгольских государств неоднократно имели место случаи, когда при наличии официально действовавшей правовой системы время от времени оказывались востребованными элементы других правовых систем, в том числе источники права. Обычно к их использованию прибегали правители, стремившиеся по каким-либо причинам продемонстрировать или подчеркнуть свою политическую и идеологическую позицию. В настоящем исследовании на основе ряда конкретных примеров предпринимается попытка проанализировать политические причины выбора правителем при осуществлении правосудия источников права, которые находились вне официально действовавшей правовой системы того или иного государства. Несмотря на то что примеры эти относятся к разным государствам и эпохам, представляется, что их последовательный анализ позволит выявить некие общие закономерности такого выбора источников права центральноазиатскими монархами.
Принцип Ясы, подкрепленный шариатом
Основатель Бухарского ханства Мухаммад Шайбани-хан (1500–1510), потомок монархов Золотой Орды, в молодости получил прекрасное образование и являлся выдающимся богословом и правоведом своего времени. Несмотря на активную государственную деятельность и непрекращающиеся завоевания, он нередко находил время для проведения научных диспутов по теологическим и юридическим вопросам, которые порой носили не только схоластический, но и весьма практический характер. Его придворный историограф Фазлаллах б. Рузбихан Исфахани (который и сам был хорошим правоведом и даже, по некоторым сведениям, в какой-то период жизни исполнял должность судьи в Мекке и Медине) описал один из таких диспутов, в ходе которого хан продемонстрировал не только мусульманское благочестие, но и свою связь с чингисидскими традициями:
«Как-то раз в стольном городе Герате, да сохранит его Аллах от несчастий, высокостепенное ханское величество соизволили спросить у гератских улемов: “Что является основанием для наследования – родство, или брачное свойство, или опекунство? Обязательное требование родства заключается в том, что когда существует родственник, то он получает наследство, и при наличии родного сына внук по этой причине не наследует, так как имеется более близкий родственник, чем он. Логически следует, что самый близкий родственник по линии его [происхождения] становится препятствием наследованию внука, но не родственник вообще. Следовательно, если внук происходит от сына, который не является связующим звеном между внуком и дедом, а является сыном другого, которого не существовало во время составления завещания, чтобы претендовать на наследство, то наследство получает тот внук, (правнук). Таково логическое суждение. Однако согласное мнение улемов сходится на том, что внук при наличии сына наследства не получает, будь это внук от живого сына или сына, умершего при жизни отца, который является дедом этого внука. Неизвестно, что служит [юридическим] основанием этого согласного мнения. Необходимо привести цитаты из Писания или сунны, чтобы доказать, что внук при наличии сына не наследует, или же необоснованное согласное мнение улемов не заслуживает внимания. А ведь в ясе Чингизхановой сказано, что внук, отец которого умер при жизни деда, в наследовании приравнивается к родному сыну”.
Ни один из присутствовавших в собрании гератских улемов не нашел текста, который внес бы ясность…
Дело кончилось тем, что [хан] пожелал отложить это предписание, ибо в тексте не было обоснованного довода, и [велел] поступать по установлению Чингиз-хана. Однако поскольку оно противоречило общему мнению улемов, то [хан] оставался в нерешительности.
…
[Между тем один из жителей Бухары, по прозвищу Амир Аху, выдававший себя за сейида и считавший себя ученым, представил хану из какой-то книги выписку, с содержанием которой якобы был согласен казий Шурайх. По довольно запутанному тексту этой выписки Амир Аху делал вывод, что внук получает часть наследства. По мнению же Ибн Рузбихана, бухарец просто не понял представленного им текста].
На следующий день, когда я, бедняк, вместе с улемами удостоился сидеть на августейшем собрании, его величество наместник всемилостивого, показав представленную Амиром Аху выдержку, выразил радость по поводу совпадения мнений и суждений его величества и казия Шурайха и изволил сказать: “Нам
