Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Решение, принятое ханом и, по сути, навязанное им мусульманским законоведам, отражает двойственную позицию Мухаммада Шайбани, которая проявлялась в самых разных аспектах его деятельности. С одной стороны, будучи прямым потомком Чингис-хана, он, несомненно, унаследовал уважение к имперским ценностям своего семейства – правящего рода Золотой Орды. С другой стороны, в молодости он, как уже отмечалось, получил мусульманское образование в Бухаре и в течение всей жизни поддерживал контакты с влиятельными представителями среднеазиатского духовенства, которые неоднократно оказывали ему поддержку и в завоевании государства Тимуридов в Средней Азии.
Любопытно, что и в процессе завоевания империи потомков Тимура Мухаммад Шайбани-хан обосновывал свои действия как с помощью мусульманских, так и с помощью чингисидских принципов. Как правоверный мусульманин, он бросал вызов потомкам Тимура, которого многие влиятельные богословы еще в конце XIV в. открыто провозглашали врагом ислама и даже издали по этому поводу несколько фетв. Вместе с тем как потомок Джучи, старшего сына Чингис-хана, Шайбани-хан отвоевывал у Тимуридов (которые к роду Чингисидов не принадлежали) владения, некогда принадлежавшие Чагатаю, тоже сыну Чингис-хана.
Став во главе Средней Азии – региона с многовековыми мусульманскими традициями, Мухаммад Шайбани, конечно же, не мог не демонстрировать ревностной приверженности к исламу, чтобы снискать лояльность и поддержку своих новых оседлых подданных. Но при этом он оставался главой Шибанидов, одной из ветвей рода Чингис-хана, и предводителем «узбеков» (изначально так в Средней Азии именовали выходцев из восточных, кочевых регионов бывшей Золотой Орды), среди которых приверженность к исламу была не столь сильна, сколь пиетет к роду Чингисидов и имперским правовым традициям.
Хану даже приходилось концептуально обосновывать причины двойственности тех норм и принципов, на основе которых он был вынужден поступать, чтобы обеспечить контроль как над оседлыми, так и над кочевыми подданными. В частности, этому посвящено произведение, условно называемое «Апология Мухаммада Шайбани-хана» – своеобразный гипотетический диалог самого хана с шейх-ул-исламом, судьей-кази и муфтием. Согласно сюжету, они упрекают автора за его не слишком благочестивые деяния, обвиняя его в том, что он не поступает как ревностный мусульманин, во многом уподобляясь Тимуридам. Более того, ему ставится в вину даже его происхождение от Чингис-хана, который, как известно, не принадлежал к приверженцам истинной веры. Шайбани-хан в свою защиту заявляет, что, будучи истинным борцом за веру, не дающим неверным ни шанса, опирается на шариат как основной закон и оказывает покровительство суфиям. Чингисидское же происхождение и соблюдение монгольских обычаев позволили ему занять трон и вести борьбу за торжество ислама более эффективно. Характерно, что при этом вместо прежней «линии защиты» он сам начинает критиковать представителей духовенства: по его словам, они не могут поставить себя на место правителя, потому и упрекают его со своей точки зрения – с позиции мистиков и аскетов [Bodrogligeti, 1994, p. 85–89, 90, 98, 99] (см. также: [Кюгельген, 2004, с. 46]).
Соответственно, в процитированном выше диспуте хан повел себя именно таким образом: он как монарх поставил точку в затянувшемся диспуте и повелел действовать по Ясе Чингис-хана, которая уже в XV в. подверглась суровой критике мусульманского духовенства Средней Азии (см., например: [Болдырев, 1985, c. 55]), хотя в качестве компромисса и сослался на сомнительное мнение мусульманского правового авторитета, подтверждающее положение Ясы.
Однако возникает вопрос: почему же хану столь необходимо было добиться принятия именно такого решения – чтобы внук мог наследовать деду при живых других сыновьях? Полагаем, по той причине, что это решение напрямую касалось самого Шайбани-хана и его прав на власть. Дело в том, что Мухаммад Шайбани приходился внуком могущественному узбекскому хану Абулхаиру (1428–1468) по линии старшего сына Шах-Будаг-султана, скончавшегося раньше своего отца. После смерти Абулхаира короткое время правил его второй сын Шейх-Хайдар (1468–1469), а когда он был убит, семейство Шибанидов признало своим главой именно Мухаммада Шайбани, несмотря на то что в живых было еще несколько сыновей Абулхаира, т. е. дядьев нового монарха (см., например: [МИКХ, 1969, с. 19–20])[184]. Таким образом, как видим, проблема, обсуждавшаяся на диспуте в Герате, в точности отражала ситуацию с правами на трон самого Шайбани-хана. Не ограничиваясь фактическим признанием своих прав старшими родственниками, он решил гарантировать себе право на власть также ссылкой на мусульманское право, пусть даже соотнеся ее с принципами «языческой» Ясы Чингис-хана.
Кстати, в продолжении рассказа Ибн Рузбихана сообщается, что улемы все-таки остались неудовлетворены этим «временным» решением и по настоянию казия Самарканда собрались вновь, указав хану, что предоставленное ему суждение «вовсе не подтверждает вопроса». Тогда Шайбани-хан поручил урегулировать ситуацию самому Ибн Рузбихану, который, опираясь на труды двух выдающихся правоведов прошлого, все же сумел найти более авторитетное подтверждение позиции хана, чем и монарх, и улемы оказались удовлетворены, – «и опасение исчезло из сердец» [Исфахани, 1976, с. 60–61]. Таким образом, хан в конечном счете, не бросая открытого вызова мусульманским ценностям, все же сумел добиться своего и хотя бы формально обеспечить своему решению поддержку богословов.
Историческое сочинение как источник права
Повествуя о событиях в том же Бухарском ханстве, но уже относящихся к началу XVIII в., Мир Мухаммад Амин-и Бухари, придворный историк хана Убайдаллаха II (1702–1711), пишет:
«Когда государь мира, по коранскому выражению “делает аллах то, что пожелает, и устанавливает то, что захочет”, ступил на небовидный трон, его брат, Асадулла султан, алчно стремясь к обладанию государством и казною, заявил: “мы два цветка с одного луга, две жемчужины из одной раковины; согласно же шариату, брат должен разделить [со мною] государство, казну и все наследство, оставшееся после покойного [государя Субханкули хана], и поручить мне управление [областью] Балха. [Я же] до тех пор, пока буду жив, не выйду из повиновения и подчинения брату. Если же этого не осуществится, то он будет узурпатором моего права”.
Государь мира услышал точное известие об этом неправильном замысле и, несмотря на то, что его брат был под арестом, обеспокоился в отношении такого рода его слов. Приставанье его брата увеличило его страх и опасение…
Монарх мира, потребовав к себе в покой Бек Мухаммед бия дадху и Тарамтай хаджи калмыка, сказал [им]: “Вы читали книгу ‘Равзат ас-сафа’ и играли в шахматы?”. Когда два эмира услышали эти полные намека слова, слетевшие с языка государя, они, в отношении ясности их значения, преклонили колени. Государь в разъяснение сего сказал: “Слышали ли вы из истории, чтобы в одном городе было два царя и чтобы два короля стояли на шахматной доске вместе?..
Посему как мне не отделаться от такого брата, который не довольствуется [назначенной ему] очередью? Если я проявлю
