Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799 – 1805 гг. - Дмитрий Юрьевич Пучков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Высокое чувство чести требовало от солдат и офицеров беззаветно выполнять свой долг в бою, не отставать от товарищей, когда они идут под пули. Если солдаты часто ворчали, когда им приходилось совершать тяжелые марши, то едва только раздавались первые звуки выстрелов, превозмогая усталость, они рвались к тому месту, где кипел бой. «Почему эти люди, которые вчера так ворчали, ругались, проклинали все на свете, исполняя простейшие распоряжения, следствием которого было в самом худшем случае одно-два лье марша сверх необходимого, почему сегодня эти же люди беспрекословно идут туда, где нужно ставить жизнь на карту? – писал офицер наполеоновской армии. – Потому что ворчать, когда идешь в бой, – это уже недалеко от трусости, а значит, и от бесчестья»[339].
Жажда славы, высокое чувство чести, желание подняться по ступеням военной иерархии и, наконец, просто упоение борьбой ради борьбы пронизывали всю армию Наполеона от солдата до маршала. «Офицеры и солдаты были несравненны в искусстве войны, – писал в своих великолепных по точности мемуарах хирург дивизии Сюше д’Эральд. – Фанатизм славы был доведен до самого высшего предела. Все жаждали боя… На марше не было видно ни одного роскошного экипажа, ни одной кареты не ехало за этой великолепной армией. Только сталь и огонь. Здесь все были бойцами. Полковники ели из котла деревянной или костяной ложкой суп, который сварили им гренадеры первого взвода. Командиры батальонов, полковой адъютант, старший хирург и его помощники ели и спали на биваке рядом с полковником, в шалаше, сделанном полковыми саперами… Полковник, командир батальона или полковой адъютант могли сказать: “Когда я был гренадером…” Но дисциплина от этого не страдала, она была очень строгой и справедливой… Все офицеры носили когда-то ранец [то есть были солдатами. – Примеч. авт.] и потому уважали тех, кто его носил… Наконец, все солдаты и офицеры этой прекрасной армии рвались в огонь… Одна только угроза того, что солдата могли отправить в тыл, во Францию, заставляла его трепетать»[340].
Почти точно так же запомнил армию, уходившую на войну из Булонского лагеря, капитан Жерве, тогда унтер-офицер 13-го легкого: «Мы отправились на Рейн. Наша армия была великолепна. У самых молодых солдат за плечами было два-три года службы, они были великолепно обучены, дисциплинированны. Молодые и старые – они жаждали сразиться с врагом и шли с доверием, подчиняясь приказам их высшего начальника. Все были уверены в победе»[341].
В общем, в руках Наполеона оказалось поистине могучее оружие. Генерал Фуа, один из самых талантливых военачальников наполеоновских войск и человек, разносторонне образованный, так описал Великую армию 1805 г.: «…никогда во Франции не было столь мощной армии. Хотя храбрецы, восемьсот тысяч которых в первые годы войны за свободу поднялись по призыву “Отечество в опасности!”, были наделены большими добродетелями, но воины 1805 года имели больше опыта и подготовки. Каждый в своем звании знал свое дело лучше, чем в 1794 году. Императорская армия была лучше организована, лучше снабжена деньгами, обмундированием, оружием и боеприпасами, чем армия республики…»[342]
Эта мощная армия, выполняя предначертание императора, семью потоками двигалась на Рейн и на Майн. Движение огромной массы войск было организовано образцово. В каждом корпусе были приняты свои правила для совершения марша. Так, в корпусе Даву пехота шла по сторонам дороги, оставляя посередине проезд для артиллерии и обозов. Каждый час войска делали остановку на пять минут, во время этих остановок обоз продолжал двигаться. В корпусе Нея войска шли в колоннах по отделениям[343](par section), оставляя по краям дороги только небольшое пространство для проезда отдельных всадников. В среднем одна дивизия занимала примерно 4–5 км в глубину. Расстояние между дивизиями должно было быть примерно 1 км.
Генерал Матье Дюма, заместитель начальника генерального штаба, предписывал: «Господа бригадные генералы должны следить за тем, чтобы барабанщики каждого батальона были разделены на три части. Одни должны идти в голове батальона, другие в центре, а третьи в хвосте. Эти группы барабанщиков должны по очереди бить походный марш – сначала начинают играть те, кто стоят в голове, потом те, кто в центре, потом в хвосте. Во время всех остановок должна играть полковая музыка»[344]. Маршал Ней считал, очевидно, что музыка еще более нужна на походе, чем думали в генеральном штабе. Поэтому в наставлениях своему корпусу он предписывал: «Барабанщики и флейтисты будут находиться во время марша в голове своих батальонов, часть из них под руководством тамбурмажора или капрала-барабанщика будет исполнять днем различные марши, но только в том случае, если войска не находятся поблизости от противника, музыканты будут идти во главе полков и время от времени исполнять воинственные мелодии. Кавалеристы будут трубить в фанфары…»[345] В любом случае полагалось перед входом в населенные пункты остановить колонну, собрать отставших, привести в порядок строй и проходить по городу «в колоннах повзводно… и в величайшем порядке».
Нигде дивизии не перекрещивались на марше, продовольствие было заготовлено повсюду в достаточном количестве. Все рапорты говорят о том, что войска соблюдали образцовую дисциплину. Вот что докладывал 3 сентября (16 фрюктидора XIII г.) командир 4-й дивизии корпуса Сульта генерал Сюше: «…4-я дивизия выступила из лагеря на рассвете и шла в величайшем порядке и быстро. Она вовремя пришла в Сент-Омер, где пехота была полностью размещена на ночлег по домам, кавалерия расположилась на постой поблизости… Фураж поставлен хорошего качества, так же как и продовольствие для личного состава дивизии. Нет ни одного отсутствующего, солдаты идут весело и бодро, офицеры хорошо выполняют свои обязанности…»[346]
Командир 3-й дивизии корпуса Даву генерал Гюден доносил начальнику генерального штаба 5 сентября 1805 г.: «…дивизия прибыла вчера в Лилль, где она сегодня сделала дневку. Войска шли в самом идеальном порядке, и ни одна жалоба не поступила на их поведение с момента выступления из лагеря в Амблетезе. Солдат преисполнен самого высокого боевого духа, и, несмотря на дождь, который идет почти каждый день, он весел и доволен… Раздачи продовольствия были выполнены пунктуально»[347].
Командир 2-й дивизии корпуса Сульта генерал Вандамм докладывал своему начальнику: «…ни одна жалоба не поступала [на дивизию. – Примеч. авт.], величайший порядок постоянно царит в колонне. Офицеры… выполняют свой долг с большим рвением, и им легко вести солдат, которые наполнены такими же чувствами и боевым духом»[348].
Впрочем, почти все рапорты отмечают не слишком любезный прием муниципалитетов на
