Теневые владыки. Кто управляет миром - Миша Гленни

А Машине не слишком нравится, когда кто-то покушается на ее власть. Начальство вскоре стало лишать Соареса фондов и вспомогательного персонала. Очень быстро он обнаружил, что больше не может продолжать свою работу. Он ступал по тонкому льду, и возможности улучшать жизнь в Олбени у него больше не было. Если уж вы побеспокоили Машину, то не стоит рассчитывать на милосердие – и уж меньше всего от босса Соареса, окружного прокурора Пола Клайна, члена одного из самых влиятельных демократических семейств в городе и несгибаемого сторонника антинаркотических законов Рокфеллера.

Тогда Соарес решил продать дом и перебраться в Атланту, которая как магнит манила представителей черного среднего класса с северо-востока страны. «Ты правда хочешь переехать?» – спросила меня жена. И я ответил: да. Она обвинила меня в том, что я собираюсь удрать, как малолетний прогульщик. «Если бы эти парни попались тебе в школе в Паутакете, ты бы их вздул», – сказала она и тем подбодрила во мне ослабевший дух того времени».

На следующий день Соарес не сел в поезд в Джорджию, а пришел в офис Пола Клайна, чтобы известить окружного прокурора о том, что на первичных выборах Демократической партии собирается баллотироваться против него. «Наша встреча длилась семь минут: первые пять минут он хохотал, а за следующие две минуты меня уволил», – вспоминает Соарес.

Эта Машина, коррумпированная Демократическая партия, действовавшая наподобие чикагской династии Дейли, правила в Олбени всегда, и в городе было одно сообщество, которое никогда к этой власти не допускалось. «Партия назначает судей, Партия назначает начальника полиции, мэров – всех: все представители законодательной власти выходят из ее рядов. Но в городе всего один черный судья, и еще есть я – два человека на политически значимых постах во всем округе. Однако расовой проблемой тут никто не занимается: а ведь здесь живут и они, и мы тоже. Они говорят, что дают работу множеству черных в городе, но никто не говорит, что все черные только убирают мусор!»

Осенью 2004 года Соарес выступил против Клайна на первичных выборах Демократической партии, а затем еще раз, на выборах окружного прокурора, причем Клайн противостоял ему в качестве независимого кандидата. Соарес устраивал агитационные поездки, проводя собрания сторонников и обходя дома по всему округу Олбени, во всех сообществах, хотя свыше 80% его электората составляли белые. В центр своей кампании Соарес поставил антинаркотические законы Рокфеллера. «Антинаркотические законы Рокфеллера обнаруживают следы всех возможных несправедливостей, – говорил он тогда. – Символом уголовной юстиции является Фемида, обладательница повязки на глазах, весов и меча. Ей полагается быть справедливой. Если мы потеряем веру в систему уголовного судопроизводства, что нам останется? Останется хаос. Антинаркотические законы Рокфеллера – это оскорбление образа Фемиды. Мы знаем, что антинаркотические законы оказывают на черных и латиноамериканцев столь непропорционально большое негативное воздействие, что остается только удивляться, почему они еще действуют. Я не слишком люблю рассматривать такие проблемы под расовым углом зрения, но здесь нужно сказать об этом важном для всех вопросе. Зависимость, будь то от крэка или от алкоголя, воздействует на всех. Большинство здешних семей знакомы с ней по опыту, касается ли она близких или дальних родственников, и они знают, как губительно зависимость сказывается на семьях. Поэтому пользоваться системой, которая подходит к зависимости так непропорционально, как нынешняя, – неправильно».

И на первичных, и на основных выборах Соарес разгромил Клайна и всех остальных противников. Его избрание разрушило политический консенсус в штате Нью-Йорк. Накануне своей победы на выборах в январе 2004 года Соарес сказал: «Не подлежит сомнению… что дни этого устаревшего законодательного акта сочтены. Тот факт, что самый ярый и непреклонный член Ассоциации окружных прокуроров штата Нью-Йорк вот-вот потеряет свою должность в первую очередь из-за антинаркотических законов Рокфеллера, должен заставить задуматься всех выборных чиновников штата Нью-Йорк».

Здесь прозвучало послание и для Конгресса, и для администрации президента: американский народ, возможно, начнет понемногу задумываться над тем, что через почти четыре десятилетия войны с наркотиками показатели употребления и зависимости выше, чем когда-либо, что за этот период цена рекреационных наркотиков решительно снижается и что государство уже вложило сотни миллиардов долларов в систему уголовной юстиции, которая порождает массу преступлений и очень слабо обеспечивает правопорядок. Средства, уходящие на поддержание таких бюрократических механизмов, ведущих борьбу с наркотиками, как Управление по борьбе с наркотиками – это капля в море по сравнению с теми бесчисленными триллионами, которые организованные преступные синдикаты сколотили благодаря тому, что Вашингтон отказывается вывести этот рынок из подполья. Проблемы социального и уголовного характера, связанные с употреблением наркотиков, никогда не исчезнут, пока государство не сможет установить свой контроль над всей индустрией в целом.

И все это происходит в Соединенных Штатах Америки. Так что можно лишь пожалеть те страны, которые пали жертвами Войны с Наркотиками, которую ведет Америка. И в первую очередь стоит пожалеть Колумбию.

Глава одиннадцатая Когда становится страшно

Солдаты

Путь до города Хамунди, расположенного в двадцати с лишним километрах южнее Кали, непрост. Вначале я проезжаю тренировочную базу футбольного клуба «Кали Америка», которым владеет клан Родригес-Орухела, он же Картель Кали. Через несколько миль я с удивлением замечаю самую настоящую арену для корриды, собственность братьев Очоа, некогда бывших партнерами покойного Пабло Эскобара из Медельинского картеля. Хамунди – любимое место отдыха наркоторговцев, где они строят «гранд финкас» («большие дома») со своими прудами, полноразмерными футбольными полями, залитыми светом, садовыми и внутренними бассейнами – и все это на одной территории. В дальнем конце города финки внезапно заканчиваются: начинаются скромные жилища бедствующих индейцев.

В том месте, где этот небольшой городок заканчивается, в начале шоссе, окаймленного полосами высокого зеленого кустарника, стоит приветливый указатель. Под словами «Мой Маленький Домик: психиатрический интернат» написан номер телефона и нарисована указывающая вниз стрелка. Метров через двести, после нескольких поворотов, виден и сам Маленький Домик, окруженный прекрасным ландшафтом, – хотя ржавые красно-зеленые ворота и забор с колючей проволокой выглядят уже не так приветливо.

В пять тридцать вечера 22 мая 2006 года командир одного из отборных полицейских спецподразделений Колумбии именно на этом месте остановил колонну из трех автомобилей. Он покинул машину в сопровождении девяти своих людей и гражданского осведомителя и направился к воротам: осведомитель заверил его, что «Маленький Домик» был чем-то большим, чем казался на первый взгляд.

Группа одетых в униформу людей, лежавшая в засаде, без предупреждения открыла огонь по полицейским – командир группы погиб на месте. В запущенных зарослях, окружавших шоссе, затаились двадцать восемь стрелков. Сотрудник интерната рассказывал: «Мы тогда как раз готовились ужинать, как вдруг от ворот раздался страшный грохот стрельбы». Несколько полицейских, ища спасения, бросились в придорожные кюветы: «Мы слышали, как эти люди кричали: «Пожалуйста, не стреляйте! Мы из полиции!» И потом еще: «У нас есть жены и дети!»

Однако стрельба по ним велась добрых двадцать минут, пока полицейские не погибли все до единого. Когда на место прибыла разбираться обычная полиция, она обнаружила, что один из нападавших нашел время положить на затылок осведомителя патрон, – по всей видимости, в качестве предупреждения?

Случаи насильственной смерти, наподобие случая в Хамунди, неизменно шокируют Колумбию, однако неожиданностью никогда не являются. Количество потенциальных убийц поражает воображение: в этой стране за последние 30 лет возникло столько аббревиатур кровавых группировок, отстаивающих свои претензии на политическое и моральное превосходство посредством массовых убийств, истязаний и взрывов, что хватило бы на целую книгу. Причем это – только «любители». Нередко полиция и армия действует так же бесконтрольно, как наркоторговцы, правые повстанцы и левые партизаны.

В первую очередь среди возможных подозреваемых в нападениях на военных или полицейских, вроде случая в Хамунди, обычно называют партизан из сильной колумбийской марксистской группировки FARC – «Революционные Вооруженные Силы Колумбии» (РВСК). Они явно орудовали где-то неподалеку от этого города, свои доходы получали в значительной степени от кокаина и никогда не боялись устраивать вооруженные нападения на государственных агентов. Словно подтверждая это, партизаны из РВСК-FARC в тот момент, когда я приехал в Хамунди, убили шестерых полицейских при помощи фугаса, закладывать которых они научились при помощи боевиков – «временных» – экстремистов Ирландской Республиканской Армии. Однако сегодня их боевые группы редко углубляются так далеко в городские районы, и такое нападение для РВСК нехарактерно.