За золотым призраком - Владимир Иванович Буртовой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дьявол! Кто из этих кельтманов и шрейберов знает, что это такое – проходить сквозь минное поле! И не в одиночку, не днем и не по земле! А на подводной лодке, имея страшным бременем на собственной душе десятки человеческих жизней, тебе доверенных и верящих в твое Богом данное чутье! А надо идти! Таков приказ – англосаксы забросали узкий фарватер минами, причем минами придонными, которые лежат под твоим днищем такие спокойные и красивые, спокойные, и только часовые механизмы внутри этих живых затаившихся, будто рысь в засаде, существ ритмично тикают, отсчитывая секунды жизни – тик-тик! Тик-тик! На каком галсе сработает механизм? Сколько кораблей должно пройти над миной, прежде чем включится система всплытия и она рванет под чьим-то корпусом! А если под первым же кораблем? Тогда этой роковой судьбы удостоен он, фрегаттен-капитан Отто Дуккель! Он и его экипаж, который пошел на прорыв из заблокированного фиорда сразу же после минирования фарватера…
«Фортуна улыбнулась нам в ту страшную ночь. – Отто почувствовал, как от этих воспоминаний у него повлажнели виски. – Так что не мне Господа гневить, Он милостив к отважным и предприимчивым! Начнется драка – увидим, что и как делать! – благоразумно решил он, лег на узкую кровать, прислушался – из соседней каюты, где отдыхала Марта, не доносилось ни звука. – Наверно спит моя божественная Пандора», – с давно забытой в душе нежностью подумал он, улыбнулся счастливой надежде, которая, как ему думалось, замаячила перед ним яркой утренней звездой, несмотря ни на какие происки врагов…
Раскачиваемый широкой морской зыбью, давно привычный к ней, он так и уснул с этой счастливой улыбкой на лице.
* * *
– Какое чудо! – в порыве искреннего восхищения прошептала Марта. Прошептала так осторожно, словно боялась своим голосом спугнуть эту прелестную гамму цветов, которой украсился небосвод – от ярко-красного на западе, где уходило на покой солнце, и до темно-фиолетового на востоке, откуда неудержимо накатывалась ночная тьма. А вверху, где бесшумно парили высокие перисто-кучевые облака, солнце играло своими лучами так ярко на боковых склонах этих облаков, словно бы на заснеженных вершинах очаровательных Альп. – Неужели возможно такое сочетание красок в природе? Нет, это какое-то волшебство, наверно, Господь нарочно сделал это, не правда ли, Вальтер?
Вальтер с любопытством посмотрел на баронессу – когда она улыбается, то так мило морщит носик, что напоминает ребенка, которому все в диво, все страшно интересно.
– Неужели вы ни разу не бывали в море, баронесса Марта? – негромко спросил Вальтер. Они, для большей устойчивости на зыби, придерживались руками за крепко натянутые ванты, хотя и сидели в плетенных легких креслах на корме – «Изабелла» теперь шла правым галфиндом[42], яхту качало довольно основательно.
– Отчего же! – живо отозвалась баронесса, с улыбкой посматривая на пенистые усы, расходящиеся от острого форштевня яхты. – И была довольно часто, потому и привыкла к такой качке. Когда был жив еще наш приемный отец Гарри, он постоянно брал нас, маму и меня с сестричкой Эльвирой, и мы катались по морю на прогулочных катерах. Но это было, как правило, всегда днем, при ярком солнце… А чтобы поздно вечером, далеко в открытом море и при таком вот радужном небе… Умирать буду, и то непременно вспомню эту картину, как одно из самых ярких видений в жизни. Мне думается, что никакой талант художника, даже всемирно известный Рерих, не сможет повторить все эти сочетания и переливы. – Марта подняла голову, и в ее больших глазах отразились угасающие в небесах сполохи солнца. – И с Эдгаром мы несколько раз катались на яхте. – Баронесса Марта посмотрела на неотступно, уже вторые сутки идущую за ними «Викторию». – У моего бывшего жениха была своя яхта, но, наверно, немного меньше этой, из-за чего далеко от берега мы не рисковали уходить. – Голос Марты вдруг просел, она умолкла, опустила взор на кильватерную струю, которая начала уже высвечиваться легкими голубыми огоньками ночного свечения.
– Вы очень любили… вашего Эдгара? – Вальтер хотел спросить «вашего мужа», но вспомнил, что они так и не успели обвенчаться. – Вы были счастливы?
Баронесса Марта слегка вздрогнула, повернула к собеседнику голову, посмотрела ему прямо в глаза и медленно, будто пропуская каждое слово через сердце, произнесла так же негромко, как бы опасаясь посвятить в семейные тайны постороннего человека:
– Да, я любила Эдгара… по-своему любила, наверно… Не так, как пишут в романах – до потери ума, но любила, как подсказывало сердце и позволял разум…
За эту короткую речь и в паузах между словами со скоростью света перед нею в мыслях пронеслась вся недолгая история их отношений с молодым и впечатлительным Эдгаром. Они познакомились на выставке мод, куда время от времени Марту приглашала знакомая хозяйка салона, потому, как любое новое изделие на Марте приобретало неожиданно-очаровательное изящество, и тут же к хозяйке поступали заказы от мельбурнских модниц, чтобы и им сделать, как у «этой красавицы Марты» Эдгар, куда он попал по приглашению своего знакомого, весьма сомнительного по своим моральным устоям, чтобы посмотреть девочек, так сказать, во всей красе, и увидел Марту, когда она демонстрировала новые купальные костюмы, увидел и, что называется, прилип намертво. Он дождался окончания выставки, представился, предложил машину и довез их с баронессой Анной до самого дома. И стал частым гостем, буквально отбив от Марты остальных претендентов на ее руку и сердце. Любила ли его Марта? Она читала в книгах о какой-то неземной любви Дианы де Меридор к графу Бюсси д'Амбруаз. Ничего подобного к Эдгару она в своем сердце не испытывала. Может быть от того, что он так мало походил на бесстрашного до безумия Бюсси? Среднего роста, склонный к
