Пошехонская старина - Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При этом толковании матушка изменяется в лице, жених таращит глаза, и на носу его еще ярче выступает расширение вен; дядя сквозь зубы бормочет: «Попал пальцем в небо!»
– И охота тебе, Наденька… – начинает матушка.
Но не успела она докончить фразу, как жених уже встал с дивана и быстрыми шагами удаляется по направлению к передней. Общее изумление.
– Вот тебе на, убежал! – восклицает матушка, – обиделся! Однако как же это… даже не простился! А все ты! – укоряет она отца. – Иуда да Иуда… Сам ты Иуда! Да и ты, дочка любезная, нашла разговор! Ищи сама себе женихов, коли так!
– Да постойте, не ругайтесь! может, ему до ветру занадобилось, – цинически успокаивает дядя.
Матушка уже встает, чтобы заглянуть в переднюю, но в эту минуту жених снова появляется в дверях гостиной. В руках у него большая коробка конфект.
– Барышне-с! – презентует он коробку сестрице, – от Педотти; сам выбирал-с.
– Какой вы, однако ж, баловник! Еще ничего не видя, а уж… Сейчас видно, что дамский кавалер! Наденька! что ж ты! Благодари!
– Мерси, мсьё.
– Помилуйте-с! за счастье себе почитаю… По моему мнению, конфекты только для барышень и приготовляются. Конфекты, духи, помада… вот барышня и вся тут!
– Это справедливо. Дети ведь еще, так пускай сладеньким пользуются. Горького-то и впереди испытать успеют.
– Зачем же-с? Можно и без горького жизнь прожить!
– Да так…
– Позвольте вам доложить: если барышня приличную партию себе найдет, то и впереди… отчего же-с!
– Ну, дай Бог! дай Бог!
– А вы, мсьё, бываете у главнокомандующего?
– Всенепременно-с. На всех торжественных приемах обязываюсь присутствовать в качестве начальника отдельной части.
– А на балах?
– И на балы приглашения получаю.
– Говорят, это что-то волшебное!
– Не знаю-с. Конечно, светло… ну и угощенье… Да я, признаться сказать, балов недолюбливаю.
– Дома оставаться предпочитаете?
– Да, дома. Надену халат и сижу. Трубку покурю, на гитаре поиграю. А скучно сделается, в трактир пойду. Встречу приятелей, поговорим, закусим, машину послушаем… И не увидим, как вечер пройдет.
– Вот женитесь; молодая жена в трактир-то не пустит.
– Неизвестно-с. Покойница моя тоже спервоначалу говорила: «Не пущу», а потом только и слов бывало: «Что все дома торчишь! шел бы в трактир!»
Матушка морщится; не нравятся ей признания жениха. В халате ходит, на гитаре играет, по трактирам шляется… И так-таки прямо все и выкладывает, как будто иначе и быть не должно. К счастью, входит с подносом Конон и начинает разносить чай. При этом ложки и вообще все чайное серебро (сливочник, сахарница и проч.) подаются украшенные вензелем сестрицы: это, дескать, приданое! Ах, жалко, что самовар серебряный не догадались подать – это бы еще больше в нос бросилось!
– Чайку! – потчует матушка.
– Признаться сказать, я дома уж два пуншика выпил. Да боюсь, что горло на морозе, чего доброго, захватило. Извозчик попался: едет не едет.
– А вы разве своих лошадей не держите?
– Не держу-с. Целый день, знаете, в разъездах, не напасешься своих лошадей! То ли дело извозчик: взял и поехал!
Час от часу не легче. Пунш пьет, лошадей не держит. Но матушка все еще крепится.
– Вы с чем чай-то пьете? с лимончиком? со сливочками?
– С ромом-с! Нынче коньяк какой-то выдумали, только я его не употребляю: горелым пахнет. Точно головешку из печки пронесли. То ли дело ром!
– Знатоки говорят, что хороший ром клопами должен пахнуть, – замечает дядя.
– Многие это говорят, однако я не замечал. Клоп, я вам доложу, совсем особенный запах имеет. Раздавишь его…
– Ах, мсьё! – брезгливо восклицает сестрица.
– Виноват. Забылся-с.
Жених отыскивает на подносе графинчик с ромом и, отливши из него в стакан, без церемонии ставит на стол возле себя.
Разговор делается общим. Отец рассказывает, что в газетах пишут о какой-то необычной комете, которую ожидают в предстоящем лете; дядя сообщает, что во французского короля опять стреляли.
– Точно в тетерева-с! – цинично восклицает Стриженый. – Шальной эти французы народишко… мерзавцы-с!
– Не понимаю, как другие государи в это дело не вступятся! – удивляется дядя.
– Как вступиться! Он ведь и сам ненастоящий!
Поднимается спор, законный или незаконный король Людвиг-Филипп. Дядя утверждает, что уж если раз сидит на троне – стало быть, законный; Стриженый возражает:
– Ну нет-с, молода, во Саксонии не была!
– Кабы он на прародительском троне сидел, ну, тогда точно, что… А то и я, пожалуй, велю трон у себя в квартире поставить да сяду – стало быть, и я буду король?
Рассуждение это поражает всех своею резонностью, но затем беседующие догадываются, что разговор принимает слишком вольный характер, и переходят к другим предметам.
– Вот вы сказали, что своих лошадей не держите; однако ж, если вы женитесь, неужто ж и супругу на извозчиках ездить заставите? – начинает матушка, которая не может переварить мысли, как это человек свататься приехал, а своих лошадей не держит! Деньги-то, полно, у него есть ли?
– Вперед не загадываю-с. Но, вероятно, если женюсь и выйду в отставку… Лошадей, сударыня, недолго завести, а вот жену подыскать – это потруднее будет. Иная девица, посмотреть на нее, и ловкая, а как поразберешь хорошенько, и тут и там – везде с изъянцем.
Матушка решительно начинает тревожиться и искоса посматривает на сестрицу.
– Потому что жена, доложу вам, должна быть во всех статьях… чтобы все было в исправности… – продолжает Стриженый.
– Ах, Федор Платоныч!
– Виноват. Забылся-с.
Разговаривая, жених подливает да подливает из графинчика, так что рому осталось уж на донышке. На носу у него повисла крупная капля пота, весь лоб усеян перлами. В довершение всего он вынимает из кармана бумажный клетчатый платок и протирает им влажные глаза.
Матушка с тоской смотрит на графинчик и говорит себе: «Целый стакан давеча влили, а он уж почти все слопал!» И, воспользовавшись минутой, когда Стриженый отвернул лицо в сторону, отодвигает графинчик подальше. Жених, впрочем, замечает этот маневр, но на этот раз, к удовольствию матушки, не настаивает.
– Хочу я вас спросить, сударыня, – обращается он к сестрице, – в зале я фортепьяно видел – это вы изволите музыкой заниматься?
– Да, я играю.
– Она у Фильда[35] уроки берет. Дорогонек этот Фильд, по золотенькому за час платим, но за то… Да вы охотник до музыки?
– Помилуйте! за наслажденье почту!
– Наденька! сыграй нам те варьяции… «Не шей ты мне, матушка»… помнишь!
Сестра встает, а за нею все присутствующие переходят в зал. Раздается «тема», за которою следует обычная вариационная путаница. Стриженый слегка припевает.
– Поздравляю! проворно
