Слова через край - Чезаре Дзаваттини

Арбузы были выложены на корме в красивую пирамиду, и вдруг пирамида обрушилась, кого-то ушибло, много арбузов попадало в воду. Несколько женщин объединились, чтобы приготовить обед, резали колбасу, достали из огромных мешков свежевыпеченный хлеб. Один человек по имени Аренне, у которого больное сердце, все пытался спокойно сидеть в одном из шезлонгов, которых насчитывается всего-то десяток, и путешественники использовали все дозволенные и недозволенные средства, чтобы заполучить их. Но постепенно и его, Аронне, захлестнуло праздничное, приподнятое настроение, которым охвачены все. То же происходит с механиком, что страдает язвой желудка. Он взял с собой свою неизменную бутылку молока, но нечаянно разбил ее, едва ступил на борт; поначалу, завидя на берегу коров, механик все просил остановиться, чтобы подоить одну из них, а потом уже вовсю пил вино и кричал, что в такой компании и умереть не грех. Какой-то мелкий чиновник, считающий, что принадлежит к более зажиточному классу, стал протестовать, потому что его, мол, раздражают вульгарность и отсутствие комфорта. Он вбил себе в голову, что ему необходим горячий бульон. Разразился довольно продолжительный скандал, и после голосования волей большинства было решено высадить сварливого пассажира и высадили прямо посреди леса. Потом двинулись в путь с еще большим энтузиазмом. Из бочки минут пять бил довольно мощный фонтанчик вина, и никак не удавалось его заткнуть, испуг сменился смехом, наконец дырку заткнули, и кто-то наклонился, чтобы попить из винной лужицы. У одного из путешественников был фотоаппарат, и многие столпились вокруг, желая запечатлеть себя в этот прекрасный день; без конца составлялись все новые и новые группы, один хотел сфотографироваться на краю баржи, как смелый моряк, другой — среди девушек, третий — вообще в самых разных позах. Время от времени раздавался выстрел; это был самый упрямый стрелок Лудзары, он взял с собой свое знаменитое ружье и стрелял теперь даже по бабочкам; когда ему удалось подстрелить водяную курочку, какой-то мальчик, подражая собаке, кинулся в реку. Мальчика звали Ремо, его отпустили в путешествие совсем одного, он вел себя как подобает взрослому мужчине и все время твердил, что, лишь только прибудет в Венецию, тут же бросится в воды этого славного города. На противоположном краю от охотника сидел терпеливый и неразговорчивый рыбак, время от времени ему подносили стакан вина и куриную ногу. Когда он наконец поймал хорошую рыбину, она плюхнулась на палубу посреди женских юбок, женщины перепугались, будто это мышь, но рыба вскоре очутилась на сковородке. На барже плыли также двое лудзарцев, которые не разговаривали друг с другом вот уже несколько лет — такими врагами люди могут быть лишь в маленьких местечках; едва они увидели друг друга, сразу же повернулись спиной и прошествовали один на нос, другой на корму, делая все возможное, чтобы уже больше не встречаться. Вокруг того, который был с биноклем, собралась толпа — все хотели полюбоваться на берега в бинокль.

Серьезных происшествий или несчастий не произошло, за исключением одного, которое мы можем назвать несчастьем на почве любви; один молодой человек сказал девушке, что, если она отвергнет его чувства, он бросится в реку. Вот уже несколько лет эта девушка водила своего обожателя за нос, а он всюду следовал за ней, последовал и в это путешествие — когда-то еще представится такой случай, — но она с присущей ей горячностью заявила: «Бросайся». Он и впрямь бросился, а за ним другие чтобы спасти беднягу, да это было и нетрудно, потому что у него не было абсолютно никакого желания умирать.

«Биче» продолжала свой путь, поднялся небольшой ветер, на борту баржи страдало разбитое любовью сердце и сушились вещи спасателей. Путешественникам встречались большие баржи, груженные дровами, углем, проплывали мимо рисовые мельницы, сахарные заводы; из их многочисленных труб шел дым. Попадались также охотники с ружьями, они сидели в лодках, ожидая, что перелетные птицы, привлеченные манками, сядут на воду. Между тем на борту все предавались большой еде и большому питью, тут и там играли в карты. Набрав из По воды, сварили спагетти; в первом поднятом со дна ведре оказалась подошва от башмака, зато во втором была одна вода, ее-то и поставили кипятить. Внезапно несколько девушек и парней появились в купальных костюмах, они желали остановить баржу и устроить небольшое купание, потому что приметили пляжик, а над ним — самую настоящую деревеньку, даже разглядели женщин в деревенских рубахах. Но остановка была очень короткой. «Биче» тронулась в путь и скоро встретила заполненный народом пароходик, с которым баржа обменялась приветствием, как делают корабли в открытом море. Очень низко пролетел самолет, и это придало путешествию дополнительное оживление. Внезапно баржа стала: после секретных переговоров решено было остановить ее. Причина остановки стала понятной, когда мужчины и женщины исчезли в лесочке. Всем давно уже было невмоготу, ведь на барже не было уборной, а только занавеска и за ней — ведро, но женщины не хотели, чтобы все видели, как они бегут за эту почти прозрачную занавеску. Внезапно в лесу послышались крики и выстрелы: путешественники увидели зайца, побежали за ним, охотник открыл стрельбу, и все срочно попрятались за деревьями из страха, что в них попадут.

Потом снова тронулись в путь, но скоро «Биче» опять остановилась, на этот раз так внезапно, что попадали и шезлонги, и пассажиры. «Биче» села на мель. Все перепугались, кое-кто бросился в воду, и после некоторых общих усилий баржа снялась с мели. Надвигались сумерки, ветер усиливался, Венеция была еще далеко, плыть ночью казалось опасным: можно было снова нарваться на мель. И тогда руководители поездки решили сделать еще одну остановку — там, где на берегу виднелись огни и колокольня. Пристали к берегу около селения, которое называлось Корбола — маленькое бедное рыбацкое местечко. Решили войти в Корболу с достоинством, выстроились в колонну, неся штандарты, флаги, а во главе шествовали лудзарцы с гармоникой и гитарой. Именно в этот момент на краю обрывистого речного берега, за которым начиналась Корбола, появилась ни больше ни меньше как религиозная процессия, которая отчетливо вырисовывалась на фоне вечернего неба. Этот неожиданный кортеж с флагами, который направлялся к селению, испугал верующих, процессия прибавила шагу и исчезла за краем обрыва вместе со своими иконами и свечами. Но все быстро разъяснилось, и лудзарцы вошли в Корболу, встреченные всеобщим энтузиазмом. Они чувствовали себя весьма важными персонами.

— Мы хотим остановиться здесь на ночь, — сказали они.

Кто-то переночует на барже, остальные — где придется. Однако корболезцы предложили всем женщинам собственные жилища. Это было настоящее состязание в гостеприимстве. Один корболезец взялся разместить всех в собственном доме, а жил он в самой настоящей лачуге. Мэр сказал, что от недавнего праздника осталось несколько петард и надо устроить салют в честь лудзарцев. На площади собрался местный оркестр, и начались танцы. Между баржой и площадью непрерывно сновали люди, они носили вино и еду, и никто уже не смог бы отличить лудзарцев от корболезцев, так же как, увидев муравейник, никто не скажет, какой муравей тащит что-то домой, а какой, наоборот, идет из дома. Наступил момент, когда на барже были только корболезцы, а в домах Корболы — одни лудзарцы.

Надо сказать, что кое-кто выпил лишнего, и, чтобы не уронить чести Лудзары, на голову каждому провинившемуся вылили несколько ведер воды, этого оказалось достаточно, чтобы привести в чувство самых окосевших, и все пошло по-прежнему. В домах вытаскивали из комодов чистые простыни, детей укладывали по пять — по шесть человек в одну кровать, чтобы освободить место гостям.

Судьба — а может, кто-то нарочно это подстроил — распорядилась так, что два заклятых врага, о которых мы рассказывали ранее, попали в одну комнату и, поскольку оба были в небольшом подпитии, заснули, чуть ли не держа друг друга за руки.

Один мой односельчанин, известный донжуан, поместился в комнате рядом с той, где укладывались на ночлег четыре лудзарки, которые, обнаружив, что за ними подсматривают в замочную скважину, чуть не оставили его без глаза, ткнув в скважину щепкой. Рыба, приготовленная жителями местечка для отправки в город и составлявшая ежедневный заработок корболезцев, была зажарена для гостей из Лудзары. Постепенно усталость сморила всех, и они заснули где придется — на стульях, на столах.

По улочкам Корболы бродили лишь самоубийца и его возлюбленная — навстречу им изредка попадались собаки. Девушка была тронута его отчаянным поступком и старалась по-хорошему втолковать юноше, что у нее жених в армии и он скоро должен вернуться; но юноша не желал признавать себя побежденным; так они вместе встретили рассвет. Затемно батраки на своих велосипедах уже отправились на работы по укреплению плотин, которые должны были выдержать напор воды во время будущих половодий.