По имени Феникс. Дилогия - Максим Грек

— И ты нашла что-то?

Вновь ответом было веселое щебетание.

— Надеюсь это рядом с тем местом, куда мы направляемся?

И на этот вопрос, как я посчитал, птичка ответила утвердительно.

— Значит, зайдем по дороге, — согласился я с предложением синички, и лишь тогда она успокоилась и мирно улеглась у меня в волосах, словно в гнезде.

Глава 23

Болезнь, Пророк и новое оружие

Как же невыносимо скучно. Небо заволокло тучами — захмурило — заморосил мелкий противный дождь, и на душе, заскребли те самые кошки… Который уж час, какой день, тащимся мы единым отрядом невесть за какой нуждой, в столь недружелюбный лес? И зачем? На душе гадко и противно, словно сделал какую-то глупость, кого-то ни за что обидел и теперь вот, сожалею… но я же никого не обидел и ничего такого плохого не сделал. Так за что же моя совесть, или что это меня так гложет и не дает спокойно жить, мучает?!

Гадость…

Вроде только совсем недавно ушли от оборотней, где было хорошо и привычно… главное привычно… и вот теперь мне уже совсем хреново, так что хочется прибить кого-нибудь, да хоть себя!

В отличие от Края, где сезон дождей разразился непрекращающимися бурными ливнями, настоящим природным бедствием, Центральную часть мира, да и Волшебный Лес объяло сумраком, отчего все яркие краски поблекли, запахи исчезли, звуки утихли. А у меня настроение с боевого приподнятого резко опустилось на суицидально-манъячное… Нехороший регресс. Да и может ли регресс быть хорошим?

Шли обычным строем — то есть, кто где хотел, тот там и шел. Кроме меня. Я хотел свободы, одиночества, тишины. Но чужие желания оказались видимо важнее моих, и потому плелся я вперед, сопровождаемый неотступными самопровозглашенными телохранителями Рином и Восьмым. Непосредственно на мне сидела синичка, прячась от противного дождика, и Миа, которую стряхнуть с себя решительно невозможно, да и опасно все же. И только лишь Харимон, да Владик вполне оправдывали надежды и не приставали, стараясь казаться незаметными.

— Что ты такой хмурый? — спросила меня ведьма, когда уже невозможно стало идти в молчании, при всей той атмосфере, что создавал я своей хандрой.

— Погода гадкая, — кратко ответил я и в этом предложении заключался еще и иной, глубинный смысл: «Отвали!». Ведьмочка без труда его поняла, но не вняла.

— Так не пойдет! — заявила она. — Ты должен быть веселым, как всегда, иначе мне совсем не весело!

— Сожалею, — вновь кратко отозвался я, а зашифрованное послание вновь твердило «отвали!».

— Ну, давай я тебя развлеку! Сделаю, что только пожелаешь. Все!

— Отвали, — пожелал я, на этот раз, не подразумевая никакого скрытого смысла.

Миа хмыкнула и действительно выполнила мое желание. Она отцепилась от руки (что я начал считать невозможным, сравнивая ее с гигантским паразитом, от которого можно избавиться лишь ампутировав конечность) и всем своим видом изображая обиду, пристала к Владику, который и так до чертиков ее боится. Теперь же он и вовсе перестанет спать по ночам. Бедный мальчик, вот только мне его совсем не жаль. Избавиться бы еще и от надзирателей.

Уловив брошенный на него взгляд, ко мне обратился Восьмой:

— Может над чем задумались, что настроение подпортилось, господин?

— Ты еще не лезь! — рявкнул я на него.

Прошли еще немного. Я остыл, что в такую мерзкую погоду и с таким скверным настроением непросто. Вот странно: вроде под действием холодной воды остывание должно проходить скорее — ан нет! Под этой моросью жар гнева только разгорается сильнее. Но все же я приутих, и заговорил, ни к кому конкретно не обращаясь, озвучивая терзавшие меня мысли:

— Думал, вот, что я делаю и зачем. Вылупился такой весь из себя белый, со сверкающими перьями, Феникс, сам, по сути, являясь еще ребенком, потому как ничего не знаю об этом мире и его законах, да и начал наводить свои порядки. Что нравится мне — оставим. Что противно — отбросим. Так получается?!

А может и не нужно играть эту роль? Может лучше просто сидеть тихо, да потихоньку мыслить, как вернуться домой. Ведь моя жизнь не такая уж и плохая. Да и вообще я только начал ее жить! А тут этот мир нарисовался, со всем волшебством и войнами… И не спросил я сам себя: «А оно мне надо?! А нужен ли я этому миру?». И «не нужен», и «не надо» — вот те ответы, что получи бы я, если бы задумался. Но я не задумывался. Нет. Словно пелена окутала сознания, и нет уж той ясности, той четкости мысли, что всегда помогала учиться. Нахожусь словно в тумане, прям как тот ежик из мультика! И ничего не понимаю. Но вот что странно: сколько бы не происходило странного, страшного, доброго, неожиданного, я все равно ничему не удивляюсь и все время принимаю все довольно спокойно! Никогда не замечал за собой подобного. Никогда и не думал, что смогу спокойно принять существование всяких магов, да личей и при том даже и не подумать: «А не сошел ли я с ума? Не пора ли звонить братьям-медикам?»

А между тем мысли путаются; сознание плывет; и я совсем не могу понять о чем хотел говорить в самом начале… Не понимаю, что со мной?!

Мир вокруг действительно закружился, завертелся и сделался туманным. Я почувствовал, что уже не чую ног и заваливаюсь навзничь. Не давая мне упасть, меня подхватили чьи-то руки и раздались приглушенные, словно слоем ваты, голоса:

— У него жар…

— Несите осторожно… под ель…

Сквозь спутанность мыслей и периодическую потерю сознания, я улавливал разные запахи, да иногда с трудом открывая глаза, видел силуэты людей, но никого не узнавал. Все, что я сумел понять, так это то, что я заболел.

Почти два дня я пролежал, не приходя в себя. Случится больным, являясь единственным в отряде дипломированным специалистом по борьбе с болезнями, оказалось не слишком удобно и моим товарищам приходилось творить надо мной свои колдовские ритуалы, о которых они ничего мне не поведали, да я и не хотел ничего такого знать… Еще расскажут как меня обмазывали испражнениями местных животных — так я сам не свой буду. Но каково бы ни было их лечение, оно оказалось достаточно эффективным (или это я справился с болезнью?).

Очнувшись, я захотел есть. А поев, осознал, что полностью здоров. Все вздохнули с облегчением, что сделало мне приятность: все же переживают за меня! Очень удачно складывалось и то, что никуда спешить нам не нужно, и задержка, хоть и на два дня, не помешала нашим планам. Настроение вновь стало обычным. От всех прежних эмоциональных вспышек осталось лишь чувство горечи и позднего раскаяния. Посчитав, что я был несправедливо суров с товарищами, я извинился, что, впрочем, встретилось удивлением — они не могли понять, как это их командир, непогрешимый Феникс, может быть в чем-то неправ, тем более со своими непосредственными подчиненными. Многое еще следует узнать о нравах этого мира… особенно если я желаю так круто вмешиваться в его дела.