Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине) - Вячеслав Васильевич Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примет ли его Патриарх, батюшка не знал. Он летел в Москву без всяких договоренностей с кем бы то ни было, полагаясь лишь на волю Божию и полученное от отца Серафима благословение. Примет – слава Богу, нет – тоже. Может, его и вовсе нет в столице: здоровье 89-летнего человека требовало пристального внимания врачей.
Пока шел от метро, замерз порядком: шутка ли, минус двадцать четыре!.. И когда говорил сидевшему за письменным столом дежурному иеромонаху о цели своего визита, даже голос дрожал от холода, и пальцы рук ходили ходуном, особенно левой: она с тюремных времен всегда болела от стужи. Первая же новость обрадовала: Патриарх находился в Москве, более того – в резиденции.
– Давайте прошение, я передам, – буднично отозвался дежурный.
– Мне подождать?..
– Да, подождите. Я доложу Даниилу Андреевичу.
Батюшка подавил вздох. Личный секретарь Святейшего Даниил Андреевич Остапов мог продержать у себя прошение сколь угодно долго. Но, к удивлению отца Иоанна, вторая преграда тоже пала на диво быстро: дежурный вернулся буквально через минуту и сообщил, что Остапов сразу же передал прошение Патриарху.
Еще через пятнадцать минут на столе дежурного тихо затрещал телефон. Иеромонах снял трубку, выслушал говорившего и после этого пригласил отца Иоанна пройти в приемный зал.
Батюшка впервые был в резиденции и с любопытством осматривался вокруг. Из приемного зала, судя по всему, можно было попасть непосредственно в приусадебный сад с беседкой. Лестница вела из зала в антресоли и мезонин. Стены украшали душеполезные картины. Пахло ладаном. Все в обстановке дышало благочестием и простотой и одновременно навевало воспоминания о старой, чинной московской усадьбе, каковой и была когда-то Патриаршая резиденция…
Неслышно растворились двери в соседнюю комнату, и оттуда медленно, опираясь на посох, показался седой Патриарх. Отец Иоанн склонился под благословение. В руках Святейший держал адресованное ему прошение.
– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа… Ну что же, отец Иоанн… От старца Серафима я получил письмо, где он испрашивал прощения за твой самочинный постриг ради смертного случая. «Здоровье мое слабое, и я чувствую, как моя жизнь сокращается…» – заглянув в машинописную бумагу, задумчиво процитировал Патриарх строки из прошения и проницательно посмотрел на священника. – А помнишь ли ты случай из жизни Амвросия Оптинского?
– Да, Ваше Святейшество. Его постригли в великую схиму, когда он почти умирал.
– …и прожил он после этого еще больше сорока лет, – договорил Патриарх. – Известно много случаев, когда предсмертный постриг исцелял человека. Надеюсь и верю, что так будет и с тобой…
Святейший сделал небольшую паузу и чуть дрогнувшим голосом произнес:
– Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного.
Отец Иоанн снова склонился под благословение. Патриарх передал ему прошение и неторопливо вышел.
…Уже на улице, закрыв за собой дверь резиденции, отец Иоанн развернул поданную ему бумагу. В верхнем левом углу на машинописном тексте стояла рукописная резолюция: «1.II.1967. Божие благословение иеромонаху Иоанну на его иноческий путь. П. Алексий». Выдохнул… И сам почувствовал, как на лице помимо воли появляется счастливая улыбка.
А Патриарх, стоя у окна, вспоминал тот осенний день 1945-го, когда в Богоявленском соборе возглавлял иерейскую хиротонию отца Иоанна. Помнились и другие дни: 1950-го, после похорон отца Александра Воскресенского, и 1955-го, когда в машине он сказал митрополиту Николаю о том, что его попытки освободить отца Иоанна увенчались успехом. Но сейчас память влекла именно в тот холодный, со снегом октябрьский день, когда он держал ладонь на голове новопоставленного священника с московской окраины…
– Храни тебя Господь, отец Иоанн, – чуть пошевелил губами Патриарх, осеняя крестом удалявшегося по замороженному Чистому переулку иеромонаха…
Касимов, февраль 1967 года
Двери Никольского храма были открыты настежь. Но желающие уже давно не могли попасть внутрь церкви. Все ее пространство было заполнено людьми до предела. Сжимая в руках сретенские свечи, они поднимались на цыпочках, стремясь увидеть и услышать происходящее на амвоне. На глазах у многих блестели слезы. Их не стеснялись ни женщины, ни мужчины, ни старики, ни молодежь, которой в храме было немало. То и дело слышались громкие всхлипывания, кто-то кашлял, пытаясь унять волнение…
– Дорогие мои, сегодня, в праздник Сретения Господня, я прощаюсь с вами, – негромким, взволнованным голосом говорил стоящий на амвоне отец Иоанн. – Но, удаляясь от вас телесно, я не удаляюсь от вас духовно. Я вам дорожку протопчу в Псково-Печерский монастырь…
Подходившие к кресту люди с плачем целовали отца Иоанна, что-то сбивчиво говорили ему на прощанье. Другие неподвижно, безмолвно смотрели на батюшку, словно надеясь навсегда запечатлеть его образ у себя в душе и сердце.
…О своем постриге батюшка не рассказывал никому, кроме отца Виктора Шиповальникова. А вот о скором уходе в монастырь – сказал. Отец Владимир Правдолюбов даже начал заранее готовить приход к расставанию с любимым настоятелем, говоря в проповедях о скорбях, которые нужно переносить стойко. Но все равно новость о том, что отец Иоанн покидает Касимов, стала для местных верующих, для всей Рязанщины тяжкой духовной раной. На это наложилась горестная весть о кончине старого заштатного протоиерея отца Иакова Цветкова. 13 февраля шестеро касимовских священников во главе с отцом Иоанном провожали его в последний путь.
Вечером собрались в квартире у Правдолюбовых на Луначарского, соборовались. После таинства в последний раз встретились за столом. Обращаясь к матери отцов Анатолия и Владимира, Лидии Дмитриевне, отец Иоанн сказал:
– Меня много раз переводили с места на место. Много я переезжал. Но отовсюду легко, потому что был один. А здесь нашел семью: и маму, и братьев, и сестер. Столько теперь у меня родных, и таких любимых, что трудно прощаться и уезжать…
В соседней комнате тихо всхлипывала 26-летняя дочь отца Анатолия, Лидия. Отец Иоанн неслышно прошел к ней, следом вошел крупный, немного неуклюжий Сергей Правдолюбов.
– Ну что ты, Лидочка, не надо, не огорчайся. Да, сейчас полоса нелегкая, но она пройдет,
