10 гениев литературы - Елена Кочемировская

Первые произведения Толстого поразили литературных критиков смелостью психологического анализа. Некоторые идеи, появившиеся в эти годы, позволяют угадывать в молодом артиллерийском офицере позднего Толстого-проповедника: он мечтал стать основателем «новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле».

Толстому было двадцать семь лет, когда он писал эти строки. Он, можно сказать, начал и закончил свою жизнь с одним желанием – стать мессией, быть избранным для осуществления некой высшей задачи. К тому моменту в его дневнике уже была запись: «Есть во мне что-то, что заставляет меня верить, что я рожден не для того, чтобы быть таким, как все».

Толстой пользовался репутацией храброго офицера и имел все шансы сделать хорошую карьеру, но сам себе все «испортил», написав сатирическую песенку, на манер солдатских, об одном неудачном сражении. Песенка, задевавшая многих важных генералов, имела огромный успех и, конечно, повредила автору.

После сдачи Севастополя Толстого отправили курьером в Петербург (там он написал «Севастополь в мае 1855 г.» и «Севастополь в августе 1855 г.»). Он приехал, окруженный двойным ореолом, – героя, вышедшего из ада осажденного города, и восходящего литературного светила первой величины. «Севастопольские рассказы» окончательно укрепили его известность как одной из главных «надежд» нового литературного поколения.

Толстой зажил в Петербурге шумной и веселой жизнью. Его встретили с распростертыми объятиями и в великосветских салонах, и в литературных кружках. «Вернулся из Севастополя с батареи, – рассказывал Тургенев Фету, – остановился у меня и пустился во все тяжкие. Кутежи, цыгане и карты во всю ночь; а затем до двух часов спит, как убитый. Старался удерживать его, но теперь махнул рукой». Толстой особенно близко сошелся с Тургеневым и даже жил с ним некоторое время на одной квартире. Вообще же, отношения с Тургеневым были сложными – писатели постоянно спорили, ссорились, раздражали друг друга. Через много лет эта дружба-вражда закончилась скандалом, после которого Толстой несколько раз вызывал Тургенева на дуэль (тот от дуэли отказался).

Тургенев ввел Толстого в кружок «Современника» и других литературных корифеев: он поддерживал приятельские отношения с Некрасовым, Гончаровым, Панаевым, Григоровичем, Дружининым, Сологубом.

Однако вскоре Лев Николаевич перестал общаться с близким ему кружком писателей. Он, столбовой дворянин, не понимал богемы и никак не мог признать литературную деятельность чем-то возвышенным, чем-то таким, что освобождает человека от необходимости стремиться к самоусовершенствованию и всецело посвящать себя благу ближнего. На этой почве возникали ожесточенные споры, осложнявшиеся тем, что Толстой не стеснялся прилюдно отмечать в своих приятелях черты неискренности и аффектации. В результате «люди ему опротивели, и сам он себе опротивел».

Осенью 1856 года Толстой вышел в отставку, оставив военную службу. Казалось, «теперь жизнь писателя определена, – писал В. Вересаев. – Общепризнанный талант, редакции наперебой приглашают его в свои журналы. Человек он обеспеченный, о завтрашнем дне думать не приходится, – сиди спокойно и твори, тем более, что жизнь дала неисчерпаемый запас наблюдений. Перебесился, как полагается молодому человеку, теперь впереди – спокойная и почетная жизнь писателя. Гладкий, мягкий ход по проложенным рельсам. Конец биографии. Но не так у Толстого. Биография только начинается».

Да, Толстой одно за другим писал произведения, восхищающие современников. Но вместе с тем он уехал к себе в Ясную Поляну и взялся за сельское хозяйство, стремясь максимально погрузиться в крестьянские заботы. Николай Толстой рассказывал Фету: «Левочка желает все захватить разом, не упуская ничего, даже гимнастики. Конечно, если отбросить предрассудки, с которыми он так враждует, он прав: гимнастика хозяйству не помешает; но староста смотрит на дело иначе: «Придешь, говорит, к барину за приказанием, а барин, зацепившись одной коленкою за жердь, висит в красной куртке головою вниз и раскачивается; волосы отвисли и мотаются, лицо кровью налилось; не то приказания слушать, не то на него дивиться».

Работники имения пахали, косили, молотили; и Толстой не мог оставаться зрителем: ему непременно нужно было всему этому научиться. Среди крестьян особенно выделялся работник Юхван, и Толстой перенял все его приемы, начал «юхванствовать». Это выражение – «юхванствовать» – закрепилось в семье Толстого для обозначения его сельскохозяйственных увлечений.

Лев Николаевич увлекался охотой, и однажды чуть не погиб, когда медведица повалила его в снег и начала грызть голову, – прорвала ему щеку под левым глазом и сорвала всю кожу с левой половины лба.

В начале 1857 года Лев Толстой отправился за границу. Он побывал во Франции, Италии, Швейцарии, Германии (швейцарские впечатления отражены в рассказе «Люцерн»), осенью вернулся в Москву, затем в Ясную Поляну. Западная Европа произвела на него неожиданно плохое впечатление. Косвенно оно выразилось в том, что нигде в своих сочинениях писатель ни одним добрым словом не обмолвился о заграничной жизни, нигде не поставил культуру Запада в пример. Напрямую свое разочарование в европейской жизни он высказал в рассказе «Люцерн».

В 1859 году Толстой открыл в деревне школу для крестьянских детей, помог устроить более 20 школ в окрестностях Ясной Поляны, и это занятие настолько увлекло его, что в 1860-м он снова отправился за границу, чтобы познакомиться со школами Европы. Полтора месяца провел в Лондоне, был в Германии, Франции, Швейцарии, Бельгии, изучал популярные педагогические системы, в основном не удовлетворившие писателя. За границей его интересовало только народное образование.

Глубоко серьезному настроению Толстого во время второго путешествия содействовало еще то, что на его руках умер от чахотки любимый брат Николай. Его смерть произвела на Толстого огромное впечатление и сыграла большую роль в том мировоззренческом перевороте, который произошел в душе писателя десятилетием позже.

Толстой вернулся в Россию в апреле 1861 года, после освобождения крестьян. После Манифеста 19 февраля он рассказывал: «Что касается до моего отношения тогда к возбужденному состоянию общества, то должен сказать (и это моя хорошая или дурная черта, но всегда мне бывшая свойственной), что я всегда противился невольно влияниям извне, эпидемическим, и что, если я тогда был возбужден и радостен, то своими особенными, личными, внутренними мотивами – теми, которые привели меня к школе и общению с народом».