10 гениев литературы - Елена Кочемировская

Толстой изменил свое первоначальное намерение и решил все же «вступить юнкером в конно-гвардейский полк», но потом снова передумал: «теперь же я этот план оставляю только в том случае, ежели экзамена не выдержу, и война будет серьезная». Вероятно, он не нашел войну достаточно «серьезною», потому что на военную службу не поступил. В конце концов, «наступила весна, и прелесть деревенской жизни снова потянула в имение» – Толстой вернулся в Ясную Поляну и следующие три года жил то в Москве, то в деревне.

Религиозные настроения, доходившие до аскетизма, чередовались с кутежами, картами, поездками к цыганам. В семье его считали «самым пустяшным малым», а сделанные тогда долги ему удалось отдать лишь много лет спустя. Будучи стесненным в деньгах, он замышлял даже торговое предприятие: хотел снять почтовую станцию в Туле. К счастью, из этого ничего не вышло, и Толстой избежал, таким образом, многих бедствий, которые последовали бы, займись он столь несвойственным для него родом деятельности.

В этот период жизни Толстой особенно интересовался музыкой (он недурно играл на рояле и очень любил классических композиторов). Во время поездки в Петербург в 1848 году он где-то встретил опустившегося немца-музыканта, которого привез в свое имение. Немец совершенно спивался, и Толстой решил стать его спасителем. В Ясной Поляне они вместе музицировали: немец на скрипке, а Толстой на рояле. Много времени уходило также на кутежи, игру и охоту.

Все это время граф не вел дневник – ему было некогда. Только с половины 1850 года он снова взялся за записи и начал, конечно, с покаяния и самобичевания, выражая желание откровенно записать свои воспоминания о «беспутно проведенных 3-х годах своей жизни». Его жизнь, по собственному свидетельству писателя, была настолько зряшной и беспутной, что он готов на любое ее изменение. Так, когда один из родственников Льва Николаевича ехал в Сибирь, Толстой вскочил к нему в тарантас в чем был, и не уехал, кажется, только потому, что не надел шапки.

Этот период жизни окончился с внезапным отъездом Льва на Кавказ в 1851 году. Однажды в Ясную Поляну приехал служивший на Кавказе брат Толстого, Николай, и стал звать его с собой. Толстой долго не поддавался на уговоры брата, пока крупный проигрыш в Москве не помог принять решение. Чтобы расплатиться с долгом, надо было сократить расходы до минимума, а в Ясной Поляне это было невозможно – и весной 1851 году Толстой уехал на Кавказ, не имея никакой определенной цели.

Братья выехали из Ясной Поляны 20 апреля и пробыли недели две в Москве, потом заехали в Казань. Там Лев Николаевич встретил Зинаиду Молоствову и влюбился в нее. Но из-за своей застенчивости он так и не решился сказать о своей любви, и увез свое чувство на Кавказ.

Почти три года Толстой прожил в казачьей станице на берегу Терека, выезжая в Кизляр, Тифлис, Владикавказ и участвуя в военных действиях на добровольческих началах. Вскоре он решил поступить на военную службу, но не хватало каких-то бумаг (граф всю жизнь отличался крайним пренебрежением к документам), их пришлось добывать, а тем временем Толстой прожил около 5 месяцев в полном уединении в Пятигорске. Значительную часть времени он проводил на охоте, в обществе казака Епишки, фигурирующего в «Казаках» под именем Ерошки.

Осенью 1851 года Толстой, сдав в Тифлисе экзамен, поступил юнкером в 4-ю батарею 20-й артиллерийской бригады, стоявшей в казацкой станице Старогладове, на берегу Терека, под Кизляром.

Кавказская природа и патриархальная простота казачьей жизни, поразившая Толстого по контрасту с бытом дворянского круга, дали материал для автобиографической повести «Казаки» (1852–1863), отразились в рассказах «Набег» (1853), «Рубка леса» (1855), в поздней повести «Хаджи-Мурат» (1896–1904, опубликована в 1912). Вернувшись в Россию, он записал в дневнике, что полюбил этот «край дикий, в котором так странно и поэтически соединяются две самые противоположные вещи: война и свобода».

В станице Толстой начал писать художественную прозу, и в 1852 году отослал в редакцию «Современника» первую часть автобиографической трилогии «Детство». Интересно, что среди многочисленных биографических фактов нет никаких данных, указывающих на то, что Толстой раньше пробовал себя в литературе. Сравнительно позднее начало творческой деятельности очень характерно для писателя: он никогда не был профессиональным литератором. Писательские интересы всегда стояли у Толстого на втором плане: он писал, когда назревала потребность высказаться. В остальное время Лев Николаевич был светским человеком, офицером, помещиком, педагогом, мировым посредником, проповедником, учителем жизни и т. д. Он никогда не принимал близко к сердцу интересы литературных партий, неохотно беседовал о литературе, предпочитая разговоры о вопросах веры, морали, общественных отношениях.

Повесть «Детство» Толстой отправил в «Современник» инкогнито (она была напечатана в 1852 под инициалами Л. Н. Т. и вместе с позднейшими повестями «Отрочество», 1852–1854, и «Юность», 1855–1857, составила автобиографическую трилогию). Дебют принес Толстому настоящее признание. Автора сразу причислили к корифеям молодой литературной школы, наряду с прославленными Тургеневым, Гончаровым, Островским.

Автор «Детства» провел на Кавказе два года, участвуя во многих стычках и подвергаясь всем опасностям боевой жизни. Он был даже представлен к Георгиевскому кресту, но из-за путаницы в документах так и не получил этот орден, чем был очень огорчен.

Когда в конце 1853 года вспыхнула Крымская война, Толстой перевелся в Дунайскую армию, получил назначение в Бухарест, но штабная жизнь вскоре наскучила ему. Он перевелся в Крымскую армию, в осажденный Севастополь, где командовал батареей 4-го бастиона, проявив редкую личную храбрость (награжден орденом св. Анны и медалями).

В Севастополе Толстой был с ноября 1854 года по конец августа 1855 года. Несмотря на все ужасы осады, Лев Николаевич написал в это время рассказ из кавказской жизни «Рубка леса» и первый из трех «Севастопольских рассказов»: «Севастополь в декабре 1854 г.», который отправил в «Современник». Рассказ произвел потрясающее впечатление картиной ужасов, выпавших на долю защитников Севастополя (его прочитал даже Александр II).

Первые произведения Толстого поразили литературных критиков смелостью психологического анализа. Некоторые идеи, появившиеся в эти годы, позволяют угадывать в молодом артиллерийском офицере позднего Толстого-проповедника: он мечтал стать основателем «новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле».