Оборонная инициатива - Михаил Токмаков

– Что?!

– А?!

– Что?! – повторил Лютер, громче и с нажимом.

Девица отшатнулась, из-за её спины выскочил и бросился в атаку огромный чёрный машин-пёс. Через полсекунды Лютер обнаружил себя сидящим в седле и бешено молотящим педалями, ещё через полсекунды заметил, что робот вприпрыжку мчится за ним. Хозяйка машин-пса легко могла отозвать его, но то ли растерялась, то ли не захотела сделать этого; она осталась где-то далеко позади, и Лютер уже не смог разглядеть её на маленьком экранчике заднего обзора. Преследователь напирал, из его пасти, как слюна, брызгали слетавшие с закруглённых зубов-электродов разряды. Беглец прижался к рулю и налёг на педали ещё сильнее, потом вспомнил, что можно ещё переключиться на высшую передачу, но тут же выяснил, что уже успел это сделать, и разгоняться больше некуда. Тогда Лютер направил велосипед в самую гущу пешеходов. Он рисковал сшибить кого-нибудь, но для машин-пса всполошенные люди были ещё большей проблемой: сложная программа заставляла его огибать их на условно-безопасном расстоянии, теряя на этом время. Ездок лихо пролетел между углом здания и парочкой толстух в ярких тряпках и оказался на своей улице; при виде чудовища, тётки завизжали и бросились в стороны, а робот, увёртываясь, выскочил на проезжую и чуть не оказался под машиной. Теперь ему нечего было и надеяться догнать Лютера: тому оставалась пара сотен метров до родного двора. С помощью кнопки-виртограммы, появившейся перед глазами, ездок распахнул ворота, такие же, как перед домом Зенгера, и заскочил внутрь периметра. Створ, не дойдя до упора, покатился обратно; машин-пёс попытался проскочить, но не успел: подобно лезвию гильотины, створ вошёл между головой и туловищем и прижал робота к штанге.

Сам Лютер только с трудом, с юзом, смог остановить велосипед всего в нескольких шагах от стены. Оставшись в седле, он жадно глотал воздух и разглядывал застрявшую зверюгу. Машин-пёс нелепо разинул отделанную фальшивой бронзой пасть и, упираясь всеми лапами, силился вырваться из ловушки, но получалось у него только по-дурацки вертеть задом: зазор был слишком узок, чтобы в него пролезла голова, и тело смогло бы освободиться, только избавившись от неё. Через пару минут за воротами остановилось такси с хозяйкой робота; увидев, что сталось с её охранником, девица всплеснула руками и выплюнула сгусток брани, состоящий из французских, арабских и немецких ругательств. Пока арабка вертелась перед воротами, Лютер заснял её на камеры своих очков; она же, заметив его, приняла вызывающую позу.

– А ну, освободи мою собственность!

Лютер, ухмыльнувшись, показал ей средний палец и направился к своему подъезду, ведя велосипед за седло.

– …Куда пошёл?! Вернись!.. Ах, так?! Ну, я тебя запомнила, немчура! – Арабка полоснула себя ребром ладони по горлу.

– Это я запомнил тебя, чурка! – прорычал Лютер.

Он медленно поднимался на крыльцо, поглощённый своими мыслями, и не обратил внимания, что дверь подъезда распахнулась раньше, чем он дошёл до неё. Разбудило Лютера нечто с размерами кошки, пропорциями лягушки и трещащее электричеством – оно вылетело из подъезда, кажется, прямо ему в лицо. Юнец рефлекторно оттолкнул от себя велосипед, который держал на руках, и спрыгнул с последней ступеньки вниз; велосипед, подпрыгнув на рессорах, срикошетил от стены и полетел вслед за хозяином. На площадке бешено скакал ещё один, маленький машин-пёс, чуть ли не целиком состоящий из пасти.

– Да чтоб ты сдохла, злобная мелкая сука!..

– Что-о?! – воскликнула появившаяся из дверей старушенция.

– Я Вашей твари, фрау Ингеле. А Вы что, не в курсе, что нельзя травить людей роботами?!

– Блонди не причинила тебе никакого вреда! Смирно, Блонди!

– Из-за этого куска дерьма я чуть не свернул шею! – проворчал Лютер, склонившись над велосипедом.

– Так нечего ездить тут! Разъездился со своими чемоданчиками! Ты думал, я не вижу?! Я всё вижу! Наркотики распространяешь, небось, нацистская поросль! Куда только смотрят твои родители и полиция! Ещё раз увижу тебя с чемоданчиком – обязательно заявлю в полицию!

– Ну-у… – Лютер подхватил велосипед и в два прыжка оказался на площадке. Старуха отшатнулась и прижалась к стене, Блонди встала наизготовку. – Ну попробуй. С дороги!

Фрау Ингеле неохотно посторонилась.

– Это тоже твоих рук дело, м-м? – спросила она про мечущуюся у ворот арабку.

Он молчком прошёл в подъезд.

* * *

Лютер по одной выложил из принтера на стол свежие отливки, критически осмотрел каждую и мысленно похвалил себя за отличную работу. Он взял два блока и уже хотел соединить их друг с другом, но тут кто-то попытался открыть дверь комнаты снаружи.

– Ты опять заперся, – констатировала фрау Шпальтерманн. Стены и дверь были почти совершенно звуконепроницаемы, но голос родительницы звенел прямо в ухе Лютера. – Открывай. Есть разговор.

– Я работаю.

– Вот об этом я и собираюсь говорить! Открывай!

– Нечего ломиться в мою дверь. Я сейчас выйду.

Фрау Шпальтерманн недовольно фыркнула.

– Он указывает мне! Ну хорошо, я жду.

– Чую, без грёбанной бабки здесь не обошлось… – пробубнил Лютер себе под нос. Он запер отливки в ящике стола; выйдя из комнаты, запер её тоже. Семейство уже собралось в столовой: герр Шпальтерманн, как всегда, выглядел пугливо-отстранённым от действительности, фрау Шпальтерманн – напротив, избыточно уверенной в себе, только что руки в боки не упирала. Лютер уселся за стол.

– Я слушаю.

– Говорила уже сто раз, и повторю в сто первый и последний: не смей запираться! Больше я этого не потерплю. Это мой дом, и я здесь устанавливаю правила общежития.

– А это, – Лютер указал на дверь, – моё жизненное пространство, и устанавливать правила там буду только я. Давай к делу.

– Тебе придётся свернуть свой так называемый «бизнес». Сегодня мне звонила фрау Ингеле…

– Это я и сам понял.

– Не перебивай! Сегодня мне звонила фрау Ингеле! Она в курсе, чем ты занимаешься, и грозится заявить в полицию, если это не прекратится!

– По той её версии, которую она озвучила мне лично, я наркотой торгую. Тебе она высказала то же самое?

– Да неважно, что! Если она заявит в полицию – полиция начнёт копать и докопается! То, чем ты занимаешься, называется «незаконная коммерческая деятельность» и «уклонение от уплаты налогов», и уличить тебя в этом – два счёта, если копнуть чуть глубже! Раньше я закрывала на это глаза, но сейчас я запрещаю тебе твою коммерцию! Нарушаешь закон ты, а отвечать нам с отцом!

– А я плевал на твои запреты!

– Что-о?!

– Что слышала! – Лютер вскочил со стула. – Первое: я не школьница, чтобы исполнять твои команды! Второе: с конспирацией у меня полный порядок, и в реале, и в виртуале. И третье: на бабку я найду управу. Ещё вопросы есть?! Вопросов нет!

– Сейчас же перестань хамить мне! Скажи ему, Рихард!

– Что я ему скажу? – встрепенулся герр Шпальтерманн, до этого момента разглядывавший что-то на экране планшетника с таким видом, будто разборка его не касается.

– И в самом деле, что он может сказать без команды?

– Скажи ему, чтобы перестал хамить мне!

– Прекрати так разговаривать с матерью, – старательно выговорил герр Шпальтерманн, после чего вопросительно уставился на жену: достаточно? Фрау Шпальтерманн скривилась, Лютер ухмыльнулся.

– Дела Отечества покатились под откос в тот самый момент, когда немецкие мужчины подчинились бабам. – Он дёрнул отца за вялые пальцы, тот отдёрнул руку, чем вызвал новую усмешку. – Опидорасились…

Герр Шпальтерманн вспыхнул, но ничего не ответил.

– …Сейчас вы отращиваете бороды, как у черножопых обезьян, но с ними вы похожи не на мужиков, а на бородатых баб.

– А ну заткнись, щенок! – взорвался отец семейства. – Пока ещё я содержу тебя!

– Ты хотел сказать «мы», – поправила фрау Шпальтерманн.

– Да, именно так. Дорогая.

– У меня есть свой заработок.

– Раз ты такой умный – значит, будешь платить мне за проживание! – бросил отец Лютеру в спину.

– Хрена с два. У вас нет права брать с меня деньги, пока я несовершеннолетний.

– Не волнуйся, скоро появится!

– Тогда я свалю в какую-нибудь конуру и буду платить её хозяину.

– Деньжонок-то хватит? Что-то я сомневаюсь. Нелегальных двух-трёх сотен в месяц, которые у тебя получается – иногда – сделать, маловато будет.

– Значит, найду ещё работу.

– Будешь в порту тюки таскать, под чурбаном-начальником! – Фрау Шпальтерманн брезгливо фыркнула.

– Ты бы лучше, об образовании подумал, дурень.

– Об образовании?! – Лютер прошёл обратно к столу и упёрся кулаками в крышку. – Я бы не прочь, честное слово!.. Но вот только на всех дверях надписи «немцев не принимаем!» Если ты – чурбан или хотя бы муслим, тогда другое дело: будь ты хоть умственно отсталый – дорога в любой университет тебе открыта. Если же нет – будь ты хоть сам Эйнштейн, но образования тебе не видать, даже за деньги.