Ветер - Таня Трунёва

– А кто этот мужчина рядом с ней? Не отходит – поинтересовалась врач, только что вошедшая в перевязочную.

– Муж, должно быть. Говорили, тоже геолог. Симпатичный, просто красавец, – вздохнула одна из медсестёр.

– Вы бы шли уже, Николай Алексеевич. Нелочке отдыхать надо, – прошептала вошедшая в палату врач.

– Нет-нет, Коля, побудь ещё немного. Мне нужно кое-что тебе сказать, – прохрипела забинтованная женщина с больничной койки.

Николай наклонился ближе, поглаживая каштановые волосы жены.

– Здесь я, родная, не волнуйся. Ты силы береги. Завтра тебя прооперируют – тогда и наговоримся.

– Я, Коля, вот что, я сказать хотела. Только ты слушай спокойно. Хоть тяжело мне, а надо сказать, – прошептала женщина. – Помнишь, слух пошёл: у кого-то из сестёр, родственниц наших, девочка родилась? Всякие сплетни тогда ходили. А мне сердце будто что-то подсказывало.

Неля вздохнула, хватая воздух сухим ртом, и продолжила:

– Я тогда без предупреждения к Степаниде нагрянула. Она одна с девочкой была. Видела я малышку, Коля. Твоя это дочка! Я сразу догадалась.

Мужчина привстал с кровати:

– Неля, милая! Бредишь ты! Это всё лекарства! Какая дочка? Где? Кроме тебя, нет у меня никого и не было!

Он нежно погладил руку жены.

– Ты слушай, слушай, Коля, – слова клокотали в её горле.– Я тебя ни в чём не виню. Лучше мужа и друга, чем ты, не бывает. Только я всё прикинула: тогда, семь лет назад, когда я уезжала, Катя у нас ночевала. Я видела, как она тебя любит. Не виню тебя, милый, всё бывает… Год назад я девочку видела, ей тогда пять было. Она как взглянет, как повернётся – все ты. Не в бреду я. Я тогда её потихонечку сфотографировала, пока Степанида на кухне крутилась. Придёшь домой – на второй полке в книге Жорж Санд «Консуэло» её фото. А имя у неё сказочное – Ариадна. Такая разумная! И танцует, и поёт.

Неля перевела дыхание, показывая на стул, стоящему в нерешительности мужу.

– Я тут подумала, – продолжала она, – в школу ей пора. Воспитываться, развиваться. Катя-то после того убийства за границу подалась, у Светки – своя жизнь, а Степанида стара уже. Возьми девочку, Коля. Я старалась хорошей женой быть, да детей тебе не родила, сколько ни пыталась. А теперь. Не выжить мне. Я уже и маму видела во сне. Ждёт она меня там, говорит, не бойся.

Николай склонился над кроватью:

– Что ты такое говоришь, милая? У этого хирурга руки золотые. Мы тебя выходим!

Слёзы давили Николою горло, он гладил Нелину руку не в силах принять сказанное.

– Пациентку надо ко сну приготовить, – тихо предупредила вошедшая медсестра.

– Ты поспи, милая. Завтра увидимся. – Коля медленно направился к двери, оглянувшись на прощание…

Пробуждение

Катька стояла посреди комнаты, держа в руке телеграмму. Рыдания вырывались из груди, и слёзы, ручейками стекали к подбородку. Снайперши в оцепенении шушукались. Появилась Лайма: «Что? Что случилось?»

«Мама! Мама умерла! А я даже не успею на похороны! Как же так?» – всхлипывала Катя. Раздвинув стоящих, вперёд вышла молодая женщина в стёганой охотничьей тужурке. Русая, сероглазая. Подойдя поближе, она прошептала: «Я уже давно умерла, доченька. Когда тебя родила. Торопиться на похороны не надо. А тебе жить ещё долго, и я тебя от пули заслоню».

Катька пошевелилась, застонав от боли. Сон растворился, и вместо русой женщины сквозь полуприкрытые веки она увидела черноволосую чеченскую девушку, склонившуюся над ней:

– Ты, ты очнулась? Слышишь меня?

Катька кивнула. Тугие бинты стягивали ей плечо и руку. Это был госпиталь: врачи, санитарки – всё устроено, как в хорошем военном гарнизоне.

Через некоторое время появилась прихрамывающая Нина, которая была очень рада Катькиному «пробуждению».

– Слышь, Перец, хорошо, что ты слух и зрение не потеряла. Больше суток в сознание тебя не могла привести! Контузия это. Тогда там, в ущелье, из гранатомёта нас федералы обстреляли. Как они нас вычислили в горах – до сих пор не известно. Мне вот ногу задело, а тебя сильнее зацепило: рука сломана, в гипсе, и шею осколком порвало. Лайма с Ингрид тебя часа три через перевал на руках тащили.

Катя постаралась привстать. Боль резанула в шее и предплечье; левая рука ныла в стягивающей повязке.

– А как Люба? Как другие? – пьяно прохрипела она.

Нина медленно вздохнула:

– Про Любку забудь. Нет её больше. И ещё пятерых наших в клочки разнесло. Мы насилу успели убраться.

Они помолчали. В голове дробью звучали Любкины слова: «Не думай и не вспоминай». Вот она, точка невозврата.

– А знаешь, – оживилась Нина, – Руслан тобою очень интересуется, каждые два часа сюда заглядывает. Ох, видно, запал на тебя наш соколик! – Нина подсела ближе. – Тут на него некоторые наши глаз положили, да и Лайма сама бы не против. Говорят, у него в Ведено две жены-красавицы. Их сюда тайно привозят. А на тебя запал наш зеленоглазенький, такой гордый, наш «царь зверей»!

Прощание

В тесной хрущёвке толпился народ, пахло свечами и хвоей траурных венков.

– Когда выносить-то будем, хозяин? – мужик с широкой лямкой на плече обратился к Николаю.

– Погоди пока, – выдохнул тот. – Пусть жена ещё дома побудет, да и родственники с Усолья вот-вот подъедут.

На лестнице послышались торопливые шаги. Двое мужчин и две женщины внесли большой венок из кедровых и сосновых веток, на красной ленте золотом сверкала надпись: «Дорогой и любимой Нелочке от родственников. Вечная память».

Мужчины, вздыхая, жали Коле руку:

– Держись, Николай. Степанида соболезнования передавала. Хворает – не смогла приехать.

Коля понимающе кивнул. За последние дни виски его подёрнулись проседью. Запавшими глазами он следил за всем происходящим, до конца не веря, или не желая верить в реальность случившегося. Светка бросилась ему на шею с рыданиями:

– Коленька, горе-то какое! Молодая ведь совсем! Ушла от нас Нелочка!

Николай, взяв её за локоть, отвёл в сторону и хрипло прошептал:

– Ты, Света, после поминок задержись, пожалуйста. Разговор к тебе есть. Твоя помощь нужна.

Светка, всхлипывая, кивнула.

Фронтовые будни

Катька десять дней провалялась в госпитале, видясь только с Ниной, приходившей сюда на перевязку. Иногда удавалось выходить из больничных стен на воздух.

Снайперша сидела на поваленном дереве недалеко от госпиталя, наблюдая однообразную картину.

Выздоравливающие прогуливались что-то громко обсуждая; поднимая дорожную пыль, носились местные мальчишки; звенели оружием проходящие мимо боевики. Это был ещё один день военной передышки. Слыша привычные звуки, Катя смотрела на синее низкое небо, будто расплёсканное среди зубастых гор, совсем непохожее на высокое прозрачное сибирское поднебесье. И небо, и ветер с гор – всё ей казалось взрослее, повзрослела и она сама…

Руслан появился неожиданно. Он был, как всегда, в сопровождении двоих боевиков, державших руки на автоматах.

– Как себя чувствуешь? – сухо обронил командир.

– Нормально, – выдохнула Катя.

– Тут вот что, – продолжил он, – пока на задания ходить не можешь, будешь вместе с Ниной в учебном центре вновь прибывших стрельбе обучать – правая рука у тебя в порядке. Там же вас будут тренировать вот этому.

Из сапога он быстро вынул кинжал, который молнией заплясал в его руках.

– Человека прикончить ножом за две минуты можно: перерезать основные вены на запястьях, локтевых сгибах и под мышками, сонные артерии на шее с двух сторон и в паху. И это знать надо. Стреляешь ты классно, но патроны могут кончиться. Всякое бывает. Наши с кинжалом с детства управляться умеют, ну и ты научишься. А вот это для вас с Ниной.

Руслан что-то сказал своим сопровождающим, и один из них лихо достал из машины чучело человека, сделанное из старого матраца.

– Следи за моей рукой, – Руслан метнул в чучело кинжал, который со свистом вонзился в тряпичную шею. – Все точки отмечены, в каждую нужно метнуть раз двести.

– Двести?! – ахнула Катька.

– Да! – ласково, но твёрдо ответил Руслан. – И это приказ. Гипс снимут – левой рукой будешь учиться.

Всю следующую неделю Катька с Ниной с утра до вечера проводили в учебном центре, оборудованном в здании бывшей школы. Катя почувствовала, что мужчины не смотрят ей в глаза, видимо на это был особый приказ, хотя с Нинкой некоторые откровенно заигрывали.

Руслан, зайдя вечером посмотреть, как она метает ножи, покачал головой:

– Плохо! Недостаточно работаешь!

Он подошёл ближе. Положив руку на Катино плечо, стал показывать, как надо сгибать локоть. От этих прикосновений горячий комок, стиснув Катькины бёдра, поднялся к горлу. Она покачнулась.

– Что-то голова кружится.

– Бывает, после контузии, – вздохнул Руслан.

Талант

Коля открыл дверь, занося вещи: